Полет в Эгвекинот

Полина Михайловна Разницина (2024)

Книга, написанная в жанре художественной литературы по мотивам реальных событий со значимой долей приукрашивания, лжи, клеветы и прочих радостей жизни. Все имена персонажей вымышлены, все персонажи исковерканы. Книга будет интересна для узкого круга читателей, обучавшихся с автором или учащихся на данный момент в одном Лицее.

Глава 9. Ударная любовь

«Что ты, папа!» — был ответ. — «Времена переменились — нынче, папа, в детсадах все давно переженились. Только я одна иду — все направо, а я — налево. Да, меня уже в саду называют старой девой!»

Вадим Егоров

Одним утром я вдруг поняла — часики тикают, старость не за горами — надо срочно влюбиться. В кого?

Я девушка ответственная — вопрос серьезный. Потому и к его решению подошла основательно, составила схему: завязка — выбор молодого человека, действие — оповещение общественности, кульминация — признание, выделила время, чтобы хорошенько рассмотреть кандидатов, оповестить друзей и, наконец, признаться. Вся операция, по моим расчетам, должна была занять не больше недели.

Меня уже некоторое время волновало, как же это, дожив до пятнадцати лет, можно ни разу не влюбиться. Потому, немного поразмыслив, я пришла к выводу, что слова песен и книг — профанация. Психически здоровый человек теряет способность управлять собой только под действием алкоголя или наркотиков, просто так с ума не сходят, а от бабочек в животе лечит эндокринолог. Значит, влюбленность — всего лишь этап общественной жизни — способ разукрасить серую действительность.

Выбор пал на мальчика из параллели. Мы хорошо общались, и я сделала вывод, что комфортнее влюбляться в кого-то, кто мне неплохо знаком. По законам жанра пару дней я загадочно молчала на уроках, прожигала дырку в Его затылке на переменах и томно вздыхала.

На третий день вздыхать мне надоело. Занятие это требовало большого сосредоточения внимания, потому как любить совсем не хотелось. В голове крутились какие угодно мысли, но только не о Нем. «Видимо, не дано,» — с грустью подумала я, решив, что, раз некоторые рамки воздыхательных приличий уже расставлены, можно смело порадовать новостью о моей первой влюбленности для начала подруг.

На уроке физики я тронула Алису за плечо. Она не оторвала глаз от тетради, но писать перестала.

Алиса уже встречалась с мальчиком, с тем самым Ваней, который выбежал утешать ее в день Лицеиста, и теперь мне не терпелось похвастаться — я тоже умею любить:

— Алиса, поздравь меня.

— С чем?

— Ну, как же! С осознанием первой любви! — я выдержала паузу и продолжила, — хотя нет, лучше не поздравляй. Страдаю… ужасно! Ты понимаешь, конечно. Ведь он меня наверняка не любит, а я так люблю!

— Кто Он-то? — Алиса заинтересованно повернулась.

— Тшшшш! — погромче зашипела я и, страшно округлила глаза — на перемене покажу!…конечно, это невзаимно — ты понимаешь…

— Вообще, не очень.

— Ну как же! Ведь я ему наверняка неинтересна, он видит во мне только друга…

— Спроси, и все узнаешь.

— Ты что! А как потом в глаза смотреть! — при мысли о признании стало не по себе. В животе что-то болезненно скрутило, и горький комочек отвращения подступил к горлу. «Наверное, у бабочек несварение,» — мрачно подумала я. Но ничего не поделать: любовь — та же наука. Хочешь выучиться — учи, продираясь через скучные формулы и нудные законы, а хочешь любить — люби через отвращение и непонимание — рассуждала я и, вместо того чтобы, вдохновившись, начать старательно учиться, все старательнее мучилась, силясь влюбиться.

— А что такого? Все лучше, чем молчать. Посмотри на нас с Ваней — ты думаешь, мы бы начали встречаться, если бы не поговорили? Не хочу тебя расстраивать, но, если ты решила донести до другого человека любую информацию, ее необходимо озвучить, причем, желательно, прямо, иначе есть шанс, что то, что пытаешься сказать ты, и то, что дойдет до адресата, будет отличаться, и, возможно, кардинально.

Мой план действий и так включал признание, и слова Алисы ему не противоречили, но и урезать «переживательную» часть не хотелось:

— Но ведь это Ваня тебе признался…

— А какая разница?

— Ну как же. Мальчик должен сделать первый шаг, — когда аргументы кончались, я не брезговала бросаться словами, в которые и сама не верила.

— Погоди, а чем один человек хуже другого, что ему надо что-то там делать первым? — Алиса удивленно вскинула брови, — разве не в твоих интересах с Ним сблизиться, раз это Ты влюблена, нет? А обоюдно молчать можно до скончания веков.

— А как в глаза смотреть…

— Послушай, Варя, вокруг нас адекватные люди. Ты какого-то не больно высоко мнения о «Нем». Что, по-твоему, случится, если тебя отвергнут?

Доводы кончились. Алиса оставалась чересчур рациональной. Мне же совсем не хотелось решать проблему, тем более ту, которой и в помине не было. Я уже определилась, что ближайшую неделю буду чахоточной барышней, а то, насколько нелепо смотрятся корсет и панталоны на еже, меня не волновало, потому, дождавшись большой перемены, я сразу же отыскала Яну.

Раскрасневшаяся морда и горящие новой затеей глаза говорили ярче любых слов:

— Что случилось? — спросила Яна, как только мы оказались одни. — Не тяни, пожалуйста! Ты сейчас с таким лицом, что если станешь тянуть, то либо тебя разорвет, либо меня — от любопытства!

— Ладно, — милостиво согласилась я, тем более что сил молчать не было, — Яна, я, наверное, влюбилась!

— Уверена?., — в голосе подруги слышалось недоверие. Мне это не понравилось. Обычно та сразу принимала мои слова за чистую монету.

Сомнения оказались заразительны, поэтому, не желая им поддаваться, я решила рубить с плеча — лучше сделать хоть что-то, чем засомневаться и не сделать ничего. Со временем я поняла, что у жизни тот же принцип, что у математической задачи — если порядок действий не очевиден, то, чтобы решить, придется решать. На мой взгляд, лучше прийти к безусловно ошибочному ответу и начать сначала, снова ошибиться и ошибаться до тех пор, пока не останется единственный верный вариант, чем метаться, боясь оступиться. Главное успеть, пока не попросят сдать листочки.

— Ну, наверное… Думаю, я его даже люблю! В конце концов мне с ним комфортно… общаться…

— А со мной?

— Что с тобой?

— Общаться тебе со мной комфортно?

— Нет, ну ты просто не понимаешь! Тут другое! — когда Яна высказывала здравые мысли, мне это не нравилось даже больше, чем, когда их генерировал мой мозг. Оставался единственный, глупый, но зато, безусловно, весомый, аргумент, — Да! Ты не понимаешь хотя бы потому, что сама никогда не влюблялась! Вот влюбишься, поймешь…

Подруге крыть было нечем. Под давлением та пошла на попятную:

— Ты права. Не мне об этом говорить… Так о ком речь?

— Ты его знаешь… при встрече покажу.

— Хорошо. А почему именно он?

Вопрос застал меня врасплох. Решив влюбиться, я впопыхах забыла придумать своему объекту «возсдыхания» ареол хотя бы чего-нибудь. Единственным критерием, по которому жертвой стал именно этот мальчик и никто другой, оказалось наше с ним общение.

Первым делом я задумалась о внешности. Ничего выдающегося. Но оно и к лучшему! Любовь моя должна была быть истинной, презирая глупости вроде красоты и обаяния! Она должна была видеть вглубь, опираясь на качества человеческой души и только на них!

Попыталась вспомнить какие-нибудь положительные стороны «возлюбленного».

«Учится хорошо… пусть будет умный!.. Разве за ум любят?..»

Немного поразмыслив, я выдала то, что в свое время слышала, кажется, от мамы:

— Понимаешь, Яна, любят не за что-то. Это невозможно объяснить. Я просто люблю его — баста!

— Аааа…

— Бэ! — в животе протяжно заурчало.

«Что-то мне подсказывает, что либо я сейчас покормлю этих трагладитских бабочек, либо они примутся за меня,» — подумала я…

— Варя, может, в столовую? — предложила Яна.

Но хотеть есть влюбленным не полагалось! Все мысли мои должен был занимать Объект Любви Гигантского Масштаба, потому, поблагодарив про себя подругу, я постаралась сделать отрешенное лицо:

— Ты знаешь, мне сейчас совсем не до еды…

— Конечно! Можем сегодня на обед не ходить, — замялась та, — ты наверняка хочешь поговорить о своих чувствах!

— Нет — нет! — испуганно замахала руками я, — тебе надо покушать, поэтому пошли!

— Правда? Какая ты все — таки у меня замечательная! — умилилась моя наивная Яна.

И мы заспешили на обед.

На второе давали пельмени. Я без малейшего аппетита навернула три порции, для галочки смочила слезами плечо Яниной рубашки и, окончательно убедив себя, что любовь зла по своей природе и без участия рогатого скота, решила — на неделе, как бы противно ни было, необходимо признаться.

Через два дня я поймала (здесь и далее просто Объект) в гардеробе. Вид у меня был решительный и, вероятно, угрожающий, потому как несчастный мальчик словно окостенел, прижавшись к стене. Он смотрел большими от ужаса глазами и время от времени моргал.

Я подошла вплотную и уставилась на него снизу вверх. Нервно сглотнула.

— Варь, ты чего?

— Цыц! Не перебивай! Мне надо сказать тебе что-то очень важное…

— И что…

— Цыц! Кому говорю! Дай с мыслями собраться… В общем, я долго думала и решила, что отныне… я тебя, наверное,.. все—таки точно — люблю…

От неловкости я вся раскраснелась, на глаза навернулись слезы (откуда бедной жертве было знать — это нервы), так что, как бы странно ни звучало мое признание сейчас, со стороны оно смотрелось, полагаю, недурно. Стою, коленки трясутся, щеки алые, горячие, голос дрожит и чем дальше, тем становится мягче и тише — чем не «Царевна — лебедь»?

Под конец я полностью вошла в образ.

Помню, за спиной «Объекта» висело зеркало. Смотрю в него, на только-только выскочивший выше переносицы прыщ и думаю: «А во лбу звезда горит…»

Но поток лирических мыслей варварским образом оборвали. «Объект» завозился, стал что-то бормотать… «Е-мае! Это что ж я натворила-то! — пронеслось в голове. — А если он скажет, что я ему тоже нравлюсь, мне чего теперь, с ним целоваться придется?»

Бежать! И чем быстрее, тем лучше, поняла я, пока Он еще в состоянии аффекта — завтра что-нибудь придумаю…

Я развернулась, нахлобучила капюшон и, вжав голову в плечи, зашагала прочь, оставив несчастного разбираться с моими проблемами.

Идя по улице, я ловила ртом снежинки и думала: «Интересно все-таки, люблю я его или не очень?…Нет, возможно, стоило задуматься об этом пораньше… (это важно?)…пожалуй, все-таки люблю…» «А зачем люди целуются? Ну, правда, такая ведь мерзость…» «Что если он зубы плохо чистит?» «Наверное, так принято, вот они и терпят… Но я-то объясню ему, что мы можем любить друг друга просто — „без губ“, нам не обязательно соответствовать — для меня обмен слюной совсем не важен.» «И потом, чего я разнервничалась! Он точно не ответит взаимностью! Да, конечно, не ответит!»

«И как после этого смотреть ему в глаза… Позорище! — не думать!»

Но дома чувство стыда навалила с новой силой. Слезы катились градом и останавливаться не желали. Как ни крути, а картина выходила мрачная. Мне так не хотелось иметь ничего общего с этим мальчиком, и от отвращения к себе, к нему я рыдала, стараясь поверить, что, конечно, во всем виновата безответная любовь!

На стоны и всхлипы прибежала мама и довольно быстро выпытала подробности произошедшего. Ревела я долго и убедительно, так что в крепости моих чувств у нее сомнений не возникло. Более того, она решила, что, раз я так старательно рыдаю после признания, значит, мальчик меня непременно чем-то обидел и все порывалась пойти к его родителям «поговорить». Для полного счастья только этого и не хватало. Кое-как я уговорила ее не трогать «подлого узурпатора» и объяснила, что «узурпатор» тут вообще ни при чем — возможности по собственному желанию портить мое настроение удостаиваются немногие:

— Нет, если он тебя чем-то обидел, я ему оторву…

— Не надо ему ничего отрывать! Пожалуйста, не надо ничего отрывать.., — при мысли, что из-за моего глупого «пардепи» с самой собой может пострадать посторонний человек, становилось страшно, — мамочка, я просто запуталась… Я очень боюсь… Я не знаю, как теперь быть… так стыдно..!

— Почему? Он что-то сказал тебе? Если сказал, я пойду…

— Не надо! Не надо никуда идти! Я все сама — все сама!

Следующие два дня я, как очень самостоятельная и не в меру ответственная девочка, на, отдадим мне должное, своих двоих бегала от Объекта «неземной» любви по всему Лицею. На третий Он, зная, что я специально опоздаю на первый урок, поджидал меня у входа с одинокой ромашкой наперевес.

«На шпагу похожа…» — пронеслось в голове. — Нападать на безоружных низко…»

— Варвара! Нам надо расставить все точки над «И»… и прекращайте, наконец, от меня бегать, — «Ничего себе, да у нас средневековье, сударь!» — подумала я: «Может, его за драконьей головой потихому сбагрить, и закроем тему?»

— Я размышлял над произошедшим… Знаешь, мне раньше всегда нравились красивые девочки, а тут ты, (ну, ни хрена себе прямота — мог бы и соврать, честное слово) низенькая, полненькая.., — и чего я отказалась, когда мама ему оторвать… что она там предлагала? — так вот… это совсем не важно. Мне кажется, нам стоит попробовать. Может выйти что-то более серьезное, чем с красивыми девчонками!

Я оценивающе окинула взглядом этого рыцаря-маргинала с ромашкой. «Вообще, он прав. Сообщать ему необязательно, но рожа-то у него тоже так себе — пара что надо — настоящие крепкие отношения на настоящей крепкой дружбе и, главное, никаких поцелуев! Надо брать!»

В этой истории жалко почки.

Для меня вопрос с поцелуями и любыми физическими контактами после состоявшегося разговора закрылся сам собой. Я посчитала, что с учетом сложившихся обстоятельств да с таким понимающим партнером нет смысла лишний раз проговаривать столь очевидные вещи, поэтому мой «возлюбленный» учился методом проб и ошибок. Каждый раз, когда новоиспеченный сердечный друг оказывался, по моему мнению, слишком близко, я пугалась и рефлекторно проделывала одну и ту же излюбленную комбинацию: локтем в правый бок или кулаком в левый. Не то, чтобы у меня была цель избить молодого человека до полусмерти, но любой контакт с человеком, по большому счету, чужим, вызывал во мне настоящий животный ужас.

Мне было страшно, и я отстаивала свои границы.

За несколько месяцев моя без четверти «половинка» усвоила, что можно, а чего нельзя. А точнее, что нельзя ничего. Несложно догадаться: дружеские отношения развалились окончательно. Без риска для почек, общаться мы теперь могли только на расстояние вытянутой руки.

Я быстро поняла, любовь — это не мое, и стыдилась бросить человека, которого зачем-то сама втянула в непонятную и ненужную авантюру. Стоило собраться с духом, несчастный продлевал пытку: «Ты знаешь, Варя, меня девушки всегда первыми бросали…»

«Бедный! — думала я. — Нельзя так поступать… Рано или поздно ему ведь надоест и он сам захочет расстаться — надо только подождать…»

Но мальчик попался терпеливый и, по-видимому, обладал крепкими почками. Так «великое чувство» обернулось великой ошибкой.