Сторонники
истории повседневности призывают не к замене, а к уточнению структурного подхода с целью обогащения нашего понимания прошлого, отдавая при этом приоритет изучению повседневной жизни.
Означает ли это очередную смену научной парадигмы или речь идёт о новом качественном этапе развития
истории повседневности?
Более того, Ионин полагает, что в начальные эпохи
истории повседневности не существовало, так как она – продукт длительного исторического развития.
Другое понимание
истории повседневности превалирует в германской и итальянской историографии.
Главным объектом исследования
истории повседневности становятся не экономические явления и политические процессы, а рядовой человек с его каждодневными проблемами питания, одежды, жилья, занятости, труда, отдыха, морали и т. д.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: рассыпка — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Соединяя осмысление повседневного бытия с политической культурой,
история повседневности позволяет выяснить, насколько индивидуальное восприятие человека влияет на его обыденную жизнь, в том числе в сложившейся политической системе.
Так и появляется в качестве ближайших соседей и ориентиров «Казуса» весь тот спектр историографических направлений, который обозревает статья «Что за „Казус“?», ставшая обоснованием – да и манифестом – предлагавшегося подхода: немецкая
история повседневности, итальянская микроистория и особенно французский «прагматический поворот».
Более того, по мнению ряда исследователей,
история повседневности выступает разновидностью микроистории, концентрирующейся на обыденности, но так или иначе сопряжённой с изучением исторической антропологии и культурных локализмов, анализом бытовой рутинности и факторов отклоняющегося (девиантного) поведения.
Кроме того,
историю повседневности следует рассматривать не только как направление внутри германской исторической науки, но и как некий тренд в развитии мировой исторической мысли, связанный с кризисом объяснительных моделей «большой» политической истории, и прежде всего истории элит и структур.
История повседневности провозгласила также отказ от односторонних представлений марксизма о возможности объяснить прошлое, исходя из действия экономических императивов и объективных условий, добавив в объяснительную историческую модель субъективный фактор.
Существенное принципиальное отличие
истории повседневности (как и социальной истории вообще) от истории структур заключается в понимании изучения истории как процесса реконструкции прошлого.
Несмотря на явный рост интереса к изучению
истории повседневности, методологическая основа этого научного направления и сегодня не слишком внятна.
Богатейшие сведения по
истории повседневности можно почерпнуть, изучая документы служебных расследований.
Их можно назвать
историей повседневности.
Более того,
история повседневности стала ныне модной темой.
На самом же деле
история повседневности особенно трудна для изучения и зачастую в большей мере, чем политическая или интеллектуальная история, нуждается в теоретической базе {81}.
Если субъектные связи повседневности открываются преимущественно стороннему наблюдателю или воспоминанию, то и интерактивная индукция пассажей в интервью-воспоминании, посвящённых
истории повседневности, порождает только такие источники, которые полностью раскрывают себя лишь при взаимном контроле обоих измерений.
Неутешительно высказывание учёного: для XVII в. приходится констатировать, что современная
история повседневности этого переходного времени ещё не существует.
Дальнейшее развитие изучения придворной тематики неизбежно предполагало синтез всех трёх перечисленных направлений, а также, впоследствии, использование элементов
истории повседневности, истории ментальности, гендерной истории и микроанализа.
Смысл этой вещи глубже: отсылки к современному искусству, и тематические, и формальные, не исключают, а наоборот – вызывают к жизни суггестию некоего национального опыта, не эстетического даже, а того, что называют теперь
историей повседневности…
Ничего плохого в изучении
истории повседневности нет.
Прежде всего они служат источниками для изучения истории феномена политических репрессий, а также помогают обратиться к сюжетам социальной истории, в том числе
истории повседневности и истории семьи.
Можно лишь присоединиться к данному пожеланию, и попытаться дополнить большое количество работ, «посвящённых изучению имущественного уровня, структур потребления, бытовой материальной культуры различных слоёв российского общества, словом, всего того, что относится к проблемному полю
истории повседневности и входит в сферу историко–антропологического интереса».
Исследователь стал основателем нового направления в советской
истории повседневности – «советской субъективности», задачей которой является изучение самосознания советских граждан.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что исследовательская база
истории повседневности периода «оттепели» является обширной.
Данная книга состоит из введения, тринадцати глав, заключения и небольшого приложения, в котором приводятся названия тамильских единиц измерения времени – от доли секунды и до года, что может быть интересно читателям, интересующимся
историей повседневности.
Интерес к фотографии как особому виду исторического источника возник давно, и в наше время существует сложившаяся традиция изучения фотодокументов в контексте
истории повседневности.
Именно этот комплекс стал для справочника информационной основой, поскольку именно его отличает та самая аутентичность, которая позволяет приблизить
историю повседневности к исследователю.
На дискуссиях явно сказывалось смещение акцентов в мировой историографии в сторону микроистории, в направлении
истории повседневности.
Лишённая авантюрной остросюжетности, которой часто соблазняют биографии героев,
история повседневности чужда и амбиций историософии.
Однако, чтобы не погрязнуть в мелочах, интересных лишь для себя и узкого круга знакомых, я буду комментировать исследовательский текст об
истории повседневности личными и семейными воспоминаниями.
История повседневности призывает к воспроизведению «всего многообразия личного опыта и форм самостоятельного поведения», к изучению «человека в труде и вне его», т. е. центральными в анализе повседневности становятся «жизненные проблемы тех, кто в основном остались безымянными в истории».
Это касается как изучения
истории повседневности, так и характеристик конкретного государственного или общественного деятеля.
Наконец, третьей существенной проблемой, которая видится мне в изучении
истории повседневности (и в том числе истории частной жизни людей прошлого), является описательность языка таких исследований, отсутствие в них чёткой проблематизации собранных сведений.