Наши за границей. Под южными небесами

Николай Лейкин (1890)

Николай Александрович Лейкин — в свое время известный петербургский писатель-юморист, журналист, издатель. «Наши за границей» — одно из самых известных произведений Лейкина. Веселое повествование о путешествиях купца Николая Ивановича Иванова и его жены Глафиры Семеновны, о забавных приключениях и всевозможных недоразумениях, которые случаются с героями в чужих краях, настолько понравилось читателям, что Лейкин написал несколько продолжений. «Под южными небесами» — четвертая, и последняя часть этого цикла. Супруги, уже бывалые путешественники, отправляются во Францию, в курортный город Биарриц, где Николай Иванович становится героем газетной хроники, а Глафира Семеновна, выйдя на пляж в купальном костюме, производит настоящий фурор. Затем герои едут в Мадрид, но вскоре покидают Испанию: причиной становится испанский капитан, поклонник Глафиры Семеновны. Лейкин с юмором изображает соотечественников, знакомящихся с чужой историей и культурой, совершающих для себя множество открытий, но неизменно тоскующих за границей по русскому чаепитию с самоваром.

XV

Лишь только супруги вышли после завтрака из столовой и стали подниматься к себе в комнату во второй этаж, как их догнала горничная и сообщила им, что с ними желает говорить «мадам ля проприетер», то есть хозяйка гостиницы.

— Что такое у ней стряслось? — воскликнул Николай Иванович. — Неужели опять пансион?

Но хозяйка стояла уже тут. Это была пожилая женщина в кружевном фаншоне на голове, с крендельками черных с проседью волос на висках. Она приседала перед супругами, спрашивала, как им понравился завтрак, и супруги опять услышали в ее речи слово «пансион».

— Тьфу ты пропасть! Вот надоели-то с этим пансионом! — проговорил Николай Иванович, разводя руками. — Оголодали они здесь, что ли! Глаша, скажи ты ей, что прежде нужно прожить хоть день один, пообедать и уж потом разговаривать о пансионе, — обратился он к жене.

— Апре, мадам, апре. Иль фо дине… иль фо вуар. Апре дине^[37], — сказала ей Глафира Семеновна.

— Bon, madame… Merci, madame… — поклонилась француженка и стала спускаться по лестнице.

— Переоденусь в другое платье, попроще… — сказала Глафира Семеновна, входя к себе в комнату. — Не перед кем здесь щеголять. Я думала, здесь все по последней моде в шелка разодеты, а здешние дамы в самых простых платьях разгуливают. И шляпку эту с высокими перьями не одену. Еще ветром, пожалуй, сдунет в море. Давеча ее у меня на голове как парус качало.

Супруга начала переодеваться. Супруг сел в кресло и задремал. Вскоре послышалось его всхрапывание.

— Николай Иваныч! Да ты никак спишь? — воскликнула Глафира Семеновна.

Она уже прикалывала к косе другую шляпку, низенькую, с бантами из разноцветного бархата и кусочком золотой парчи, наброшенном сбоку.

Супруг очнулся.

— Стомило немножко… — проговорил он. — Но я готов… Идти куда-нибудь, что ли?

— Да само собой. Не для того мы сюда приехали, чтобы спать. Надо идти город осматривать. Я уж переоделась. Надевай шляпу, и пойдем.

Позевывая и покрякивая, супруг поднялся с кресла. Ему сильно хотелось спать, но он повиновался.

Супруги вышли из гостиницы и пошли по улице, останавливаясь у окон магазинов, где за стеклами были размещены разные шелковые и кружевные товары. Были и магазины с безделушками, с местными «сувенирами» в виде видов Биаррица, изображенных на раковинах, на веерах, на тамбуринах.

— Вот этих безделушек надо непременно купить, чтобы потом похвастаться в Петербурге, — сказала супруга. — Смотри, какая прелесть веера, и всего только полтора франка. Вон и цена выставлена. Потом надо купить… Чем славится Биарриц? — спросила она мужа.

— Да почем же мне-то знать? — отвечал супруг. — Если уж ты не знаешь, то я и подавно.

— Вот надо узнать у доктора, чем Биарриц славится, и тоже купить для воспоминания.

— Купим, — проговорил супруг, отошел от окна и нос с носом столкнулся с рыжебородым человеком в белом фланелевом костюме и серой шляпе, воскликнув: — Валерьян Семеныч!

Это был тот самый петербургский купец-лесник Оглотков, которого он уже видел сегодня утром из окна своей гостиницы. Оглотков остановился и проговорил:

— Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется. Какими судьбами здесь?

— Приехали из Петербурга сюда себя показать и людей посмотреть.

— Вот и мы то же самое. Когда вы приехали?

— Вчера. Вот позвольте вас познакомить с моей супругой: Глафира Семеновна, мосье Оглотков.

Рукопожатие.

— И я здесь с супругой, — сказал Оглотков. — Но мы здесь уже больше двух недель мотаемся и через недельку сбираемся уезжать.

— Где же жена-то?

— Утром купалась, после завтрака раскисла и теперь дома в дезабилье отдыхает. А я бегу теперь голубей стрелять.

— То есть как это голубей стрелять? — удивился Николай Иванович.

— А здесь у нас уже такая английская затея. Голубей стреляем. Пари держим, — отвечал Оглотков и погладил рыжую бороду.

— Да вы-то разве англичанин? Ведь вы, кажется, ярославского происхождения-то.

— Да, наш папашенька действительно славянин с берегов Волги, но мы-то уж здесь живем совсем по-английски. Впрочем, в нашем обществе не одни англичане. У нас князь Халюстин, граф Жолкевич, генерал Топтыгин… Есть даже принц немецкий… Вот уж фамилию-то я его не могу выговорить… Гау-Гау-Альт… Вот так что-то… Фамилия какая-то трехэтажная… Ну и много другой аристократии. У нас все аристократы.

— Так… Стало быть, здесь в аристократы записался? — спросил Николай Иванович.

— Нельзя. У нас общество такое… Мы остановились в такой гостинице… У нас и обед даже не в семь часов, а в восемь, и выходим мы к столу во фраках и белых галстуках. Перед обедом у нас «файф-о-клок», — рассказывал Оглотков.

— Это что же такое? — спросил Николай Иванович.

— Переодеваемся в смокинг и пьем чай. Нам в это время делают визиты.

— Фю-фю-фю!..

— Что же тут свистеть-то? Вечером мы в казино. Там у нас иногда концерты, иногда игра. В баккара все больше играем. Дамы в лошадки…

— Это, стало быть, как в Ницце… такое же казино?

— Вот-вот… Вы еще не записались членами? Советую записаться, — сказал Оглотков.

— Это куда? Чтобы во фраках и в белых галстуках обедать? Благодарю покорно, — отвечал Николай Иванович. — Я рад-радехонек, что нашел такую гостиницу, где этого не водится.

— Нет-нет. Я говорю про казино. В казино записаться членом. Вы и ваша супруга. Вот там и будем встречаться. Там познакомим и наших жен друг с другом.

— Ах, в казино-то записаться! Пожалуй… Впрочем, ведь можно и так ходить, гостями.

— Дороже… И опять же шик не тот. Тону такого нет. А мы если, стало быть, теперича члены с супругой, то входим туда как хозяева… Иногда по два, по три раза в день ходим. Вот, например, сегодня… Сегодня у нас там в три с половиной часа дня концерт классической музыки. Исполнена будет оратория… Вот уж какая оратория, я забыл, а только оратория… Жена знает. Приходите.

— Да ведь это я знаю… — сказал Николай Иванович. — Это ведь на скрипицах душу вытягивать начнут.

Оглотков пожал плечами.

— Правильно… что говорить! — произнес он. — Но зато модно… На аристократический манер… Все здешнее высшее общество там увидите. Одних княгинь разных будет штук пять-шесть.

— Нет, уж мы лучше вечером придем. Придем в лошадки поиграть.

— Конечно же, лучше вечером, — поддакнула мужу Глафира Семеновна.

— Мы с женой и вечером будем. Вот там, мадам, я вас и познакомлю с своей супругой. А теперь до приятного… — раскланялся Оглотков. — Побегу голубей стрелять. Итак уж опоздал.

Он пожал руки супругам и ускоренным шагом пошел по тротуару, помахивая тростью с серебряным набалдашником в виде шара.

Николай Иванович посмотрел ему вслед, кивнул и сказал супруге:

— Каков английский аристократ! А еще года три тому назад, когда его отец-покойник был жив, так за обедом все они из одной чашки щи хлебали, а за фрак-то тятенька выволочку бы дал, если бы во фраке его увидел.

— Цивилизация… — отвечала Глафира Семеновна.

Примечания

37

Потом, мадам, потом. Надо обедать… надо посмотреть. После обеда.