Осколки полевых цветов

Микалея Смелтцер (2022)

Привет! Я Салем, и в моей жизни все идет своим чередом. Работа, отношения, друзья, и так по кругу. Спросите, что может пойти не так? Переезд Тайлера Холмса в соседний дом перевернул все с ног на голову! Этот вечно угрюмый, сварливый и неприступный дизайнер — моя полная противоположность. Когда он просит меня посидеть с его ребенком, я воспринимаю это как отличный способ подзаработать. Однако по какой-то неведомой причине каждая наша встреча заставляет мое сердце биться сильнее. Ах да, забыла упомянуть: ему — тридцать один, а мне — восемнадцать. Теперь у меня в голове лишь один вопрос: что будет, если я рискну и поддамся своим чувствам? Если бы я тогда знала, что уготовила нам судьба…

Глава восьмая

Майка прилипает к груди, тело покрыто потом. Несмотря на тень от тента и маленький портативный вентилятор на столе, я изнываю от жары. Вместо работы на игровом стенде Тельма заставила меня делать аквагрим.

Я? Аквагрим?!

Я уж не знаю, что пила Тельма, чтобы решить, что для меня это идеальное занятие. Художественной жилки во мне точно нет.

— Кто я?  — Маленькая девочка с недоумением смотрит в ручное зеркальце, которое я ей протягиваю.

— Я… эм…  — Разве это не очевидно?  — Бабочка.

— О! Круто!  — Шурша платьишком, она упархивает прочь. Ее мама сует в банку для пожертвований несколько долларовых купюр и мчится за дочкой.

Я подзываю следующего ребенка, мальчика с копной рыжих волос и веснушчатым носом.

— Хочу быть львом!  — гордо заявляет он и указывает на грудь.

Я поворачиваюсь к краскам и вздыхаю.

— Сделаю все, что в моих силах, малыш.

Я бы предпочла быть сейчас с мамой и торговать кексами, но нет, мама досталась Джорджии. Клянусь, у Тельмы ко мне какая-то странная старушечья неприязнь.

Я окунаю кисть в краску и делаю все возможное, чтобы этот ребенок стал похож на льва. Все это время я веду светскую беседу и учтиво улыбаюсь. Дети замечательные, правда, они милые и пришли сюда повеселиться. Просто меня раздражает, что меня втянули в это дело, не проявив любезности и не спросив. Если бы Тельма меня спросила, я бы ответила «да», но она даже не поинтересовалась моим мнением, и я считаю ее выходку грубой.

Вся эта канитель продолжается, и нет ей ни конца, ни края.

Один ребенок хочет быть змеей, другой единорогом, третий человеком-пауком, четвертый планетой. Несмотря на отсутствие у меня художественных способностей, я из кожи вон лезу, чтобы удовлетворить каждую просьбу.

Маленький мальчик подскакивает ко мне и прыгает, как маленький кенгуру.

— Привет.  — У него высокий и бодрый голос.  — Я Форрест, как…

— Лес?

— Да.  — Он с энтузиазмом кивает.  — Можешь нарисовать на моем лице динозавра?

— Я думала, ты захочешь машинку,  — произносит знакомый голос, и на плечо мальчика опускается большая загорелая рука.

— Па-ап,  — протягивает Форрест,  — я передумал. Имею право.

Тайер улыбается сыну.

— Ладно. Динозавр так динозавр. Как поживаешь, Салем?

— Тебя зовут Салем?  — спрашивает малыш, широко распахнув глаза.  — Как город, где сожгли всех ведьм?

Я стараюсь не рассмеяться.

— Верно.

— Погоди-ка.  — Он делает паузу и задумчиво морщит нос.  — Пап, откуда ты ее знаешь?  — Он бросает на Тайера нетерпеливый, любопытный взгляд.

— Она моя новая соседка.

— Ух ты, круто!  — Форрест, кажется, удовлетворен ответом.  — Так можно мне розового динозавра?

— Конечно.  — Я макаю кисть в розовую краску и принимаюсь за работу.

— Ты высовываешь язык, когда рисуешь.

— А?  — Я поднимаю глаза на звук голоса Тайера и случайно оставляю на щеке ребенка полоску розовой краски. Я беру влажную тряпку и вытираю ее, пока Тайер объясняет:

— Когда ты сосредоточена. Твой язык. Ты его высовываешь.

— Я не знала.

Ему словно хочется сказать что-то еще, но он предпочитает этого не делать. Я заканчиваю с динозавром (откровенно говоря, он похож на гигантский розовый шар, и в нем нет ничего от динозавра), передаю Форресту зеркало, и он радостно улыбается.

— Класс! Спасибо, Салем!

Тайер качает головой, по его лицу расплывается широкая улыбка. У него белые ровные зубы, но на одном из клыков заметен скол. Это даже очаровательно. Он кладет в банку двадцатку, и я благодарно улыбаюсь.

— Обязательно зайди в мамин киоск. Там кексы.

Его карие глаза загораются.

— Люблю кексы. Хорошего дня, Салем.

— И тебе.

Я смотрю, как он уходит, разговаривая с сыном, и вижу направляющегося ко мне Калеба. Я не думала, что он найдет возможность отойти от стенда своей семьи, где продаются пироги и что-то еще. В его руках две банки газировки, и при виде их я с облегчением вздыхаю. Калеб пристально наблюдает за Тайером.

— Что здесь делает твой соседушка?  — В его голосе слышна издевка, и я даже не могу его за это винить, ведь Тайер заподозрил, что он накачал меня наркотиками.

Он передает мне банку диетической колы и выдвигает из-под стола пластиковый складной стул, пока я приглашаю к себе следующего ребенка.

— Это же распродажа выпечки, она проводится в центре города и открыта для всех желающих.  — Я даю ему время на размышления, а потом добавляю:  — Его сынишка захотел раскрасить себе лицо.

Он делает глоток обычной кока-колы. Заметив, что я слишком занята, чтобы открыть крышку на своей банке, он протягивает руку и открывает ее для меня. Газировка бурно шипит.

— Спасибо.

— Не знаю, почему, но этот парень мне не нравится,  — продолжает Калеб, пока я выполняю следующий заказ на единорога. У него странное выражение лица, нечто среднее между замешательством и отвращением.  — Он какой-то…чудной.

— Не уверена, что он чудной. Может, скорее угрюмый? Да, скорее так.

— И это тоже.

— Как дела на стенде твоей мамы?

— Почти все раскуплено.

Я не удивлена. Его мама печет лучшие пироги в округе.

— Ты купил для меня пирог с арахисовым маслом?

Он усмехается.

— Да, детка. Сразу его убери.

— Спасибо. Я бы тебя поцеловала, если бы не была так занята.  — Я покачиваю кистью.  — Ты не видел Лорен?

— Видел. Она в будке для метания колец. А я-то думал, что это распродажа выпечки. Откуда тогда все эти случайные киоски?

Я бросаю на него взгляд.

— С каких пор все, что делает Тельма, имеет логический смысл?

— Хорошее замечание.  — Он проводит рукой по волосам. Они стали еще светлее, выгорели на солнце, которое он сполна получает этим летом, а его кожа покрылась темным загаром.

До его отъезда в Гарвард остаются считаные недели, из них одну неделю он проведет в отпуске со своей семьей. Мое сердце больно щемит. Даже если я не хочу поступать в колледж или переезжать в Бостон, это не означает, что я не буду по нему скучать.

Время  — это драгоценное сокровище, его количество ограничено, и его так легко растратить.

Я раскрашиваю еще нескольких детей, и очередь, к счастью, начинает сокращаться.

— Умираю с голоду. Ты не принесешь мне поесть? У меня в бумажнике есть наличные.  — Я киваю на свою сумку. Она висит на спинке стула, на котором он сидит.

— Мне не нужны твои деньги, детка. У меня есть свои.   — Он допивает газировку и встает.  — Я на минутку.

Он уходит, и я спиной ощущаю чье-то присутствие. Решив, что это он вошел в палатку сзади меня, я оборачиваюсь и произношу:

— Вау! Быстро же ты обернулся!

Но за моей спиной не Калеб. А Тайер. Его сын стоит рядом и держит бумажный пакет с мамиными кексами. Я это точно знаю, потому что вчера вечером битый час наклеивала на них эмблемы с логотипом антикварного магазина. Бесплатная реклама, сказала мама.

— Вы вернулись?  — Я всматриваюсь в лицо Форреста, чтобы увидеть, не размазалась ли моя чудовищная картинка с динозавром или не случилось ли с ней чего-нибудь еще, но нет, она такой же странной формы, что и раньше.

— Мы тебе кое-что принесли.  — Тайер лезет в пакет и достает коробочку с кексом.  — Ты сказала, что тебе больше всего нравятся кексы из песочного теста, верно?

Поверить не могу, что он запомнил.

— Да.  — Я беру коробку.

— Вот, решил, что тебе пора перекусить.

— Спасибо.  — Я и правда ему безмерно благодарна. Продуманный поступок с его стороны.

Он опускает голову в знак признательности и выводит Форреста из палатки.

Через несколько минут возвращается Калеб с целой коробкой лакомств. Его глаза сужаются, когда он смотрит на кекс, который я еще не съела.

— Откуда здесь кекс?

— Мама.  — Эта ложь слетает с моих губ еще до того, как я принимаю совестливое решение солгать о появлении кекса.  — Она вдруг подумала, что я проголодалась.

Заметил ли он, как дрожит мой голос? Почему я так нервничаю?!

Он озирается по сторонам и снова смотрит на коробку. Он сглатывает, и его глаза встречаются с моими. Он мне не верит.

— Ясно.  — Он ставит коробку на стол.  — Пойду помогу своей маме.

— Калеб!  — кричу я ему вслед, но он не оборачивается и исчезает в толпе.

Вот дерьмо.