Межи мои. Воспоминания Елены Шанявской

И. Л. Толкачева

Воспоминания Елены Шанявской (1896—1983), племянницы известного русского писателя Ивана Алексеевича Новикова, посвящены последним обитателям усадьбы Ильково (Мценского уезда): сестре писателя Елизавете, ее мужу – польскому дворянину Альберту Шанявскому и их детям. В центре повествования – духовные искания семьи Шанявских в период революции и гражданской войны. С особой теплотой и благодарностью показана деятельная любовь И. А. Новикова к родным и близким в самые тяжелые моменты их жизни.

Возвращение в Ильково

Всего в семье Шанявских родилось семеро детей.

Вслед за Олей у мамы родился Гриша, а затем — я. Следующие дети — Володя и Анюточка, — умерли во младенчестве от скарлатины. Потом родилась вторая Анюточка, названная в память умершей сестры, и последней на свет появилась Веточка (Елизавета).

Хотя и была нянька-подросток, все же маме трудно приходилось. К тому времени бабушка мамина (Авдотья Алексеевна) умерла, тетя Оля учительствовала и приезжала только погостить.

Лена, Оля и Гриша Шанявские

Дядя Ваня учился, летом давал уроки у помещиков, а дома бывал кратковременным гостем.

Семья состояла только из дедушки, папы и мамы с детьми.

День моего появления на свет я представляла так. Ильково. Новый дом, в который только недавно перебрались из старого. Семья: дедушка — старый, суровый, с крепкими религиозными и нравственными устоями; папа тридцати трех лет, мама лет двадцати восьми; у них двое совсем маленьких детей: Олюшка и Гриша — Гунек, Гунище.

В семье нянька — девочка-подросток, возможно, уже Саша из села Воина. Помогает обслуживать детей молоденькая девушка — тетя Таня из Прилеп. По утрам топит печку молодая женщина, мамина ровесница, — Прасковья.

Осенний короткий день, в столовой топится печка соломой. Приехал навестить из Прилеп Яков Максимович — племянник дедушки. Сидят все в столовой, едят, угощают гостя, разговаривают.

И вот маме становится плохо, сказала об этом папе. Папа быстро послал за Варварой Васильевной Осташковой, она приехала, сразу же прошла в спальню. Детей удалили в соседнюю комнату.

Вероятно, дедушка с племянником, Яковом Максимовичем, из столовой перешли в дальние комнаты. Тетя Таня занимает детей, а в столовой и спальне хлопочут женщины — Варвара Васильевна и Прасковья.

Папа волнуется: то входит в спальню, то выходит, прохаживается через смежные комнаты, может быть, в волнении чуть-чуть насвистывает не мотив, а только «фью-фью». Потом опять идет к маме.

Так идут томительные часы в ожидании прихода в жизнь нового человека, еще неизвестного. То есть меня.

Между папой и дедушкой продолжали временами портиться отношения, что было для всех очень тяжело. Опять пришлось уехать папе на заработок, чтобы не обременять своей семьей уже старого дедушку и чувствовать себя более независимым.

Уехали папа с мамой и только что родившейся девочкой (со мной) в Елецкий уезд, в богатое поместье, чтобы организовать там большую хорошую пасеку. Папина домашняя пасека, по словам старожилов, была лучшей во всем Мценском уезде. Грудного ребенка родители взяли с собой, а двое старших оставались с тетей Олей, временно жившей дома. Но потом родители вскоре вернулись, так как дома нужна была хозяйка и мать.

В письме к папе показана жизнь нашей семьи в Илькове в его отсутствие, в нем ярко виден энергичный характер мамы, ее готовность самостоятельно осваивать новое, прежде неизвестное дело, — пчеловодство.

«21.02.1899 сельцо Ильково

Здравствуй, дорогой Альберточка, поздравляю тебя с Масленицей и желаю провести ее получше!

Я и дети крепко-прекрепко тебя целуем. Дети просто меня доняли вопросами: «Скоро ли папа приедет? Когда папа приедет? Зачем папа уехал?» — и т.д и т. п.

Я говорю, что папа тогда приедет, когда вы станете умными, перестанете капризничать и ссориться между собою. А Олюшка раз мне говорит: «Пускай папа приедет, мы на него посмотрим, а потом пусть опять уедет! Но мы без папы скучаем…», — и эти вопросы всегда сопровождаются слезами. Видно, что они без тебя соскучились и им хочется повидаться с тобою.

Ленка все спрашивает: «Как папу авут (зовут)? — Альберт. — «Абе уба?» — и засмеется. Такая Ленка говорунья, ни минутки не молчит и все лопочет на своем языке; разговоры очень трудно понять без привычки, так как она говорит очень неясно — одни начальные слоги слов. Здоровье ее, слава Богу, теперь ничего совсем, хотя лекарства и теперь пьет.

Недели две тому назад был у нас Роледер. Просил передать тебе от него поклон. Он почему-то уверен, что ты весной снова не приедешь и спрашивал меня, что я думаю делать с пчелами. Я говорю, что, если ты не приедешь, сама буду ими заниматься. А Вас, мол, попрошу быть моим руководителем. «Куда Вам самой заниматься пасекой, у Вас и так дел по горло», — и начал перечислять мои дела разные хозяйственные. — У Вас вот сколько пчел в ульях, впору с ними управиться?»

А потом говорит: «Не продадите ли мне пчел? Почем возьмете за улей? — 20 рублей. — Так мы с Вами не сторгуемся, а Вы лучше напишите Альберту Урбановичу и спросите его про условия продажи, я знаю, что с ним мы скорее поладим, — Ладно, мол, напишу». Что ты скажешь на это?

Мыши в омшанике¹⁷ доняли: теперь в 4-х ульях. Просто не знаю, что делать. Ставила отраву: и мышьяк, и спички, то с ветчиной, то с хлебом — не берут никак.

На днях ездила на Воин и взяла в аптеке стрихнину, хочу попробовать его положить.

Температура в омшанике колеблется от 3 тепла до нуля. По крайней мере во время моего прихода ни разу не было на термометре понижения до мороза.

Хочу теперь привезти в кухню подушки и починить их заранее, чтобы к выставке пчел они были готовы. Книги по пчеловодству я начала читать, да не помню, когда брала их в руки.

Ты себе представить не можешь, какая у меня масса дел, а время для работы нет. Целый день и вечер занята, а чем? И сказать не знаешь, чем. Что-то делаешь, делаешь, а за настоящую работу и не принимаешься.

Дети ходят в единственных рваных чулках (по 3 пары новых износили за эту зиму, просто не навяжешься), рубашки все у них порвались, сама я обносилась бельем, а сшить некогда, впору лишь дыры чинить. Хоть бы мама¹⁸ приехала к нам. После Рождества я писала маме в Полоцк, но от ней нет письма.

А тут на кону срок Нюше. Ведь в марте будет ей срок и домой уйдет. Я порешила взять девочку из заведенья. Сколько вот пытала, нет ли у кого на примете, и все нет и нет, не только приходящей, а никакой.

Ответь пожалуйста, что ты думаешь про это, да поскорей, а то ведь время-то не ждет, в половине марта нужно будет взять девочку из Орла, если брать, то напиши.

Любящая тебя твоя Лиза»

Вскоре родились один за другим еще двое детей — Анюта и Володя. Они прожили недолго — умерли от скарлатины, которой переболели все дети в семье. Это был очень тяжелый удар для папы, безгранично любившего маленькую Анюточку, умершую всего трех лет от роду.

Девочка эта была действительно прекрасной как наружностью, так и по своим проявлениям. Портрет ее был в Шеинской церкви, где она изображена в виде младенца Христа на руках у Богоматери. Чудные, ясные, голубые глаза и ярко рыжие вьющиеся волосы.

Она, бывало, распевала песенки. Очень ласкова, ясна, послушна и заботлива. Помню, как она, поднявши крошечный пальчик, говорила нам, старшим своим сестрам и брату: «Тише, дети, тише — папа спит». И ходила на цыпочках, хотя папа спал за несколько комнат от нас.

Рассказывали, что папа чуть с ума не сошел от этой потери. Много лет спустя я как-то (уже взрослая) заговорила об Анюточке, папа отвечал, но вот голос его задрожал, он отвернулся к стене, чтобы не заметили на его глазах слезы. Так крепко и глубоко было у папы чувство любви.

Мне было пять лет, когда умер дедушка — Алексей Петрович Новиков. Перед этим он целый год лежал, разбитый параличом. Причиной для паралича послужило большое несчастье — в одну ночь угнали всех взрослых лошадей. А без лошадей как же вести хозяйство? На приобретение новых нужны средства, а их не было.

Умер дедушка, и осталась хозяйкой мама.

А хозяйство оказалось в самом жалком положении, так как не было взрослых лошадей. Молодые жеребята еще не вполне окрепли, чтобы заменить взрослых, украденных.

Мама с ужасом думала зимой о наступающей весне: как-то она справится вести хозяйство, в которое она до сих пор не вмешивалась.

В довершение всего с осени была большая засуха, рожь почти совсем не взошла, и предстоял очень тяжелый год.

Настала ранняя весна. Как-то раз приехал верхом знакомый помещик Роледер и говорит: «Ехал я по вашему полю и восхищался зеленями — чудные зеленя».

Мама с обидой и горечью говорит: «Будет вам, Николай Владимирович, расстраивать меня своими неуместными шутками. Я и без вас знаю, что посев пропал». Но Роледер продолжал уверять, что зеленя очень хороши.

Мама с папой не знали, что и думать. Папа надел высокие сапоги и по колено в грязи прошел на ржаное поле. Зеленя стали действительно великолепными.

Мама воспрянула духом, увидев в этом помощь Божию. Родилась надежда, что и во всех дальнейших трудностях Бог не оставит. И действительно — мама прекрасно вела хозяйство. Много вкладывала она физических и душевных сил, чтобы вести его, чтобы сводить концы с концами, чтобы ладить с рабочими, что особенно было трудно в «храпуны-месяцы» — месяцы, когда шли особенно напряженные сельскохозяйственные работы.

И рабочие, зная, что они необходимы именно в это напряженное время, становились грубы и непослушны. Но мама, обладавшая исключительно выдержанным характером, а главное, большой любовью к людям, могла смирить самых непокорных.

Примечания

17

Омшаник — утепленное помещение для зимовки пчел.

18

Имеется в виду свекровь, Аделаида Ивановна.