Между тем можно было бы указать контекст, в котором новое
понимание войны и смерти за веру обретает подобный смысл.
Я же ориентируюсь на читателя, который хочет взглянуть немного дальше и глубже и который готов совершить интеллектуальное усилие и прийти к
пониманию войны, весьма отличному от бытующего.
То, что слово «война» в русской языковой традиции имеет более узкое значение, чем в европейских языках, видно, в частности, из расхождения лингвистического и юридического
понимания войны и мира.
Всё это влияет и на новое
понимание войны и мира.
Наше изложение, порой более глубокое и продуманное, порой, может быть, недоконченное и поверхностное, представляет защиту и проповедь известного
понимания войны, руководства подготовкой к войне и военными действиями, методов стратегического управления.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: халцедоновый — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Теперь покажем, что это определение является необходимым для теоретического
понимания войны.
Они вытекали с принудительной последовательностью из общей обстановки, из нашего
понимания войны и из сущности этой войны.
Европа вступает в эпоху секулярного
понимания войны, апелляция к необходимости наказания грешника, характерная для средневекового теологического подхода к легитимации войны, перестаёт быть актуальной.
Русские настаивали на
понимании войны как борьбы за православие.
Есть ещё одна сторона войны, которую он, как мне кажется, начал было замечать, – продолжал я, – война имеет человеческую природу, войну проживают, как проживают любовь и ненависть, её можно рассказать, как роман, и, стало быть, повторяй сколько угодно, что стратегия есть наука, это ни на йоту не приблизит нас к
пониманию войны, ибо война по сути своей не стратегична.
Каждое поколение людей оставило в истории своё
понимание войны, свой взгляд на причины её происхождения и пути дальнейшей эволюции.
Вернув святоотеческое наследие, нам будет дано духовное философское понятие многообразия
понимания войны: с одной стороны, это великое бедствие, являющееся следствием греховной природы человечества, а с другой – война является необходимым средством к обузданию ещё большего зла.
Шёпот того существа, его холодные слова, странные обрывки информации, которые он собирал последние годы – всё это складывалось в новый образ, полностью переворачивающий его
понимание войны.
Но в то же время (и в подавляющем большинстве, разумеется) – это последнее поколение «сталинской» закалки со своим, державным
пониманием войны, победы и всего последующего.
Женщина, участвующая в боевых действиях, оспаривает принятые в обществе женские роли и бросает вызов
пониманию войны как сугубо мужской сферы.
Это определение, ставшее классическим, как нельзя лучше характеризует западноевропейское
понимание войны статусного государства, главной целью которой является достижение политико-экономического господства (колонизация и власть денег), а средством выступает физическое насилие.
Это, к примеру, ставка на «победный дух» или
понимание войны как естественного продолжения политики «другими средствами».
Классические военные стратегии основывались на
понимании войны как столкновения боевых единиц.
Армия, интеллигенция и заинтересованная общественность избрали активный, даже оптимистичный подход, в основе которого также лежало их
понимание войны.
Если, строго придерживаясь абсолютного
понимания войны, разрешать одним росчерком пера все затруднения и с логической последовательностью придерживаться того взгляда, что необходимо быть всегда готовым встретить крайнее сопротивление и самим развивать крайние усилия, то такой росчерк пера являлся бы чисто книжной выдумкой, не имеющей никакого отношения к действительности.
Если, строго придерживаясь абсолютного
понимания войны, разрешать одним росчерком пера все затруднения и с логической последовательностью придерживаться того взгляда, что необходимо быть всегда готовым встретить крайнее сопротивление и самим развивать крайние усилия, то такой росчерк пера являлся бы чисто книжным измышлением, не имеющим никакого отношения к действительности.
На практике такое варварское
понимание войны сводится к истреблению противника, к полному порабощению и уничтожению побеждённой нации.
Чтобы достичь этого перед лицом гражданской войны, охватившей континент, казалось необходимым сначала «вернуть»
понимание войны к тому смыслу, который вкладывался в это слово в XIX в., – то есть конфликта, в котором страны, а не движения, народы, а не правительства терпят поражения и одерживают победы.