Найденная

Юлия Михалева, 2022

Однажды ночью на порог помещичьей усадьбы подкинули невообразимое нечто. Отныне никогда не будет прежней жизнь в имении – и хозяева, и слуги, и жители деревни теперь забудут о покое. Однако есть те, кого находка коснется сильнее всех остальных: владелец поместья Орлов, его английская экономка Брайс и юная знахарка Алена. Хотят они того или нет, но каждому из них по отдельности придется выяснить, что на самом деле подбросили к барскому дому, и при этом постараться скрыть собственные скелеты в шкафу. Поиск разгадок особенно непрост в местности, насквозь пропитанной суевериями – кое-кому в погоне за истиной придется проститься и с собственным телом. На время или навсегда – лишь один из многих вопросов, ответы на которые предстоит найти.

Глава 6.

Свечи и шестнадцать цветов

— Не смогла я жену твою найти, не обессудь, — сказала Алена плотнику.

Маленькая прощальная каверза. Пусть тетки сами с ним разбираются, раз, даже мнения не спросив, решили, что именно она и поселится в теле барыни.

На рассвете Алену уложили на ее кровать в горнице, обставили горящими свечами, обложили бархатцами с хризантемами. Она умеет считать: шестнадцать. Четное число, словно хоронили. Хотя отчасти ведь так и есть.

— Ты сможешь ее покидать. Но чтобы все время домой не бегала, сделаем так: ты вернешься, как только мы призовем, — тетка Марфа, здороваясь с каждым углом, трясла кадильницей, но был в ней вовсе не ладан.

— И не забудь: пусть Егорка нас и позвал, а серьги барынины да кольца ты уж из дома вынеси и у дубов зарой. Да глаза с ушами пошире раскрой: мало ли, что годное и для нас услышишь, — уже в который раз напомнила Таисия.

«Позвал» — это не в том смысле, что управляющий явился в дом к ведуньям и, выпив настойки, попросил об услуге, а потом они с младшей теткой громко тешили друг друга в задней комнате на сундуке. Чтобы все получилось, нужно буквально позвать зайти внутрь, когда Алена явится в усадьбу.

И накануне ночью она отправилась в барский дом. Путь лежал мимо кладбища и деревенского храма. Само здание нисколько не пугало, но днем Алена обходила его стороной: там часто толпились люди. И хоть почти каждый из них отлично знал дорогу к ведуньям, увидев их за пределами леса, начинали фыркать, а кто и плеваться. В деревне в Алену однажды даже окатили помоями — прямо на улице, когда она шла к сапожнику за башмаками. В другой раз — бросили камнем. Тетки появлялись в Орловском нечасто, но при этом умели сдержать толпу. Алена же такими навыками не владела и ходить туда отчаянно не любила — но именно ее всегда и посылали.

Но в темноте у храма безлюдно: деревенские — кто спит, а кто и сидит в трактире. Алена тенью прошмыгнула мимо, и с четверть часа спустя уже тихо царапнула запертые на ночь ворота барского двора.

— Как же ты долго, — приоткрыв их, прошипел управляющий. — А на дворе не лето! Я и ждать устал, и подмерз.

— Ты должен сказать: «Входи не гостем — это твой дом», — буркнула Алена.

Управляющий что-то пробормотал, но затем фразу в точности повторил.

— А теперь веди дальше.

— Пройдем через заднюю дверь, а то весь дом перебудим.

Обогнув усадьбу, зашли.

— Справа кладовая и кухня, прямо — прихожая, там главный вход, — объяснил провожатый. — Можем пройти туда и отсюда, и через кухню.

Пошли вторым путем: тетки велели увидеть как можно больше, чтобы потом Алена легко смогла представить обстановку.

Печь все еще была разожжена. Это удивило управляющего, а Алена, продрогшая в дороге — за пару дней ощутимо похолодало — принялась греть руки.

— Так в ней барыня младенца жгла?

— А где ж еще?

Дверь за спиной скрипнула.

— Мэм? — спросил женский голос.

Застигнутая врасплох Алена обмерла. Ее никак не должны увидеть!

— Ар ю хангри, мэм? Кен ай офер ю диннэ?

Что за диковинное заклинание? Алена таких не знала. Но принялась качать головой из стороны в сторону, продолжая держать руки перед печью.

— Окей, мэм. Гуд найт. Гуд найт, сэр.

Торопливые шаги, шелест платья — незнакомка ушла. Повернувшись, Алена вопросительно смотрела на управляющего. Он жевал кусок оставленного на столе для стряпни пирога.

— Это ключница. Видишь, за полночь чаевничать решила. Откуда я мог знать, что придет? Не переживай — похоже, она приняла тебя за барыню.

А если она решит вернуться или проснется кто-то другой?

— Ты должен еще кое-что мне предложить. А после — вези обратно.

— Приходи жить в этот дом, — сказал управляющий. — Пошли.

Тетки сказали — представлять двери усадьбы и внутреннее убранство, но лежащей в окружении свечей Алене вспомнилась непонятная речь неизвестной.

— В думки барынины и воспоминания не лезь, — напомнила Таисия, пока Марфа, раскачиваясь, кланялась невидимому в каждом углу.

Алена и не собиралась: не представляла, как это сделать.

В эти часы — от рассвета и до заката, в свете яркого дня — спадали другие чары, и тетки выглядели именно так, как и полагалось в их годы. Барского управляющего бы точно хватил удар, увидь он сейчас прекрасную Таисию.

— Закрой глаза, и да пребудет с тобой нечистый, — Марфа резко обернулась, вперев в Алену белые глазницы.

Она непроизвольно зажмурилась. И…

— Матушка? Матушка родная, снова дурно! — воскликнул знакомый звонкий голос прямо над ухом.

Это ж барская девка Маруська! Сладкая как булка с изюмом. Слава о ней не только в деревне, но и на всю округу. Никто не мог устоять перед синими глазами с поволокой, пухлыми щеками с ямками, а в особенности — перед огромной грудью, которую Маруська так любит показывать. Никто не устоит, но никто и не женится. К ведуньям она часто ходила за травами, чтобы младенца не принести.

— Святый Боже! Глазоньки открыла!

Выходит, у теток все получилось.

Алена села на кровати, задрапированной прозрачными занавесками и мягкой, как одна сплошная подушка. Внизу — голубой ковер, белая рубашка с кружевами по подолу и чьи-то худые как ветки ноги. Чьи? Барынины, конечно!

— А вот отварчик, выпей для силы, — протягивала чашку Маруська.

Алена принюхалась. Чабрец, тмин, полынь. Да неужели та самая смесь от зачатия, за которой Маруська ходила к ведуньям? В то самое время, как барин, желая наследника, посылал за совсем иным зельем?

— Не хочу, — отвернулась Алена.

Голос был не ее. Он с трудом продирался сквозь горло.

— Надо попить, полегчает, — уговаривала Маруська.

— Оставь. Потом выпью.

Она отставила чашку, продолжая заискивающе глядеть на хозяйку.

— Нездоровится мне. Уйди.

Когда дверь за Маруськой закрылась, Алена огляделась. Огромная спальня — с полдома теток. Красивая, и пахнет здесь хорошо: цветами и духами. И ваза, и пузырьки стоят на столе у окна. Алена понюхала каждый, а те, что особо понравились, испробовала на себе.

Дверь опять приоткрылась.

— Уйди, Маруся! — шикнула Алена, не оборачиваясь. — Сказала же.

— Это я, Оленька. Как ты?

Барин. Алена видела его всего несколько раз в жизни. Когда-то — она еще совсем девчонкой была — он лично навещал дом ведуний. Запомнились хорошо и глаза серебряные, и профиль четко очерченный: нос прямой, лоб высокий. Но сейчас на лбу у него морщины, на щеках тяжелые складки, а на темени и в негустой бороде седина. Довольно высок барин, но на плечах словно невзгоды прожитых лет лежат и гнут к земле — стал он сильно сутулиться. И ногами в мягких домашних башмаках шоркает — старик стариком.

Подошел он к Алене, встал близко-близко — руку протяни и коснешься. Вгляделся в ее лицо, чуть прищурившись — глубокие морщины сетью оплетали серебряные глаза. Но смотрел он так, как еще на Алену никто не смотрел: словно обнимал. Любовался?

Слегка улыбнувшись, барин отвел назад прядь белых волос барыни. Наклонился. Теплые сухие губы коснулись щеки Алены. Пожалуй, приятно, но странно. Непроизвольно она сделала шаг назад — к кровати.

Кровать! И как она не подумала прежде? Да неужто придется делить ложе со стариком?.. Алена давно мечтала открыть для себя удовольствия, которые так любила тетка Таисия. Однако, лежа в своей горнице по ночам, представляла она рядом широкого в плечах, ясноглазого молодца, но никак не сутулого и седого. Только не это! Нет, она не согласна!

Судя по тому, как помрачнел барин, прекрасное барынино лицо исказил поток Алениных мыслей.

— Ты принимала сегодня капли?

Не о Маруськином ли зелье речь? Алена кивнула.

— Славно. Оставлю тебя, Оленька. Поправляйся.

Морщась от досады и негодуя на теток, ввязавших в противное — все им мало денег, а ведь и не тратят толком! — Алена открыла серебряную шкатулку, стоявшую на столе у кровати. Украшения: синее бархатное дно почти не видать за слоями золота и жемчугов, и пестрят тут и там разноцветные камни. Вынув кольцо — большое, тяжелое, изумруд в нем глазом смотрел на чужачку — она надела его на барынин палец, покрутила рукой. Красиво! Надо их перепрятать. Но где зарыть — у дубов, как просили тетки, или в каком другом месте, Алена еще подумает.

А до чего необъятен барынин шкаф! Перебирая нежные шелка, мягкий бархат и легкие ситцы, Алена вдыхала те же ароматы, что у стола: они пропитали ткани. Барыня любит белый и синий, других цветов не встречалось. Приложив к себе одно из платьев, Алена подошла к зеркалу — и отшатнулась. Позабыла, что увидит там не свое лицо, а тонкое, белое. И прекрасное. Словно на картину глядела Алена, а вовсе не в зеркало.

Но как же померить платье? На спине — целый ряд крючков, и Алена начала расстегивать их, да бросила: как на себе-то их застегнуть?

Спальня чудна, а каковы другие комнаты? Любопытно на них поглядеть. Алена вышла за порог, но, не успев сделать и шага, столкнулась с черной — не то ведьмой, не то монахиней. Шелестевшее платье с глухим высоким воротником — узкое до пояса, которым перехвачено, расширялось к низу и падало на пол. Черные волосы разделены надвое прямым пробором и собраны по каждой стороне головы в два плоских блина. Кожа чуть светлее коровьего масла, бледных губ не видно почти, нет и румянца, брови — черные нитки. И глаза ее сперва показались черными, но посмотрев снова, Алена поняла — темно-серые. Подбородок узкий, щеки впалые, сама высока и худа как жердь. Она крутила в руке черные бусы.

Заговорила. Низкий голос, грудной. С таким бы петь в хоре. Это он звучал за спиной Алены в кухне. Ключница. Но разобрать речь никакой возможности нет. И как барыня ее понимала?

Управляющий не сказал, как ее зовут.

— Кто ты? — спросила Алена.

В ответ она снова застрекотала. Ухо смогло отделить одно из слов, и, ухватившись за него, Алена повторила:

— Брайс.

И тут что-то произошло. Мысли словно заволокло, а в голову будто чужая рука вторглась и ударила — таким ощущение было сильным и осязаемым.

Алена видела себя в незнакомом месте, каменном и бурлящем. В шаге пронеслась повозка, запряженная двумя лошадьми. Рядом забор с пиками, а за ним огромный дом. У его входа красные цветы окружены каменными кругами, точно узники. Розы.

В руках у Алены бумага, а на ней буквы. Хотя тетки научили ее читать, а большую часть букв она даже не узнавала. Но отчего-то вдруг смогла их прочесть — «рекомендация».

— Анна? — Алена ощутила, как говорит, и подняла взгляд над бумагой. На дорожке стояла женщина во всем черном. Не с непокрытой головой, как сейчас, а в большой шляпе с лентами, которые трепал ветер, в накидке и перчатках.

— Брайс, мэм. Энн Брайс.

— Я буду звать тебя по имени, Нюта. Ты же понимаешь по-русски? Тут сказано — да.

Наваждение прошло: мысли прояснились.

— Нюта, — сказала Алена.

Черная ключница закивала.

Выходит, Алене удалось то, чего тетки просили не делать: заглянуть в воспоминания барыни? Но как это получилось? Очень бы хотелось понять.

Оставив ключницу, Алена направилась, куда глаза глядят. А глядели они на лестницу, ведущую на чердак — точь-в-точь такую же, как в доме теток: те же трещины на ступенях-перекладинах, те же кусачие зазубрины на перильцах, так и норовящие укусить, занозить, ухватить за подол. И шатается так же, но Алене не привыкать. Поднявшись, она по привычке отвела голову, чтобы не попасть лицом в паутину и не чихать после еще с полчаса. Но на просторном барском чердаке чисто убрано и светло: свет проходит в узкие длинные окна. Помещение поделено на три отдельных: два больших и маленькое.

Алена заглянула в первое. Стол, стул, узкая, будто детская, кровать под стеганым одеялом, шкаф, комод. Ясно: на чердаке комнаты дворни. Алена подошла к столу. Лампа, книги, письма. Листая книгу, она, как и в своем видении, не разбирала большинство букв. При этом другие знакомы: вот «аз», а это точно «он». Да только не складываются вместе. Лишь пару раз попали на глаза сочетания, которые удалось прочитать. Алена произнесла их вслух, хотя тетки с детства предупреждали с незнакомыми словами так не делать. «Орас», «саке»… Заклинания?

Заглянув в следующую комнату, Алена нашла Маруську. Та стояла на коленях перед распахнутым сундуком.

— Ой, матушка! — распахнула глаза и вскочила, держа руки за спиной. Что-то прятала.

— Покажи руки, — потребовала Алена, помня про подмененное зелье.

— Да я так… Не надо.

Алена приблизилась.

— А ну показывай, что украла!

Маруська помотала головой, но потом все же вытянула руки. А в них… Куски удочки? Кузнечные обрезки? Длинное, тонкое, узкое. На вид — совершенно бесполезное.

— И что это? — скривила барынины губы Алена.

— От ключницыной балалайки. У ней под кроватью лежит, и она по ночам пиликает. Житья никакого нет, ей-богу! Спать невмочь.

И точно: балалайка. Это не удочка, а струны.

Алена растерянно запустила пальцы в непривычные волосы. Как бы поступила барыня? Наказывала ли дворовых за то, что друг у друга таскали безделицы? И как?

Маруська напряженно ждала решения, но Алена так и не смогла его найти. И наконец сказала не слишком уверенно:

— Пойдем, поможешь мне одеться.

Маруська громко выдохнула, а Алена сообразила, что только что ввела в барском доме новый порядок: потворство мелким кражам. Но что теперь поделаешь? Момент упущен.

Как оказалось, для того чтобы пришли Маруська и другая челядь, не нужно даже звать их и, тем более, лезть на чердак. На окне спальни Алена нашла большой колокольчик, и, пока Маруська застегивала крючки на платье, забавляясь, стала звонить. Через пару минут пришла толстая стряпуха Фроська и спросила, что барыня хочет сегодня кушать. Может, чего подать помимо пирогов с капустой и рыбой?

Алена задумалась.

— Подай-ка еще кулебяку с повидлом. И щи погуще, — решила она.

Фроська кивнула.

— Стало быть, то, что ключница велела, не стряпать? Из курей и потрохов?

Потроха? Тетки пускали их в дело, и насылая напасти, и врачуя недуги. А что получится, если их съесть? Любопытно. Алена приказала готовить и это блюдо.

Затем Алена снова позвонила в колокольчик и, как выяснилось, вызвала хромого конюха.

— Кобылу заложить? Поедем куда?

Наигравшись с колокольчиком, Алена еще походила по дому, а потом, ощутив внезапную усталость, прилегла на барынину кровать и продремала до вечера. Проснувшись, ощутила голод, и отправилась вниз, на кухню, куда вел аппетитный запах. Стряпуха как раз раскладывала еду по тарелкам

— Есть хочу, — призналась Алена.

— Ровно к ужину и поспели, — сказала Фроська. — Батюшка как раз начали.

Маруська споро подхватила поднос с тарелками и понесла куда-то.

Алена последовала за ней и вышла в столовую. За огромным столом, — от двери и до окон — укрытом желтой скатертью с бахромой, ели всего трое: барин, управляющий и черная ключница. Между ними шел разговор, но при появлении Алены прервался. Стало быть, говорили о ней — вернее, о барыне.

Садиться рядом ни с кем из них не хотелось, и потому Алена села подальше, на крайний конец стола, прямо напротив барина. Маруська поставила перед ней тарелки. Алена откусила кусок хлеба. Ох и вкусен мягкий барский хлеб! А у теток отчего-то всегда получался сер, тверд и пресен.

Отведала она и щей, и пирога с рыбой.

— Отрадно, что к тебе возвращается аппетит, — заметил барин.

Попробовала Алена и блюдо из потрохов. Обычная еда, никакой в ней загадки. Да и не хватало красок: Алена бы добавила и трав, и жареного лука побольше.

После ужина все разошлись. Алена снова бродила по комнатам, рассматривая дивные вещи. В одном углу нашла яркую и точно нездешнюю живую птицу в клетке, в другом — нечто непонятное: огромный ящик с черно-белыми штуками, которые начинали плакать, если на них нажать. И это теток зовут в деревне ведьмами!

Когда за окнами стемнело, она позвала колокольчиком Маруську, чтобы раздеться, и легла в кровать.

Но, может потому, что днем выспалась, уснуть в излишне мягкой и сладко пахнущей кровати не удавалось. Алена долго ворочалась с боку на бок, а сон все не шел. Она встала, зажгла свечу, достала барынин платок, ссыпала туда украшения, завязала узлом и сунула за пазуху. Решила пройтись до дубов. Хоть и зла на теток, приключение — если отбросить обиду — выдалось любопытное.

Но только Алена ступила на широкую деревянную лестницу, ведущую вниз, как навстречу — барин.

— Оля, куда ты идешь?

Алена молчала, не зная, что и ответить.

— Уже полночь, пойдем лучше спать, — предложил барин.

Пришлось подчиниться. Укладываясь обратно в постель, Алена незаметно сунула узелок под подушку. Пытаясь представить то, что сейчас произойдет, она снова проклинала теток, как могла. Но барин ее не тронул. Сначала долго смотрел на нее, а потом закрыл глаза. Уснул и чудовищно захрапел — и теперь о сне точно не могло быть и речи.

А потом Алена услышала плач младенца.