Полет в Эгвекинот

Полина Михайловна Разницина (2024)

Книга, написанная в жанре художественной литературы по мотивам реальных событий со значимой долей приукрашивания, лжи, клеветы и прочих радостей жизни. Все имена персонажей вымышлены, все персонажи исковерканы. Книга будет интересна для узкого круга читателей, обучавшихся с автором или учащихся на данный момент в одном Лицее.

Глава 6. Допы

Из родительского чата в начале года. Переписка между родителями, которые уже поняли, где очутились их дети и родителями, которые пока еще…:

«Миссис N: Девять часов вечера, а мой ребенок до сих пор не вернулся домой. Дозвониться не могу…

Мистер X: Так у них же сегодня допы у Барса.

Миссис N1: Уважаемые родители, но это же ненормально. У наших детей ненормированные нагрузки! Время — начало десятого, а они черти где!

Мистер X1: Поддерживаю! С этим надо что-то делать!

Родитель-«ветеран», у которого в Лицее учится уже не первый ребенок, не желающий даже обсуждать всевозможные петиции и прекрасно знающий, что ни к чему они не приведут: Ха-ха, да, этот вурдалак так просто своих жертв не отпускает). Не переживайте: ночуют они дома).»

Как жаль, что в девятом классе мои интересы и интересы «этого вурдалака» располагались в параллельных плоскостях. «Вурдалак» желал видеть меня на своем кровавом пиршестве, а я предпочитала огребать, но не соглашаться на ужин, где главной закуской считалась кровь гостей. Не прельщало, в этом плане, даже самое настоящее печенье, которое родительский комитет «вурдалаковского» класса закупал, по-видимому, в качестве приманки. Мол, пока вы тут обедаете, отобедают вами…Нет уж, ищи дурака!

На допах я появлялась так редко, как не могла, что меня не останавливало, и, если бы не единицы и нули за работы, которые приходилось переписывать, я бы туда и вовсе не совалась.

На дополнительных занятиях действительно удавалось полакомиться печеньем и напиться чая. Правда, в связи с запретом на держание чайников в классах, дети замаскировали его под черную птицу, смахивавшую на самую обыкновенную курицу. Птица эта смотрелась придурковато. Правый глаз у нее был темно-синим, а левый со временем облупился и потому выглядел так, словно бедняжка ослепла. Не знаю, кто конкретно смастерил это чудо, но на чайник оно и вправду не походило. Со временем птица все больше лысела и на ее хохолке появлялись очевидные проплешины. Стояла она прямо посредине учительского стола, повернувшись в профиль ко входу. Если нажать на хохолок (попутно неизбежно лишив несчастную Чернушку еще пары перьев), она открывала ядрено-красный клюв — носик чайника. Чуть выше находилась кнопка включения, а посреди спины, невидимая за распростертыми крыльями, скрывалась ручка. Когда Чернушка «закипала», то начинала весьма правдоподобно квохтать, становясь, похожей на очень маленького и уродливого дракончика. Ее алый клюв подергивался и из него поднимался пар, так что казалось, будто птица сердится и вот-вот дыхнет пламенем.

Надо сказать, курица отлично вписывалась в интерьер и здорово поднимала настроение. Помню, когда в один из дней, под гнетом маминых упреков и угрозой единицы в четверти, добрела-таки на допы. Дело было так! Приоткрываю дверь, надеясь незаметно прошмыгнуть. Незаметно не выходит. Барс чувствует жертву. Вижу: слегка шевелятся уши, а острые когти царапают стол. Начинается! Медленно поворачивает голову и смотрит. На лице полное недоумение (ну как же, настоящий актер продумывает все до мелочей!)

— Варечка… ты ли это?

Постепенно голос крепнет, лицо краснеет и перекашивается…, а у меня в голове поет Кортнев: «На виске расчирикалась жилка. Все проходит, и это пройдет…» А жилка-то и вправду расчирикалась! Ты погляди, сейчас лопнет! Что такое… Мне кажется или у него пар из ушей валит… Что за странные квохтающие звуки он издает? Тут Барс отступает на шаг в сторону и из-за его спины выныривает разъяренная Чернушка. Клюв ее подергивается, а отваливающийся кусочек краски болтается на левом глазу, вверх-вниз. И вот я уже смотрю совсем не на Николая Васильевича, а на несчастную птицу и мне безумно смешно. Где-то на заднем фоне умолкает Кортнев, а весь звук в кабинете перетекает в сплошное «ТЫ ПОЧЕМУ ГИТАРУ БРОСИЛ!?», вырывающееся вместе с паром голосом Николая Васильевича из клюва Чернушки. Я пытаюсь сдержать смех, но по лицу расползается дурацкая улыбка. Вот и общайся с вурдалаками…

Помимо Чернушки, чая и печенья, были на допах и другие развлечения. Например, отвлекать Яну: слушать с ней музыку, болтать. Голос у меня низкий и громкий, а, перевозбудившись во время интересного разговора, я и вовсе перехожу на крик (по меркам не до конца оглохших людей). Николай Васильевич наивно полагал, что мы приходили к нему после уроков, чтобы учиться и предпринимал попытки бороться с нарушителями порядка. Обычно начиналось аккуратными замечаниями, отслеживая количество и интонацию которых, можно было предположить примерное, оставшееся до взрыва время. Впрочем, в девятом классе я не особо парилась из-за подобного рода глупостей, поэтому, вопреки советам Чайфов, частенько «доводила до предела», который вовсе не стремился в бесконечность. Николай Васильевич прикрикивал — я или иной нарушитель спокойствия, на время затихал, а затем все начиналось по новой.

Среди «нарушителей» на слуху было имя Яши. Яша попал в класс к Барсу и, в отличие от меня, учился хорошо, однако не меньше других любил острые ощущения. В принципе, за годы обучения в Лицее я выяснила, что большая часть учеников там — те еще экстрималы, и почти каждый, кто знакомился с Барсом, выяснив, что Николай Васильевич не такой уж страшный, каким кажется на первый взгляд, начинал играть с ним в русскую рулетку на особых правилах, заключавшихся в том, что обойма была много больше обычной, а патрон по-прежнему один…, как, впрочем, и игрок… — Барс ограничивался ролью наблюдателя. И хотя обойма обладала внушительными размерами, попадания случались, что неудивительно: если раз в год и палка стреляет, то чем хуже заряженный револьвер.

Однажды (случай, обошедшийся без жертв) Яша подбежал к столу Николая Васильевича, придвинул стул, уселся. Николай Васильевич молча улыбался и постукивал пальцами по дереву. Яша деловито огляделся и, подавшись вперед и пристально вглядываясь в лицо Барса, плаксивым голосом заныл:

— Николай Васильевич, вот почему вы девочек всех зовете: Машенька, Катенька, Алисочка… А меня «Чиявадзе!»?

— Чиявадзе…

— Яшечка! Зовите меня — Яшечка!

Тут Чиявадзе потянулся к руке Николая Васильевича, который, как ужаленный, подскочил на стуле и резко отодвинулся. Я прыснула. А Яша, как ни в чем не бывало, сорвался с места и, одним прыжком оказавшись на безопасном расстоянии, продолжил:

— Я считаю — это нечестно! Вы раните мои ученические чувства!

В другой раз на допах собралось слишком много народу. Переписывающих Барс оставил в кабинете, а остальных отправил в соседний. Я как раз собиралась «сдаваться», когда появился Яша. В руках у него была исходящая паром Чернушка. Он ловко проскользнул мимо Николая Васильевича и, подойдя ко мне, спросил:

— Варечка, тебе налить?

— Да, пожалуйста, — Яша огляделся, убедился, что Николай Васильевич на него смотрит, и, наклонив чайник, вдруг засвистел.

— Это что такое? — Улыбаясь проворковал Барс, — Чиявадзе, прекращай!

— Николай Васильевич, вы чего? Я девчонкам чай разливаю, — и снова засвистел.

— Чиявадзе… я те щас.., — Николай Васильевич поднялся с места и с наигранно-угрожающей физиономией двинулся на Яшу.

Тот как раз закончил с сервировкой и, подхватив наполовину опустошенную Чернушку, стал пятиться к выходу, не переставая насвистывать. Держа на изготове указку, Барс оттеснял Яшу к двери, когда Чиявадзе извернулся и зашел на второй круг мимо парт.

— Чиявадзе.., — голос Николая Васильевича начинал тяжелеть, но Яша этого то ли не замечал, то ли решил не обращать внимания. Он описал круг и пошел на третий.

— Чиявадзе! — гаркнул Барс, и Яша мгновенно заглох.

— Все, все, все, утекаю, — раздался обиженный голосок, и нарушитель спокойствия плавно выплыл за дверь, уносимый на крыльях неведомой черной птицы.

Иногда мы заигрывались.