Наши за границей. Под южными небесами

Николай Лейкин (1890)

Николай Александрович Лейкин — в свое время известный петербургский писатель-юморист, журналист, издатель. «Наши за границей» — одно из самых известных произведений Лейкина. Веселое повествование о путешествиях купца Николая Ивановича Иванова и его жены Глафиры Семеновны, о забавных приключениях и всевозможных недоразумениях, которые случаются с героями в чужих краях, настолько понравилось читателям, что Лейкин написал несколько продолжений. «Под южными небесами» — четвертая, и последняя часть этого цикла. Супруги, уже бывалые путешественники, отправляются во Францию, в курортный город Биарриц, где Николай Иванович становится героем газетной хроники, а Глафира Семеновна, выйдя на пляж в купальном костюме, производит настоящий фурор. Затем герои едут в Мадрид, но вскоре покидают Испанию: причиной становится испанский капитан, поклонник Глафиры Семеновны. Лейкин с юмором изображает соотечественников, знакомящихся с чужой историей и культурой, совершающих для себя множество открытий, но неизменно тоскующих за границей по русскому чаепитию с самоваром.

IV

В полдень на какой-то станции, не доезжая до Орлеана, была остановка. Кондукторы прокричали, что поезд стоит столько-то минут. По коридору вагона шли пассажиры, направляясь к выходу. Из слова «déjeuner», несколько раз произнесенного в их французской речи, супруги Ивановы поняли, что пассажиры направляются в вагон-ресторан завтракать. Всполошились и они. Глафира Семеновна захватила свой сак, в котором у нее находились туалетные принадлежности и бриллианты, и тоже начала выходить из вагона. Супруг ее следовал за ней.

— Скорей, скорей, — торопила она его. — Иначе поезд тронется и мы не успеем в вагон-ресторан войти. Да брось ты закуривать папироску-то! Ведь за едой не будешь курить.

Выскочив на платформу, они побежали в вагон-ресторан, находившийся во главе поезда, и лишь только вскочили на тормаз вагона-ресторана, как кондукторы начали уже захлопывать купе — и поезд тронулся.

Супруги испуганно переглянулись.

— Что это? Боже мой… Поезд-то уж поехал. Глаша, как же мы потом попадем к себе в купе? — испуганно спросил жену Николай Иванович.

— А уж это придется сделать при следующей остановке, — пояснил русский, стоящий впереди их пожилой коренастый мужчина в дорожной легкой шапочке.

— Ах, вы русский? — улыбнулся Николай Иванович. — Очень приятно встретиться на чужбине с своим соотечественником. Иванов из Петербурга. А вот жена моя Глафира Семеновна.

— Полковник… из Петербурга, — пробормотал свою фамилию пожилой и коренастый мужчина, которую, однако, Николай Иванович не успел расслышать, поклонился Глафире Семеновне и продолжал: — В этом поезде много русских едет.

— Да, мы слышали в Париже на станции, как разговаривали по-русски.

— Позвольте, полковник, — начала Глафира Семеновна. — Вот мы теперь в ресторане… Но как же наш багаж-то ручной в купе? Никто его не тронет?

— Кто же может тронуть, сударыня, если теперь поезд в ходу? А при следующей остановке вы уж сядете в ваше купе.

— Да-да, Глаша… Об этом беспокоиться нечего. Да и что же у нас там осталось? Подушки да пледы, — сказал Глафире Семеновне муж.

— А шляпки мои ты ни во что не считаешь? У меня там четыре шляпки. Неприятно будет, если даже их начнут только вынимать и рассматривать.

— Кто же будет их рассматривать? Никто не решится. У тебя везде на коробках написана по-русски твоя фамилия. А здесь, во Франции, ты сама знаешь, «вив ля Рюсси»…^[9] К русским все с большим уважением. Вы в Биарриц изволите ехать, полковник? — спросил Николай Иванович пожилого господина.

— Да ведь туда теперь направлено русское паломничество. Ну и мы за другими потянулись. Там теперь русский сезон.

— И мы в Биарриц. Жене нужно полечиться морскими купаньями.

Разговор этот происходил на тормазе вагона, так как публика, скопившаяся в вагоне-ресторане, еще не уселась за столики и войти туда было пока невозможно.

У входа в ресторан метрдотель, с галуном на воротнике жакета и с карандашом за ухом, спрашивал билеты на завтрак.

Полковник в круглой дорожной шапочке дал билет метрдотелю и проскользнул в ресторан, но когда супруги Ивановы подали свои билеты метрдотелю, тот не принял билеты и супругов Ивановых в ресторан не впускал, заговорив что-то по-французски.

— Me коман донк?.. Дежене… Ну вулон дежене… Вуаля биле…^[10] — возмутился Николай Иванович. — Глаша! Что же это такое!? Навязали билеты и потом с ними не впускают!

— Почем же я-то знаю? Требуй, чтобы впустили, — отвечала Глафира Семеновна. — Экуте… Пуркуа ву не лесе на? Вуаля ле билье^[11], — обратилась она к метрдотелю.

Опять объяснение на французском языке, почему супругов не пускают в ресторан, но из этого объяснения они опять ничего не поняли и только видели, что их в ресторан не впускают.

— Билеты на завтрак были двух сортов и, очевидно, двух цен, — сказала Глафира Семеновна мужу. — Ты по своему сквалыжничеству взял те, которые подешевле, а теперь дежене за дорогую плату, и вот нас не впускают.

— Да нет же, душечка… Ведь мы об этом спрашивали.

— Однако видишь же, что нас не впускают. Должно быть, гарсон, который приходил к нам в купе, наврал нам. Ах, и вечно ты все перепутаешь! Вот разиня-то! Ничего тебе нельзя поручить! Ну, что мы теперь делать будем? Ведь это скандал! Ну, куда мы теперь? — набросилась Глафира Семеновна на мужа. — Не стоять же нам здесь, на тормазе… А в купе к себе попасть нельзя. Ведь это ужас что такое! Да что же ты стоишь, глаза-то выпучив?! Ведь ты муж, ты должен заступиться за жену! Требуй, чтобы нас впустили в ресторан! Ну, приплати ему к нашему красному билету… Скажи ему, что мы вдвое заплатим. Но нельзя же нам здесь стоять!

Николай Иванович растерялся.

— Ах, душечка… Если бы я мог все это сказать по-французски… Но ведь ты сама знаешь, что я плохо… — пробормотал он. — Все, что я могу, — это дать ему в ухо.

— Дурак! В ухо… Но ведь потом сам сядешь за ухо-то в тюрьму! — воскликнула она и сама с пеной у рта набросилась на метрдотеля: — By деве лесе…^[12] Не имеете права не впускать! Се билде руж, доне муа билле бле… Прене анкор и доне…^[13] Мы вдвое заплатим. Ну сом рюсс…^[14] Прене дубль… Николай Иваныч, дай ему золотой… Покажи ему золотой…

Рассвирепел и Николай Иванович.

— Да что с ним разговаривать! Входи в ресторан, да и делу конец! — закричал он и сильным движением отпихнул метрдотеля, протискал в ресторан Глафиру Семеновну, ворвался сам и продолжал вопить: — Протокол! Сию минуту протокол! Где жандарм? У жандарм? Он, наверное, заступится за нас. Мы русские… Дружественная держава… Нельзя так оскорблять дружественную нацию, чтоб заставлять ее стоять на тормазе, не впускать в ресторан! Папье и плюм!..^[15] Протокол. Давай перо и бумагу!..

Он искал стола, где бы присесть для составления протокола, но все столы были заняты. За ними сидели начавшие уже завтракать пассажиры и в недоумении смотрели на кричавшего и размахивающего руками Николая Ивановича.

К Николаю Ивановичу подскочил полковник в дорожной шапочке, тоже уж было усевшийся за столик для завтрака.

— Милейший соотечественник! Что такое случилось? Что произошло? — спрашивал он.

— Ах, отлично, что вы здесь. Будьте свидетелем. Я хочу составить протокол, — отвечал Николай Иванович. — Папье, плюм и анкр…^[16] Гарсон, плюм!

— Да что случилось-то?

— Вообразите, мы взяли билеты на завтрак, вышли из своего купе, и вот эта гладкобритая морда с карандашом за ухом не впускает нас в ресторан. Я ему показываю билеты при входе, а он не впускает. Вас впустил, а меня не впускает и бормочет какую-то ерунду, которую я не понимаю. Жена ему говорит, что мы вдвойне заплатим, если наши билеты дешевле… дубль… а он, мерзавец, загораживает нам дорогу. Видит, что я с дамой, и не уважает даже даму… Не уважает, что мы русские… И вот я хочу составить протокол, чтобы передать его на следующей станции начальнику станции. Ведь это черт знает что такое! — развел Николай Иванович руками и хлопнул себя по бедрам.

— Позвольте, позвольте… Да вы мне покажите прежде ваши билеты, — сказал ему полковник.

— Да вот они…

Полковник посмотрел на билеты, прочел на них надпись и проговорил:

— Ну, вот видите… Ваши билеты на второй черед завтрака, а теперь завтракают те, которые пожелали завтракать в первый черед. Теперь завтракают по голубым билетам, а у вас красные. Ваш черед по красным билетам завтракать при следующей остановке, в Орлеане, когда мы в Орлеан приедем. Вы рано вышли из купе.

Николай Иванович стал приходить в себя.

— Глаша! Слышишь? — сказал он жене.

— Слышу. Но какое же он имеет право заставлять нас стоять на тормазе! — откликнулась Глафира Семеновна. — Не впускать в ресторан!

— Конечно, вы правы, мадам, но ведь и в ресторане поместиться негде. Вы видите, все столы заняты, — сказал полковник.

— Однако впусти в ресторан и не заставляй стоять на тормазе. Ведь вот мы все-таки вошли в него и стоим, — проговорил Николай Иванович, все более и более успокаивавшийся. — Так составлять протокол, Глаша? — спросил он жену.

— Брось.

За столами супругам Ивановым не было места, но им все-таки в проходе между столов поставили два складных стула, на которые они и уселись в ожидании своей очереди для завтрака.

Примечания

9

«Да здравствует Россия».

10

Но как так?.. Обед… Мы хотим обедать… Вот билеты…

11

Послушайте… Почему вы не пускаете? Вот билеты.

12

Вы должны пустить.

13

Это билеты красные, дайте мне билеты синие… Возьмите еще и дайте.

14

Мы русские.

15

Бумагу и перо!..

16

Бумагу, перо и чернила…