Неточные совпадения
Его
цель — сделаться героем
романа.
«Пропущенные строфы подавали неоднократно повод к порицанию и насмешкам (впрочем, весьма справедливым и остроумным). Автор чистосердечно признается, что он выпустил из своего
романа целую главу, в коей описано было путешествие Онегина по России. От него зависело означить сию выпущенную главу точками или цифром; но во избежание соблазна решился он лучше выставить вместо девятого нумера осьмой над последней главою Евгения Онегина и пожертвовать одною из окончательных строф...
Всегда скромна, всегда послушна,
Всегда как утро весела,
Как жизнь поэта простодушна,
Как
поцелуй любви мила,
Глаза как небо голубые;
Улыбка, локоны льняные,
Движенья, голос, легкий стан —
Всё в Ольге… но любой
романВозьмите и найдете, верно,
Ее портрет: он очень мил,
Я прежде сам его любил,
Но надоел он мне безмерно.
Позвольте мне, читатель мой,
Заняться старшею сестрой.
Он кончил портрет Марфеньки и исправил литературный эскиз Наташи, предполагая вставить его в
роман впоследствии, когда раскинется и округлится у него в голове весь
роман, когда явится «
цель и необходимость» создания, когда все лица выльются каждое в свою форму, как живые, дохнут, окрасятся колоритом жизни и все свяжутся между собою этою «необходимостью и
целью» — так что, читая
роман, всякий скажет, что он был нужен, что его недоставало в литературе.
Тут был и Викентьев. Ему не сиделось на месте, он вскакивал, подбегал к Марфеньке, просил дать и ему почитать вслух, а когда ему давали, то он вставлял в
роман от себя
целые тирады или читал разными голосами. Когда говорила угнетенная героиня, он читал тоненьким, жалобным голосом, а за героя читал своим голосом, обращаясь к Марфеньке, отчего та поминутно краснела и делала ему сердитое лицо.
Там был записан старый эпизод, когда он только что расцветал, сближался с жизнью, любил и его любили. Он записал его когда-то под влиянием чувства, которым жил, не зная тогда еще, зачем, — может быть, с сентиментальной
целью посвятить эти листки памяти своей тогдашней подруги или оставить для себя заметку и воспоминание в старости о молодой своей любви, а может быть, у него уже тогда бродила мысль о
романе, о котором он говорил Аянову, и мелькал сюжет для трогательной повести из собственной жизни.
Я начал уже сам сочинять их
роман: думал, не застали ли их где-нибудь уединенно гуляющих, или перехватили письмо, в коем сказано: «люблю, мол, тебя» — или раздался преступный
поцелуй среди дуэтов Россини и Беллини.
— Можно удержаться от бешенства, — оправдывал он себя, — но от апатии не удержишься, скуку не утаишь, хоть подвинь всю свою волю на это! А это убило бы ее: с летами она догадалась бы… Да, с летами, а потом примирилась бы, привыкла, утешилась — и жила! А теперь умирает, и в жизни его вдруг ложится неожиданная и быстрая драма,
целая трагедия, глубокий, психологический
роман.
— Ах ты, цыпка, баловница… — нежно пробормотал Иван Петрович и
поцеловал ее в лоб. — Вы очень кстати пожаловали, — обратился он опять к гостю, — моя благоверная написала большинский
роман и сегодня будет читать его вслух.
Впрочем, я даже рад тому, что
роман мой разбился сам собою на два рассказа «при существенном единстве
целого»: познакомившись с первым рассказом, читатель уже сам определит: стоит ли ему приниматься за второй?
Без сомнения, он чувствует сам всю невероятность выдумки и мучится, страшно мучится, как бы сделать ее вероятнее, так сочинить, чтоб уж вышел
целый правдоподобный
роман.
Она была в отчаянии, огорчена, оскорблена; с искренним и глубоким участием смотрел я, как горе разъедало ее; не смея заикнуться о причине, я старался рассеять ее, утешить, носил
романы, сам их читал вслух, рассказывал
целые повести и иногда не приготовлялся вовсе к университетским лекциям, чтоб подольше посидеть с огорченной девушкой.
Эвелина, неслышно ступая в темноте, сошла уже до половины первого прохода, когда за ней раздались уверенные шаги обоих слепых, а сверху донесся радостный визг и крики ребят, кинувшихся
целою стаей на оставшегося с ними
Романа.
— Дома, все, мать, сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий ваш Коля! Если прямо не говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна
целый день; а на другой день Александра и папаша сказали мне, что я сама не понимаю, что вру и какие слова говорю. А я им тут прямо отрезала, что я уже всё понимаю, все слова, что я уже не маленькая, что я еще два года назад нарочно два
романа Поль де Кока прочла, чтобы про всё узнать. Maman, как услышала, чуть в обморок не упала.
Желание отца было приведено в исполнение в тот же день. Нюрочка потащила в сарайную
целый ворох книг и торжественно приготовилась к своей обязанности чтицы. Она читала вслух недурно, и, кроме Васи, ее внимательно слушали Таисья и Сидор Карпыч. Выбор статей был самый разнообразный, но Васе больше всего нравились повести и
романы из русской жизни. В каждой героине он видел Нюрочку и в каждом герое себя, а пока только не спускал глаз с своей сиделки.
Более в
целом городе не было ничего достопримечательного в топографическом отношении, а его этнографическою стороною нам нет нужды обременять внимание наших читателей, поелику эта сторона не представляет собою никаких замечательных особенностей и не выясняет положения действующих лиц в
романе.
То вдруг на него находила страсть к картинкам: он сам принимался рисовать, покупал на все свои деньги, выпрашивал у рисовального учителя, у папа, у бабушки; то страсть к вещам, которыми он украшал свой столик, собирая их по всему дому; то страсть к
романам, которые он доставал потихоньку и читал по
целым дням и ночам…
Еще и прежде того, как мы знаем, искусившись в писании повестей и прочитав потом
целые сотни исторических
романов, он изобразил пребывание Поссевина в России в форме рассказа: описал тут и царя Иоанна, и иезуитов с их одеждою, обычаями, и придумал даже полячку, привезенную ими с собой.
Хозяин и гостья
целые дни проводили вместе: Мари первое время читала ему вслух, потом просматривала его новый
роман, но чем самое большое наслаждение доставляла Вихрову — так это игрой на фортепьяно.
Автор однажды высказал в обществе молодых деревенских девиц, что, по его мнению, если девушка мечтает при луне, так это прекрасно рекомендует ее сердце, — все рассмеялись и сказали в один голос: «Какие глупости мечтать!» Наш великий Пушкин, призванный, кажется, быть вечным любимцем женщин, Пушкин, которого барышни моего времени знали всего почти наизусть, которого Татьяна была для них идеалом, — нынешние барышни почти не читали этого Пушкина, но зато поглотили
целые сотни томов Дюма и Поля Феваля [Феваль Поль (1817—1887) — французский писатель, автор бульварных
романов.], и знаете ли почему? — потому что там описывается двор, великолепные гостиные героинь и торжественные поезды.
То она подходила к фортепьянам и играла на них, морщась от напряжения, единственный вальс, который знала, то брала книгу
романа и, прочтя несколько строк из средины, бросала его, то, чтоб не будить людей, сама подходила к буфету, доставала оттуда огурец и холодную телятину и съедала ее, стоя у окошка буфета, то снова, усталая, тоскующая, без
цели шлялась из комнаты в комнату.
Лично я, впрочем, выше всего ценил в Мартыне Степаныче его горячую любовь к детям и всякого рода дурачкам: он способен был
целые дни их занимать и забавлять, хотя в то же время я смутно слышал историю его выхода из лицея, где он был инспектором классов и где аки бы его обвиняли; а, по-моему, тут были виноваты сами мальчишки, которые, конечно, как и Александр Пушкин, затеявший всю эту историю, были склоннее читать Апулея [Апулей (II век) — римский писатель, автор знаменитого
романа «Золотой осел» («Метаморфозы»).] и Вольтера, чем слушать Пилецкого.
Это был
целый глупо-героический
роман, с превращениями, исчезновениями, внезапными обогащениями,
роман, в котором главными героями были: он сам и кровопивец Порфишка.
У меня уже составился
целый план настоящего
романа во вкусе Ивана Иваныча, и оставалось только осуществить его.
Я сделал невольное движение, чтобы закрыть книгой роковую седьмую главу третьей части
романа, но Порфир Порфирыч поймал мою руку и неожиданно
поцеловал ее.
Я ставил себя в разные геройские положения, создавал
целые сцены и
романы и даже удивлялся своей собственной находчивости, остроумию и непобедимости.
— Да-с, а теперь я напишу другой рассказ… — заговорил старик, пряча свой номер в карман. — Опишу молодого человека, который, сидя вот в такой конурке, думал о далекой родине, о своих надеждах и прочее и прочее. Молодому человеку частенько нечем платить за квартиру, и он по ночам пишет, пишет, пишет. Прекрасное средство, которым зараз достигаются две
цели: прогоняется нужда и догоняется слава… Поэма в стихах? трагедия?
роман?
Помню темный сентябрьский вечер. По программе мы должны были заниматься литературой. Я писал
роман, Пепко тоже что-то строчил за своим столом. Он уже
целых два дня ничего не ел, кроме чая с пеклеванным хлебом, и впал в мертвозлобное настроение. Мои средства тоже истощились, так что не оставалось даже десяти крейцеров. В комнате было тихо, и можно было слышать, как скрипели наши перья.
Дело в том, что мной была задумана
целая серия
романов, на манер «Ругонов» Золя.
А как хорошо было ранним утром в парке, где так и обдавало застоявшимся смолистым ароматом и ночной свежестью. Обыкновенно, я по
целым часам бродил по аллеям совершенно один и на свободе обдумывал свой бесконечный
роман. Я не мог не удивляться, что дачники самое лучшее время дня просыпали самым бессовестным образом. Только раз я встретил Карла Иваныча, который наслаждался природой в одиночестве, как и я. Он находился в периоде выздоровления и поэтому выглядел философски-уныло.
За этим немедленно следовал
целый реестр искупающих поступков, как очистительная жертва. Всякое правонарушение требует жертв… Например, придумать и сказать самый гнусный комплимент Федосье, причем недурно
поцеловать у нее руку, или не умываться в течение
целой недели, или — прочитать залпом самый большой женский
роман и т. д. Странно, чем ярче было такое раскаяние и чем ужаснее придумывались очищающие кары, тем скорее наступала новая «ошибка». В психологии преступности есть своя логика…
Адвокатская деятельность нравилась ему, но все же главным своим занятием считал он не адвокатуру, а эти
романы. Ему казалось, что у него тонкая, артистическая организация, и его всегда тянуло к искусству. Сам он не пел и не играл ни на каком инструменте и совершенно был лишен музыкального слуха, но посещал все симфонические и филармонические собрания, устраивал концерты с благотворительною
целью, знакомился с певцами…
Жил на дворе у пана доезжачий, Опанас Швидкий. Приехал он на ту пору с поля, как
Романа к женитьбе заохачивали. Услышал он про Романову беду — бух пану в ноги. Таки упал в ноги,
целует…
— Я? Я знаю
целый десяток франтих и все их грязные
романы, и нынче все их перепутаю. Ты знаешь эту барыню, которая как взойдет в магазин — сейчас вот так начинает водить носом по потолку? Сегодня она потерпит самое страшное поражение.
В тот самый день, ниццскими событиями которого заключена вторая часть нашего
романа, именно накануне св. Сусанны, что в Петербурге приходилось, если не ошибаюсь, около конца пыльного и неприятного месяца июля, Анне Михайловне было уж как-то особенно, как перед пропастью, тяжело и скучно.
Целый день у нее валилась из рук работа, и едва-едва она дождалась вечера и ушла посидеть в свою полутемную комнату. На дворе было около десяти часов.
Дорогой княгиня совсем потеряла свой желчный тон и даже очень оживилась; она рассказала несколько скабрезных историек из маловедомого нам мира и века, и каждая из этих историек была гораздо интереснее светских
романов одной русской писательницы, по мнению которой влюбленный человек «хорошего тона» в самую горячечную минуту страсти ничего не может сделать умнее, как с большим жаром
поцеловать ее руку и прочесть ей следующее стихотворение Альфреда Мюссе.
По
целым дням Катя лежит на кушетке и читает книги, преимущественно
романы и повести.
Роман Прокофьич, впрочем, был человек необезличевший, и женщины любили его не за одну его наружность. В нем еще цела была своя натура — натура, может быть, весьма неодобрительная; но все-таки это была натура из числа тех, которые при стереотипности всего окружающего могут производить впечатление и обыкновенно производят его на женщин пылких и всем сердцем ищущих человека, в котором мерцает хотя какая-нибудь малейшая божия искра, хотя бы и заваленная
целою бездною всякого греховного мусора.
Пунцовые губы его тихо вздрагивали под черными усами и говорили мне, что в беспокойной крови его еще горит влажный
поцелуй Берты Ивановны. Если бы пастор Абель вздумал в это время что-нибудь заговорить на тему: «не пожелай жены искреннего твоего», то
Роман Прокофьич, я думаю, едва ли был бы в состоянии увлечься этой проповедью.
— Нет, мама, со мною здесь
Роман Прокофьич сидел, — тихо ответила Маня и нежно
поцеловала обе материны руки.
Роман Прокофьич, видно, вдруг позабыл даже, где он и с кем он.
Цели, ближайшие
цели его занимали так, что он даже склонен был не скрывать их и поднести почтенному семейству дар свой, не завертывая его ни в какие бумажки.
—
Роман Прокофьич! Зачем это такое сходство? Ведь это не нарочно писано; я сам видел, как вы вырезали этот кусок из
целого картона, — заговорил Фридрих Фридрихович.
Ковры на полу и на стенах, простая, но чрезвычайно покойная постель, мебель, обитая сафьяном, массивный письменный стол, уставленный столь же массивными принадлежностями письма и куренья, небольшая библиотека, составленная из избраннейших
романов Габорио, Монтепена, Фейдо, Понсон-дю-Терайля и проч., и, наконец, по стенам
целая коллекция ружей, ятаганов и кинжалов — вот обстановка, среди которой предстояло Nicolas провести
целое лето.
И так как ни одной капли из всего этого ей не перепадет, то она станет сочинять
целые фантастические
романы, будет видеть волшебные сны и пробуждаться тем больше несчастною, оставленною, одинокою, чем больше преисполнен был света, суеты и лихорадочного оживления только что пережитый сон.
Целые дни проходили незаметно: они гуляли по полям, с лихорадочным трепетом читали и перечитывали, какие только были у них под рукой
романы, которые им напоминали их собственные чувства, и, наконец, целовались и глядели по
целым часам друг на друга.
Автор не может пройти мимоходом даже какого-нибудь барона фон-Лангвагена, не играющего никакой роли в
романе; и о бароне напишет он
целую прекрасную страницу, и написал бы две и четыре, если бы не успел исчерпать его на одной.
Давно уже замечено, что все герои замечательнейших русских повестей и
романов страдают оттого, что не видят
цели в жизни и не находят себе приличной деятельности.
Может показаться странным, что мы находим особенное богатство содержания в
романе, в котором, по самому характеру героя, почти вовсе нет действия. Но мы надеемся объяснить свою мысль в продолжении статьи, главная
цель которой и состоит в том, чтобы высказать несколько замечаний и выводов, на которые, по нашему мнению, необходимо наводит содержание
романа Гончарова.
Рассказывал он уже не так вычурно, но очень подробно, приводя наизусть
целые описания и разговоры; действующие лица
романа восхищали его, и, характеризуя их, он становился в позы, менял выражение лица и голос, как настоящий актер.
В другой раз он велел отвезти себя не в тот дом, куда хотел ехать и где ожидало его
целое общество; он задумался, вошел в гостиную, в которой бывал очень редко, и объявил хозяйке, с которой был не коротко, но давно знаком, что приехал прочесть ей по обещанию отрывок из своего
романа; хозяйка удивилась и очень обрадовалась, а Загоскин, приметивши наконец ошибку, посовестился признаться в ней и прочел назначенный отрывок к общему довольствию и хозяев и гостей.