Одиннадцатый цикл

Киан Ардалан (2022)

Утренний колокол звонит о рождении дитя Верховного Божества. Его Семя, чистый лист, чей долг — уничтожить Зло. Сгущающийся туман Ниф наполняет земли страхом. Гниль разъедает тела, а Свидетели молятся, чтобы не стать Забвенными. Четверым смертным предстоит сыграть роль в судьбе Минитрии. Девушка с даром исцеления, которую клеймят ведьмой. Беженец, чье племя люди считают врагами. Нефилим, мечущийся между долгом и милосердием. И женщина-воин, бросающая вызов смерти. Что же предстоит уничтожить Семени, если каждый человек противоречив и волен породить и зло, и добро? Что ж, люди научат его Воле и Состраданию, Ярости и Страху. И Надежде. «Этот роман отвечает всем требованиям гримдаркового шедевра. Потрясающее достижение, утвердившее автора в качестве одного из самых интересных новых голосов в фэнтези». — GRIMDARK MAGAZINE «Если вы устали от того, что в фэнтезийных книгах вас кормят с ложечки одними и теми же предсказуемыми тропами, эта книга должна стать вашим следующим фаворитом». — Out Of This World SFF «Это максимально мрачный роман во всех смыслах этого слова. Каждый важный герой будет страдать! Вас будут испытывать на прочность, толкать и тянуть, а в некоторых случаях заталкивать в темные места, в которые вы никогда не ожидали попасть». — Under The Radar SFF «Книга прекрасна, она захватывает дух, она многих заставит говорить и думать даже после прочтения последнего абзаца». — Escapist «Поклонники “Берсерка” и Dark Souls, это захватывающее эпическое гримдарк фэнтези написано для нас». — Петрик Лео/Novel Notions «По пути вас ждет выдающееся мироустройство, эгоистичные боги, волшебные существа, рожденные из кошмаров, и один из лучших новых писателей». — Out of This World Reviews «Мрачная и кровавая книга, но в то же время чувствительная и с глубиной характеров, которую редко получается достичь. Она не похожа ни на одну другую. Автор — новый принц гримдарка, и он вступил на сцену с триумфом». — Шона Лоулесс «История о том, как узнаваемые герои пытаются найти свое место в откровенно лавкрафтианском мире и вступают в конфликт с институтами, которые были созданы самыми Старшими богами. Институтами, которые призваны служить не человечеству, а загадочным целям Старейшин». — Замиль Ахтар

Глава семнадцатая

Хрома

Нельзя не воздать должное могуществу первого из драконов. Считается, что Золас был не меньше черного утеса и после гибели его труп возвышался над Минитрией настоящей горой. Из его зубов и чешуи Кузнец создавал артефакты гнева — что ныне, увы, невозможно, коль скоро труп Золаса поглощен Хааром.

— «Итоги тысячелетней эры Четвертого цикла». Схоласт Эннай

Я вернулся к своим на заре. Мягкая прохлада бодрила тело. Шел я с пустыми руками: мне пообещали, что еду маме принесут.

Еще был свеж в памяти каземат, его сырые и мозглые объятия кромешного мрака. Кап, кап, кап — мерной пульсацией стучали капли. Я уже проникся неким смирением, свойственным моим лагерным сородичам, — и тут меня явился вызволить нефилим.

Мысли смешались в кучу. Что я скажу Недалье? А Колоту? Сиэмени и Трем рассказали им, где я был? Как мама, испугалась? Кто вообще обо мне в курсе?

Я ходил туда-сюда у ворот, и вдруг передо мной вырос взъерошенный Джаспер. Одевался явно второпях. Отчитает? Нет, непохоже. Было видно: он взволнован, ищет, как подступиться.

— Хрома.

— Джаспер.

Помолчали. Он подбирал слова.

— Слышал тут, что ты сделал. — Он хлопнул меня по плечу, не глядя в глаза.

— Спасибо…

А что еще сказать?

— Знаю, мы в страже не особо добродушны, а я подавно, но один из спасенных ребятишек — мой племянник… Убежал ты, понятно, зря, но если б нет, чем бы все кончилось?

Я тупо смотрел на него, не находясь с ответом. Суровый, небритый Джаспер всегда выглядел так, словно недоспал час-другой. Тело и лицо были длинные, но отнюдь не безобразные.

Он вновь хлопнул меня по плечу, как бы пытаясь показать, что держится непринужденно, но это только усугубило неловкость.

Ураган мыслей в голове все нарастал.

— Брось, Джаспер. Любой бы бросился на помощь.

Я и правда не возносил себя, пусть моим словам недостало искренности.

Джаспер сдержал смешок.

— Нет. Нет, Хрома. В том-то и дело, что акар и пальцем не пошевелил бы…

Я стиснул зубы. До него дошло, что он ляпнул. Стражник попятился и чуть не опрокинулся.

— Что ж это я. Прости, вырвалось…

— Призывники есть? — перебил я. Помню, как тем роковым вечером мама тоже ушла из лагеря, но никакой шумихи по этому поводу не чувствовалось. Неужели ее призвали в войско?

Ужас в глазах Джаспера сменился растерянностью.

— В смысле?

— Да так, — отмахнулся я и зашагал прочь.

* * *

Лагерь, думал я, встретит меня мирной полудремой, а встретил россыпью клыкастых улыбок. Все, улюлюкая, хлынули мне навстречу. Был даже Йута. Он похлопал меня по спине. Маму я заметил в последний миг и тут же приготовился получить удар, а она лишь — я не поверил — сжала меня в крепких объятьях. Клацнули украшения в ее волосах. Как я соскучился!

— Ты меня напугал, — заговорила она.

— Прости. Я цел.

Я прижал ее в ответ, пусть и не так крепко.

— Ты чем думал, а? — Она отстранила меня за плечи, чтобы я видел ее сердитую мину.

— Ничем.

Мама тотчас оттаяла. Вдруг она встала сбоку и вскинула мою руку.

— Мой сын — воин!

Все заликовали, выбрасывали в воздух кулаки.

Губы поневоле расползлись в улыбке. Тут я высмотрел в толпе лицо Недальи. Мы весьма стыдливо переглянулись, но меня это почти не покоробило.

В груди стало тесно. Я окинул всех взглядом, и душа скандировала в один голос с толпой:

— Баатар! Баатар! Баатар!

Земля тряслась от громоподобного топота. Подумать только, я — воин! Раньше это и в голову не приходило. Считалось, что рожденным в лагере не заслужить чести назваться воином, — а я заслужил.

Всего-то стоило убить сородича.

Я поймал еще чей-то знакомый взгляд — взгляд Колота. Общего восторга в его глазах не было.

И тут единогласный клич умолк: всех отвлекло что-то за моей спиной. Я резко обернулся. Люди толкали в нашу сторону повозки с такими горами яств, что хватит попотчевать целый воинский клан.

— По распоряжению генерала Эрефиэля, сына Белого Ястреба, сегодня ночью в акарском лагере объявляется праздник! — разнесся громкий голос Джаспера.

* * *

На моей памяти у нас ни разу не случалось таких торжеств. Впервые пили не пирин, а эль, и целыми бочонками. Матери смешали цветные мази и раскрасили детям лица. Часто акары по ту сторону лесов так пируют?

С моего возвращения минуло несколько часов. Все были заняты приготовлениями. Длинные столы ломились от еды, о которой мой народ знал лишь понаслышке. Взять хотя бы «торт» — так его обыденно называла стража. Главным ингредиентом самых вкусных лакомств был сахар, из-за которого от каждого кусочка нас встряхивало, как от разряда молнии.

Даже неудобно, что мы так пируем за счет Эрефиэля. Я же только маму просил накормить, а не весь лагерь!

На ум пришла Нора. Как, должно быть, она бы взвилась при виде того, сколько угощений переводят на акар… Я про себя зубоскалил.

Над столом передавали щедрые куски мяса, которого у нас сегодня было не меньше, чем грязи под ногами.

Жаль, я на этом празднике — лишь зритель. Рад за своих, но мне никак не разделить их восторженного упоения.

Я держался на границе сумрака. У костра плясали тени моих смеющихся сородичей — растянутые ожившие плюмажи черноты. Брызгали от углей искры, как бы силясь взмыть в небо звездами, но тут же растворяясь в ночи.

Стража все так же бдела по краям лагеря, однако теперь, что любопытно, не столько враждебно надзирала за нами, сколько нас охраняла. Солдаты, в сущности, не знали, что думать: да, дети спасены, но эта гульба вызывала у них двоякие чувства.

На меня с ухмылкой поглядывал Колот. Он отвернулся и сгорбился, стал похож на валун.

Тут ко мне подсел Йута. Гигант подбирал слова, надувая и сдувая могучую грудь. Я поежился: на миг перед глазами встал Йи’сура.

— Тебе уже лучше.

— Мне уже лучше, — подтвердил он. — Зукин рассказала, как вы с шаманкой меня лечили.

Я усмехнулся.

— Она, вообще-то, не шаманка, — поправил я в едкой, столь присущей подросткам манере и сорвал былинку, принялся расщеплять на длинные равные волокна.

— Ну, лекаршей. — В хриплом голосе скользнуло недовольство. Тут великан взволнованно, будто виновато, кашлянул. — Она цела?

— Почти, — кивнул я. — Отделалась синяками, тревожиться не о чем.

— Славно. — С его исполинских плеч груз упал. И больше, чем сейчас, Йута уже не обнажит чувств.

Я не отрывал от него взгляда. Мой наставник двигал челюстью по кругу, как бы меля что-то на зубах. Акары часто так делают при тяжких раздумьях.

Мы сидели в сторонке, довольствуясь клочками света, пока у костра все вволю нежились в его сиянии.

— Молодец, что спас ребятишек. — Он лениво махнул в сторону Рощи, скрытой где-то за хижинами и частоколом. — Чему-то я, видно, да научил. — И шутя пихнул меня в бок солидным локтем, добиваясь того, чтобы я растянул поджатые губы в улыбке.

Мы помолчали.

— Убитый назвался? — посерьезнел Йута.

— Йи’сура.

— Хорошо, — кивнул он. — Имя всегда стоит знать.

И вновь я молчу.

— Жалеешь, да? — наконец спросил он.

— Я и сам не знаю. — Мысли суматошно толкались в голове. — Чему радоваться? Тому, что спас людей ценой одного из наших?

— Он не наш, — мотнул головой Йута и широко обвел рукой лагерь, подчеркивая глубину слов. — Вот наши, Хрома. Все, с кем ты с рождения неразлучен.

Я думал о далеких горах, о родине, которой не знал. О наследии, которого лишен.

— Ты скучаешь по родным землям? Вернуться хочешь?

— Еще бы, это ведь дом! День ото дня мечтаю… но не вернусь. Мне там не рады. Пути назад нет, так что нельзя цепляться за прошлое.

— Как там жилось?

Он усмехнулся.

— Свободно. — Одно слово, короткий ответ, а как он окрылил исполина. — Вольные просторы, еды в достатке. Своя жизнь, свои тяготы — а если жизнь проста, тяготы просты не всегда… Но было чудесно. — Он поморщился. Лицо стало точно обветренный камень. — А потом все изменилось. Хаар день и ночь поглощал наши земли, лес превратился в непроходимые заросли. Дичи на всех не хватало. Лес как будто мучился от голода и пожирал сам себя. — Он покачал головой. — Тяжко пришлось.

— И тогда отец объединил племена, — додумал я вслух, но Йута, видимо, услышал в моей фразе вопрос.

— Мукто раздул пожар, — помолчав, угрюмо кивнул он. — Поднял собратьев на войну с Владыками. Сплотил кланы. Мы же выбрали свой путь.

— Но ты же воин, Йута. Такой жизни ты хотел?

Он не то усмехнулся, не то рыкнул — не в отпор мне, а скорее из-за самого вопроса.

— А воин — он кто, Хрома?

Я задумался. Ответ напрашивался сам.

— Кто воюет.

— Это только с внешней стороны. Воюет с кем? Воин ли я, если зарублю вон их? — Он украдкой показал на стражников. — А если вырежу на корню весь Вороний город? Убью беззащитных матерей, заколю детишек?

Пока было не вполне ясно, куда он клонит, но тут согласиться нельзя.

— Нет.

Йута удовлетворенно кивнул. Бряцнули его косы. Он смочил губы, собираясь с мыслями.

— Воин — не мясник. Не просто льет кровь с секирой и щитом в руках. Воин ведом целью. Я сделал свой выбор и решил защищать родное племя, семью — этим и подпитываю воинский дух. Как видно, Йи’сура был доблестным акаром. По многим причинам. Вот только, считаю, убийство невинных детей не сделало бы ему чести.

Я уже хотел раскрыть, что мечтаю вернуться к нашему народу и воевать, но в этот миг он хлопнул меня лапищей по плечу и встал.

— Ты все сделал правильно. Знай: я тобой горжусь.

Так непривычно и на удивление приятно от него это услышать. Он вдруг указал в толпу.

— Иди-ка. Тебя кое-кто ждет.

Я проследил за его пальцем и увидел Недалью. Она, развернувшись, ушла от лучей костра за хибары.

* * *

Я направился к Недалье. Чем дальше уходил от праздника, тем сильнее стучало в груди.

Привыкшие к мраку глаза уловили в нем знакомый, столь милый сердцу силуэт.

— Недалья… — заговорил я, но она заткнула меня поцелуем. После него я мечтал лишь об одном: откинуться назад и смаковать ее прикосновения.

Она взглянула на меня с болью.

— Я все знаю, — сказала она и потупилась. — Сиэмени и Трем рассказали. Той ночью в юрте мы с тобой одного хотели.

Спрашивает или утверждает? Как резко начала!

— Ты меня хочешь. — Она заставила себя поднять глаза. — Еще с детства знаю. И это взаимно. — Тут взгляд вновь упал, сильные руки соскользнули с моей груди и повисли вдоль тела. — Но ты меня оттолкнул и… — Ее голос затих, растаял в ночи. Умер. — Просто пойми. Я была пьяна, ты меня ранил, куда-то делся, зато рядом оказался Колот…

Она сама будто просила прощения. Меня покинул дар речи.

— Не молчи, — молила Недалья.

А что сказать? С первой секунды бегства мысли роились в уме сотнями, сотни фраз лезли на язык, но вот настал момент истины — а в голове пустота, как на пергаменте, с которого сошли чернила. У меня перехватило горло. Я боялся. Не просто боялся отказа — боялся заполучить желаемое. Вдруг я не готов?

Недалья медленно переменилась в лице. Приподнятые брови брезгливо надвинулись на переносицу.

Она нечленораздельно рыкнула и оттолкнула меня.

— Забудь. Напрасно я это затеяла.

«Стой. Я люблю тебя. Ты ни в чем не виновата».

Слова застряли в горле. Моя любимая гневно уносилась в ночь, и я чувствовал, как оцепенение перерастает в ужас.

— Ты Колоту в подметки не годишься.

Какая жестокая фраза и какой сочилась желчью. Не представляю, что бы ранило меня столь же глубоко.

Я недостоин Недальи. Таков приговор. Ее смертный приговор мне.

Она нарочно нанесла укол, надорвала, пропорола душу кривым лезвием, и я чувствовал, что совсем скоро воспалится мое вожделение и брызнет гнойными каплями тоска по несбывшемуся.