Однако без такого поиска кропотливая
работа историков техники будет выглядеть бессмысленной, а роль техники в истории нашей экономики останется невыясненной.
Эстетический и исторический подходы к экспонатам здесь сочетаются, и об этом можно судить как по экспозиции, так и по предлагаемым комментариям – результату совместной
работы историков искусства и хранителей.
В последней
работе историк, сопоставляя цены на хлеб, определял тем самым покупательную способность рубля в разные периоды русского прошлого.
Обнаружение такого рода формул является важным условием
работы историка с сагами.
Географический фактор позволяет учесть как место жительства, так и место
работы историка.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: пацанячий — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Основанием всей
работы историка по-прежнему остаются поиск, отбор, интерпретация и систематизация источников.
Но речь здесь будет вестись не только о дипломатических переговорах – в противовес
работам историков дипломатии в прошлом, которые добровольно возлагали на себя такое ограничение.
Некоторые
работы историков химии, вплотную поработавших с аллегорическими изображениями, говорят, что бывает, что изобразительное искусство алхимиков зачастую описывает очень и очень смелые эксперименты.
Кстати говоря, и со стилистической точки зрения небольшую книгу можно считать лучшей из популярных
работ историка.
В основе
работы историка искусства лежат описание и анализ памятника.
Или, точнее, подобные исследования иногда становятся побочным продуктом научных
работ историков, экономистов, социологов и политологов, но углубляются специалисты в эти «вечные» вопросы как-то стыдливо.
Здесь и набор основных социальных «страхов», и, соответственно, образ желаемого будущего, а как следствие – и «рациональный оптимизм» (как вера в неограниченные возможности постигающего разума), и «социальный оптимизм» (как вера в восходящее развитие общества), и понимание исторического процесса как целостного, и требование к истории выявлять и объяснять если и не всеобщие законы общественного развития (они уже открыты и пересмотру не подлежат), то хотя бы некоторые его существенные закономерности, и, наконец, организация
работы историка.
Уникальный случай сам по себе ещё ни о чём не сигнализирует: для того чтобы он сообщил нам нечто о глобальных процессах, необходимо поместить его в определённый контекст, сопоставить с другими примерами, удачный или неловкий выбор которых сделает
работу историка более или менее убедительной.
Тем полезнее для читателя будет увидеть, как шла
работа историков и фольклористов, какие мнения сталкивались, как влияли на ход исследований настроения того или иного времени, суровый надзор государства и ещё более догматичный и нетерпимый диктат «прогрессивной, просвещённой общественности», в кругу которой вынуждены были вращаться, и из которой зачастую происходили сами исследователи русского эпоса.
Все эти вопросы и множество связанных с ними требуют
работы историков, анализа: выяснять, на каких традициях можно строить отношения.
Весь этот гигантский по своему объёму материал значительно упрощает
работу историка и непосредственно ведёт его к главной цели, к созданию из разорванных клочьев цельной картины последовательного развития художеств у того или иного народа и к раскрытию основ его художественного миропонимания.
При этих условиях работа по составлению настоящей книги вышла далеко за пределы обычной
работы историка искусства, ибо приходилось думать не столько о синтезе, о выводах из добытого ранее материала, сколько о самом добывании этого материала.
Современные представления о миграциях славян основаны на соединении результатов
работ историков, археологов и лингвистов.
Крупные
работы историков появились уже в послевоенные годы, они были посвящены работе тыла в 1941–1945 гг.
Что касается политики забвения, очевидно, не мешало бы подойти к делу, так сказать, сверху, я хочу сказать, с рассмотрения
работы историка.
То, что осталось от этого словесного потопа, составляет архив историка, к которому я обращусь в этой главе, вывернув наизнанку традиционный способ
работы историков с документами.
В своём исследовании я опираюсь на
работы историков костюма – как моих современников, так и предшественников.
Увы,
работы историка грешат неточностями и ошибками, прямыми аллюзиями и заимствованиями без соответствующих ссылок.
Для этого необходимо было кардинально изменить направление и сам дух
работы историка, выработать новые общие основы исторических оценок, одинаково взглянуть на понятие, задачу и позицию историчности.
Таким образом, исследовательская
работа историка должна быть более тесно связана именно с историческими источниками, а не с историографией и историографическими источниками как таковыми.
Это только одна часть
работы историка культуры.
О том, что в русской артиллерии XVII в. господствовал полный хаос и «минимальная стандартизация», говорит целый ряд
работ историков, как дореволюционных, так и советских.
Огромное количество
работ историков науки посвящено этой научной революции, во множестве книг можно прочесть, как именно всё происходило, в чём значение того или иного шага исследователя.
Характерными чертами данных исследований являлось следование идеологическому классовому подходу при рассмотрении историографических явлений и сосредоточение на развитии научных учреждений и содержании опубликованных
работ историков.
Безусловное и прямое увязывание государственности с существованием феодального общества отразилось и на
работах историков последующего времени.
Предлагаемая вашему вниманию книга основана на сохранившихся до нашего времени достоверных исторических документах, археологических открытиях и памятниках истории, проливающих свет на эпоху первого века нашей эры, а также на объективном научном анализе
работ историков, свободных от влияния любой религиозной идеологии.
Основой для работы стали открытые источники информации, такие как газетные и журнальные публикации, статьи на интернет-ресурсах, интервью участников событий, воспоминания очевидцев (как опубликованные, так и полученные автором лично в формате интервью), документы, обобщающие
работы историков и политологов по различным военным аспектам.
Однако, в среде создателей новой «национальной» историографии по-прежнему господствуют интеллектуально инфантильные представления о том, что профессиональная
работа историков должна служить интересам «белорусского народа».
Главное внимание в своих
работах историки уделяли изучению проблем внешнеполитического соперничества.
Когда читаешь
работы историков, посвящённые возникновению русского государства, возникает вполне логичный вопрос: почему за триста лет они так и не смогли прийти к единому мнению и продолжают спорить, пытаясь опровергнуть аргументы оппонентов?
На
работе историк носил серый или бежевый пиджак, брюки под цвет, лаковые туфли и серую шляпу.
Остаётся только высказать сожаление об отсутствии совместных
работ историков и историков-юристов или хотя бы научной координации их деятельности в этом направлении, особенно в части употребляемой учёными всех гуманитарных отраслей исторической и современной терминологии.
Работа изыскателя – восстановить первоначальные формы, так же, как
работа историка заключается в умении отличить истину от лжи.
В
работах историков начала XX в. проводилась мысль о том, что идея избрания шведского принца в русские цари родилась в самом московском ополчении (т. е. весной – летом 1611 г.), при обсуждении различных кандидатур и как альтернатива выходцам из русских боярских родов (эта вечная идея альтернативы!).
Гарантия хорошей
работы историка – это прозрачность поставленного вопроса и системы доказательств.
Но попытка более подробно рассмотреть
работы историков искусства (в пределах определённого круга) и сопоставить использование терминологии в рамках творческого метода каждого из них представляется нам достаточно интересным и, надеемся, продуктивным опытом.
Таким образом, во многих проявлениях
работа историка сродни труду следователя, пытающегося установить истину.
А если добавить к этому характерное для большинства
работ историков многословие и тяжеловесность стиля, то понятно, почему их мало кто читает.
Работа историка философии носит открытый для новаций характер и является подлинно творческим процессом.
Первый в нашей краеведческой литературе поднял вопросы методики
работы историка, археографа, источниковеда.
Изучению истории освоения сибирских земель, развитию системы расселения на новых землях, вопросам землепользования посвящены
работы историков, философов, политологов [6, 7, 14, 16, 17, 21 и др.].
Произведения «обличительной историографии» привычно игнорировались как ненаучные,
работы историков холокоста общественного внимания также не привлекали.
Итак, перечисленные
работы историков оказались в полной мере востребованными автором при написании монографии.