Наши за границей. Под южными небесами

Николай Лейкин (1890)

Николай Александрович Лейкин — в свое время известный петербургский писатель-юморист, журналист, издатель. «Наши за границей» — одно из самых известных произведений Лейкина. Веселое повествование о путешествиях купца Николая Ивановича Иванова и его жены Глафиры Семеновны, о забавных приключениях и всевозможных недоразумениях, которые случаются с героями в чужих краях, настолько понравилось читателям, что Лейкин написал несколько продолжений. «Под южными небесами» — четвертая, и последняя часть этого цикла. Супруги, уже бывалые путешественники, отправляются во Францию, в курортный город Биарриц, где Николай Иванович становится героем газетной хроники, а Глафира Семеновна, выйдя на пляж в купальном костюме, производит настоящий фурор. Затем герои едут в Мадрид, но вскоре покидают Испанию: причиной становится испанский капитан, поклонник Глафиры Семеновны. Лейкин с юмором изображает соотечественников, знакомящихся с чужой историей и культурой, совершающих для себя множество открытий, но неизменно тоскующих за границей по русскому чаепитию с самоваром.

II

Не прошло и десяти минут, как супруги Ивановы сидели уже в купе вагона первого класса с коридором и уборной — единственном вагоне с коридором во всем поезде.

— Отвоевали себе местечки в удобном вагончике! — радостно и торжественно говорила Глафира Семеновна, располагаясь в купе с своими вещами.

— Да хорошо еще, что такой вагон в поезде-то нашелся, а то иногда во французских поездах с коридором-то и не бывает, — тоже торжествующе отвечал Николай Иванович и на радостях дал носильщику целый франк. — На, получай и моли Бога о здравии раба божьего Николая, — сказал он ему по-русски, но, ощупав в кармане медяки, сунул носильщику и их, прибавив: — Вот тебе и еще ребятишкам на молочишко три французские пятака. С Богом… Мерси… — приветливо махнул он ему рукой.

— Bon voyage, monsieur…^[5] — раскланялся с ним носильщик, улыбаясь во всю ширину своего рта по поводу такой особенной щедрости.

Мадам Иванова была так рада удачному занятию мест, что даже перестала придираться к мужу, но, не особенно доверяя себе в том, что вагон их с уборной, тотчас же пошла убедиться в этом.

— Всё в порядке… — любезно подмигнула она мужу. — Раскладывай поскорей вещи-то по сиденьям.

Николай Иванович стал раскладывать вещи.

— Почти еще полчаса до отхода поезда, — говорил он, взглянув на станционные часы. — За что люблю французов? За то, что у них на конечных пунктах, как и у нас в России, заранее в вагоны забираться можно. Ведь вот поезду еще полчаса стоять, а мы уж сидим. Можно и в окошечко посмотреть, публику покритиковать, водицы содовой выпить, газетку купить. Одним словом, без спешки, с прохладцей… А ну-ка, попробуй это в Берлине! Там на станции Фридрихштрассе примчится не ведь откуда поезд и трех минут не стоит. Все бросаются в поезд, как на пожар… вагоны берут чуть не штурмом. Не успеешь даже разглядеть, куда садишься. Носильщик зря бросает в вагон вещи. Некогда пересчитать их. Насилу успеешь сунуть ему никелевые пфенниги за труды — фю-ю-ю, и помчался поезд. А здесь куда проще. Нет, французы нам куда ближе немцев!..

Николай Иванович выглянул в окошко и купил у разносчика газету «Фигаро».

— Зачем ты это? Ведь читать ты не будешь, — заметила ему жена.

— А может быть, кое-что прочту и пойму, — отвечал он. — Во-первых, в «Фигаро» всегда картинка есть. Картинку посмотреть можно. Наконец, о приезжих. Кто из русских в Париж приехал. Это-то уж я всегда понять могу… Да и вообще приятно в путешествии быть с газеткой.

Он надел пенсне, развернул газету и стал смотреть в нее, но тотчас же отложил в сторону.

— Пойду-ка я в буфет… Как ты хочешь, а бутылочку винца надо с собой захватить, — сказал он жене.

— Незачем, — строго остановила его та. — Ты уйдешь из вагона, а здесь увидят, что я одна, и сейчас же займут места в купе.

— Однако, душечка, ведь это экспресс… Поезд полетит без остановки. Нас жажда замучить может. Ведь и тебе не мешает глоточек винца сделать.

— О мне прошу не заботиться… А ваше пьянство за границей мне уже надоело. Стоит только вспомнить Турцию, где мы с тобой были в прошлом году, так и то меня в дрожь бросает. Уж, кажется, турки и народ-то такой, которым вино законом запрещено, но ухитрялся же ты…

— Позволь… Но какое же тут пьянство, если я одну бутылку вина-ординера?

— Сиди… От жажды у меня яблоки с собой есть.

И муж повиновался. Он вышел в коридор и стал смотреть в окошко. Прошли дама с мужчиной. Мужчина был в усах, в светлом пальто и фетровой серой шляпе. Пальто сидело на нем как на вешалке и было далеко не первой свежести. Они говорили по-русски.

«Наверное военный, — подумал про мужчину Николай Иванович. — Не умеют военные за границей статское платье носить».

Догадка его подтвердилась. Мужчина говорил даме:

— Представь себе, мне все кажется, что я где-нибудь свою шашку забыл. Хвачусь за бедро, нет шашки, и даже сердце екнет. Удивительная сила привычки.

Николай Иванович обернулся к жене и сказал:

— С нами в поезде русские едут: мужчина и дама.

— Что ж тут удивительного? Я думаю, даже и не один русский мужчина с дамой, а наверное целый десяток, — отвечала Глафира Семеновна. — Теперь в Биаррице начало русского сезона. Ведь потому-то я тебя туда и везу. Туда русские всегда наезжают на сентябрь месяц и живут до половины октября. Я читала об этом.

Через минуту и в конце коридора послышалась русская речь. Кто-то плевался и произнес:

— Черт знает, какие здесь во Франции папиросы делают! Словно они не табаком, а мочалой набиты. Мочалой набиты да еще керосином политы. Право. Не то керосином, не то кошкой пахнут.

— Глаша! И в нашем вагоне русские сидят, — снова заглянул в купе к жене Николай Иванович.

— Ну вот видишь. Я же говорила тебе… Мадам Кургузова говорила мне в Петербурге, что теперь Биарриц переполнен русскими.

— Но все-таки в поезде не много пассажиров. Разве на пути садиться будут, — заметил супруг, сел на свое место, достал из саквояжа путеводитель Ашетта и развернул карту Южной Франции.

— Конечно же, по пути будут садиться, — продолжал он, смотря в карту. — По пути будет много больших городов. Вот Орлеан… Это где Орлеанская-то дева была. Помнишь Орлеанскую деву? Мы пьесу такую видели.

— Еще бы не помнить. Еще в первом акте ты чуть не заснул в театре, — отвечала Глафира Семеновна.

— Уж и заснул! Скажешь тоже… — пробормотал Николай Иванович.

— Однако храпеть начал. С ног срезал… Действительно, эта Орлеанская дева что-то уж очень много ныла. Монологи длинные-предлинные… Но как же спать-то!

— Да не спал я… Брось… Бордо будет по дороге… — рассказывал Николай Иванович. — Это откуда к нам бордоское вино идет. Бордо… Бордо — большой город во Франции. Я читал про него. Торговый город. Вином торгуют. Вот бы нам где остановиться и посмотреть.

— И думать не смей! С какой стати? Поехали в Биарриц, так прямо в Биарриц и проедем.

— Всемирный винный город. При громадной реке город… У нас билеты проездные действительны на пять дней. Остановились бы, так по крайности настоящего бордо попробовали.

— А я вот винных-то этих городов и боюсь, когда с тобой путешествую. Бордо… Пожалуйста, ты эту Борду выкинь из головы.

— Да ведь я ежели говорю, то говорю для самообразования. Путешествие — это самообразование… — доказывал Николай Иванович.

Часы по парижскому времени показывали девять часов тридцать пять минут. Кондуктор провозгласил приглашение садиться в вагоны и стал захлопывать дверцы вагонов, запирая их на задвижки. Раздался свисток обер-кондуктора. Ему откликнулся паровоз, и поезд тронулся.

Глафира Семеновна перекрестилась:

— Давнишняя моя мечта исполняется. Я еду в Биарриц на морские купанья.

Примечания

5

Счастливого пути, месье…