Полет в Эгвекинот

Полина Михайловна Разницина (2024)

Книга, написанная в жанре художественной литературы по мотивам реальных событий со значимой долей приукрашивания, лжи, клеветы и прочих радостей жизни. Все имена персонажей вымышлены, все персонажи исковерканы. Книга будет интересна для узкого круга читателей, обучавшихся с автором или учащихся на данный момент в одном Лицее.

Глава 10. Новый год на новой квартире.

«Не стоит ждать вдохновения, за ним надо гоняться с дубинкой.»

Слова Джека Лондона, которые некоторые воспринимают буквально…

Пока мы с сестрами на новый год разрисовывали окна гуашью и взрывали фейерверки, где-то в кутузке, на другом конце Москвы один печальный снежный Барс тоскливо выл на луну. Или не совсем один…

Это дело покрылось сплетнями и теориями. Каждый, кому не лень, внес свою лепту в образы главных действующих лиц и представил собственную версию случившегося.

Предновогодние допы. Я сижу в коридоре, делаю вид, что зубрю четверти (ноухау от Барсикова — геометрические формулы, законы и теоремы «без воды»), Яночка часа полтора назад ушла перекусить, да так и не вернулась. И вдруг БА-БАХ! Слышу стоны умирающих и крики тех, кто только собирается, а поверх прочего скрежет когтей, лязганье зубов и дикий вой. Поплотнее вжимаюсь в стену. В конце концов я за пределами звериной клетки — выскочить не должен. Дверь кабинета открывается, и оттуда выползает раненый, но все еще живой Яша. Левый глаз лопнул, контужен на обе руки, ног нет, половина черепа снесена. Из правого уха почти вывалился кирпич, на котором значится «физика», а в левое наполовину загнан другой — «математика».

— Варечка,…помоги…

Молчу и стараюсь не смотреть. Яша усилием воли (и только усилием воли, ведь руки контужены, а ног нет) подается вперед и почти преодолевает порог, но вой приближается и из-за его спины высовывается громадная когтистая лапа. Лапа опускается, раздается душераздирающее: «ЧИЯВААААААДЗЕУУУУУУУУУУУУ», слышится громкий хруст. Кирпич «математика» с жутким скрежетом исчезает в изуродованной голове.

Прощай, Яша.

Если находиться на допах Барса, когда он в таком состояние духа, опасно для жизни, то не находиться — и есть смерть. В конце концов, ну, разберет он тебя на запчасти, сожрет душу — все равно аллергик, выхаркает и склеит обратно, почти как было (берусь утверждать, что с носом на затылке жить можно). Но вот пропустить допы равно подписать соглашение о добровольной сдаче себя на металлолом. Потому я, как какая-никакая подруга, срочно звоню Яне, благо (в кои-то веки) она берет трубку:

— Алло, рыба моя, ты где?!

— Я кушаю…

— Какое, нахрен, кушаю?! Полпятого! Барс поглотил душу Чиявадзе, не разбираясь, где грехи, где потроха, и ищет новую жертву. Как думаешь, кто это будет при таком раскладе?!

Порой Янина непосредственность меня поражала (и поражает до сих пор):

— Ой, ну тогда я сейчас потихоньку…

— БЕГИ, горе ты мое луковое!

Не помню, чтобы когда-нибудь видела Яну бегущей. Она готова была спокойно перевариваться в желудке самого свирепого хищника, но не бежать. Неторопливость и только неторопливость. Всегда в своем темпе и в своих мыслях.

Так и теперь подруга явно не спешила. Прошло минут 15, а она все не возвращалась.

И тут Барс выскочил в коридор. Мягкий прыжок, приземление на четыре лапы, каждая из которых размером с мою голову, и вот громадный зверюга стоит напротив и сверлит меня взглядом. Я сижу на полу и спиной вжимаюсь в стену. «Ой, мамочки, ой, папочки… Я хамелеон… Я хамелеон… Во-первых, ты ничего не видишь, во-вторых, барсы не едят хамелеонов…»

Но, похоже, есть меня никто и не собирался. Не было Барсу дела и до отсутствующих. Он ощерил зубы и прорычал, недобро сверкая синими глазами:

— Если зайдет Вероника Андреевна, скажи, что я скоро вернусь.

С Вероникой Андреевной Барс часто уходил из Лицея вместе. Она нередко заглядывала к нам во время допов. Учителя о чем-то перешептывались, иногда смеялись. Мы, особенно первый год, всем классом дружно строили догадки насчет «глубины» их отношений, но быстро угомонились. Так же, как и с другими, нам надоело.

В общем, на этой прекрасной ноте, страшный зверь в синей безрукавке издал ужасающий по своей громкости вопль, больше похожий на клич индейца, и в один прыжок оказался где-то на лестнице.

Что было дальше, я не знаю, но со слов очевидцев — приблизительно следующее:

*Рассказывает пострадавший: Я стоял у поста охраны, когда из-за угла выскочил здоровенный белый кот в синей безрукавке. Только и успел подумать: боже, с какой стати барсы носят безрукавки… Он мчался прямо на меня!..

*Свидетель1: Он пронесся как тайфун! Рожа красная!

*Я: Кхм, уважаемый свидетель, у барса рожа красная?

*Свидетель1: Ну, да! До самых кончиков шерсти покраснел, такой злющий! И глаза как два блюдца! Кровью налились, и из них искры во все стороны летят! А как он бежал! Лапа коснется пола — на полу остается прожженый след! И из ноздрей дым валил! Все помещение заволокло, я чуть не задохнулся…

Пострадавший больше ничего рассказать не смог. Все, что он помнил дальше, — операционный стол и рваную рану от когтей на животе. И швы. Много швов. К вопросу нумерации свидетелей: пронумеровала единственного выжившего, хотя трупы обнаружены не были.

Когда к шести часам Яна добрела до Лицея, у стены 76 кабинета сидела одинокая я и задумчиво жевала ногти.

— Ой, Варечка, а где все?

— Допы кончились.

— Как?! Уже?

— Уже. Жить будешь, ему не до тебя.

И мы ушли домой. И мы праздновали Новый год дома. А Барс в новой «решетчатой» квартире. Пострадавший был физиком, и, в свою очередь, успел оттяпать обидчику лишнее ухо, так что наступающий эти двое встречали вместе.

Так я узнала, что математики и физики — как две равновеликие фигуры в шахматах — вечно пытаются друг друга сожрать, но не очень могут.

Все вышесказанное — мои не самые удачные попытки обшутить ситуацию и, излишне не вдаваясь в подробности, ее описать. Не хочу, чтобы Барс обижался. Однако тогда произошедшее произвело на меня впечатление и заставило сделать некоторые выводы.

Первое и самое главное — максимализм среднего возраста, когда дети, которым нередко за сорок, вполне взрослые и более чем разумные люди, — существует. Второе: шутки про вражду математиков и физиков не шутки. И третье: я заживо прикопаю того, кто возьмется осуждать моего любимого учителя за его действия. Пожалуйста, все вопросы к автору сего произведения. Он не рассказал вам причин случившейся ссоры, он разукрасил все так, как пожелал, а еще он действует по принципу: «Я свою сестренку Лиду никому не дам в обиду, ну а если будет нужно, я и сам ее побью». Категорически запрещается осуждать героев, потому что автор их любит. И автор сам распорет брюхо тому, кто все же осмелится. Автор не хочет встречать Новый год в кутузке, не доводите.

После случившегося встал вопрос об увольнении Барсикова. Начальство давно задумывалось над тем, насколько рентабельно сосуществование в одной клетке с Барсом, даже если Барс ученый. Что называется, выучили на свою голову. Сказки тот, может, и рассказывал, песни заводил направо и налево, но вот по цепи ходить отказывался наотрез. Стоило ему унюхать, что в Лукоморье непорядок, он шел прямиком к директору, к ректору института, при котором числился Лицей, писал письма, ссылался на статьи УК РФ… В общем, мало того, что дрессуре не поддавался, так еще и всячески препятствовал культурному беспределу. И вот Барс, можно сказать, сам подписал себе увольнительный — грех не воспользоваться.

Однако не тут-то было. На педсовете, когда вслух озвучили предложение обезопасить общество от этого зажравшегося пушистого субъекта, весь состав математиков Лицея встал и сказал, мол, пожалуйста, увольняйте, но тогда и нас.

После Нового года мы с Яной как раз обсуждали эту ситуацию. Яна каким-то образом втиснулась в детские качели и теперь не могла выбраться обратно.

— Варя, ну помоги — дай руку.

— Неее, сама застряла — сама и вылетишь через недельку-другую. Жди попутного ветра! — подтрунивала я, — я же в детские качели не лезу…

— Так ты не не лезешь, а не влезла!

— Щас как дам больно! — наигранно-сердито заворчала я и оттянула средний палец, — знаешь, что такое фофан?

— Это нечестно! Нельзя обижать человека, находящегося в уязвимом положении!

— Ладно, — вздохнула я и протянула ладонь, — вылазь.

Когда мы уже шли к метро, Яна вдруг спросила:

— Что думаешь насчет всей этой ситуации с Барсиковым? — отвечать не хотелось, — ты бы расстроилась, если бы его уволили?

— Не знаю. Ничего не думаю, — честно ответила я и, поразмыслив, добавила, — пожалуй, такой исход был ожидаем, но для меня неприятен. С одной стороны, ведет он себя, как ребенок, с другой — без него скучно.

— А мне бы Николая Васильевича не хватало…

— Сам дурак.

— Знаю, но все равно…