Неточные совпадения
— Не знаю я, Матренушка.
Покамест тягу страшную
Поднять-то поднял он,
Да
в землю сам
ушел по грудь
С натуги! По лицу его
Не слезы — кровь течет!
Не знаю, не придумаю,
Что будет? Богу ведомо!
А про
себя скажу:
Как выли вьюги зимние,
Как ныли кости старые,
Лежал я на печи;
Полеживал, подумывал:
Куда ты, сила, делася?
На что ты пригодилася? —
Под розгами, под палками
По мелочам
ушла!
Ревность Левина еще дальше
ушла. Уже он видел
себя обманутым мужем,
в котором нуждаются жена и любовник только для того, чтобы доставлять им удобства жизни и удовольствия… Но, несмотря на то, он любезно и гостеприимно расспрашивал Васеньку об его охотах, ружье, сапогах и согласился ехать завтра.
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая
уйти, но останавливаясь
в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к
себе этих шарлатанов.
Как будто было что-то
в этом такое, чего она не могла или не хотела уяснить
себе, как будто, как только она начинала говорить про это, она, настоящая Анна,
уходила куда-то
в себя и выступала другая, странная, чуждая ему женщина, которой он не любил и боялся и которая давала ему отпор.
Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела
в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый день и вечером,
уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала
себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
Левин хотел и не мог вступить
в общий разговор; ежеминутно говоря
себе: «теперь
уйти», он не
уходил, чего-то дожидаясь.
— Оставь меня
в покое, ради Бога! — воскликнул со слезами
в голосе Михайлов и, заткнув уши,
ушел в свою рабочую комнату за перегородкой и запер за
собою дверь. «Бестолковая!» сказал он
себе, сел за стол и, раскрыв папку, тотчас о особенным жаром принялся за начатый рисунок.
Если бы жена тогда, объявив о своей неверности,
ушла от него, он был бы огорчен, несчастлив, но он не был бы
в том для самого
себя безвыходном, непонятном положении,
в каком он чувствовал
себя теперь.
Сергей Иванович был умен, образован, здоров, деятелен и не знал, куда употребить всю свою деятельность. Разговоры
в гостиных, съездах, собраниях, комитетах, везде, где можно было говорить, занимали часть его времени; но он, давнишний городской житель, не позволял
себе уходить всему
в разговоры, как это делал его неопытный брат, когда бывал
в Москве; оставалось еще много досуга и умственных сил.
Максим Максимыч сел за воротами на скамейку, а я
ушел в свою комнату. Признаться, я также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина; хотя, по рассказу штабс-капитана, я составил
себе о нем не очень выгодное понятие, однако некоторые черты
в его характере показались мне замечательными. Через час инвалид принес кипящий самовар и чайник.
За два часа до обеда Андрей Иванович
уходил к
себе в кабинет затем, чтобы заняться сурьезно и действительно.
— Только, пожалуйста, не гневайся на нас, — сказал генерал. — Мы тут ни
в чем не виноваты. Поцелуй меня и
уходи к
себе, потому что я сейчас буду одеваться к обеду. Ведь ты, — сказал генерал, вдруг обратясь к Чичикову, — обедаешь у меня?
Воображение мое, как всегда бывает
в подобных случаях,
ушло далеко вперед действительности: я воображал
себе, что травлю уже третьего зайца,
в то время как отозвалась
в лесу первая гончая.
— Ну, если так, — даже с некоторым удивлением ответил Свидригайлов, рассматривая Раскольникова, — если так, то вы и сами порядочный циник. Материал, по крайней мере, заключаете
в себе огромный. Сознавать много можете, много… ну да вы и делать-то много можете. Ну, однако ж, довольно. Искренно жалею, что с вами мало переговорил, да вы от меня не
уйдете… Вот подождите только…
Если б возможно было
уйти куда-нибудь
в эту минуту и остаться совсем одному, хотя бы на всю жизнь, то он почел бы
себя счастливым.
То вдруг он один
в комнате, все
ушли и боятся его, и только изредка чуть-чуть отворяют дверь посмотреть на него, грозят ему, сговариваются об чем-то промеж
себя, смеются и дразнят его.
«Не
уйти ли?» Но он не дал
себе ответа и стал прислушиваться
в старухину квартиру: мертвая тишина.
Волк, близко обходя пастуший двор
И видя, сквозь забор,
Что́, выбрав лучшего
себе барана
в стаде,
Спокойно Пастухи барашка потрошат,
А псы смирнёхонько лежат,
Сам молвил про
себя, прочь
уходя в досаде:
«Какой бы шум вы все здесь подняли, друзья,
Когда бы это сделал я...
Лариса (глубоко оскорбленная). Вещь… да, вещь. Они правы, я вещь, а не человек. Я сейчас убедилась
в том, я испытала
себя… я вещь! (С горячностью.) Наконец слово для меня найдено, вы нашли его.
Уходите! Прошу вас, оставьте меня!
Коли найдешь
себе суженую, коли полюбишь другую — бог с тобою, Петр Андреич; а я за вас обоих…» Тут она заплакала и
ушла от меня; я хотел было войти за нею
в комнату, но чувствовал, что был не
в состоянии владеть самим
собою, и воротился домой.
Молчалин
уходит к
себе в комнату.
— Нет, ты можешь велеть самовар принять, — отвечал Николай Петрович и поднялся к ней навстречу. Павел Петрович отрывисто сказал ему: bon soir, [Добрый вечер (фр.).] и
ушел к
себе в кабинет.
Базаров
ушел, а Аркадием овладело радостное чувство. Сладко засыпать
в родимом доме, на знакомой постели, под одеялом, над которым трудились любимые руки, быть может руки нянюшки, те ласковые, добрые и неутомимые руки. Аркадий вспомнил Егоровну, и вздохнул, и пожелал ей царствия небесного… О
себе он не молился.
Она скоро
ушла к
себе в комнату и появилась только к завтраку.
Часу
в первом утра он, с усилием раскрыв глаза, увидел над
собою при свете лампадки бледное лицо отца и велел ему
уйти; тот повиновался, но тотчас же вернулся на цыпочках и, до половины заслонившись дверцами шкафа, неотвратимо глядел на своего сына.
Перед обедом общество опять сходилось для беседы или для чтения; вечер посвящался прогулке, картам, музыке;
в половине одиннадцатого Анна Сергеевна
уходила к
себе в комнату, отдавала приказания на следующий день и ложилась спать.
Вечером того же дня Одинцова сидела у
себя в комнате с Базаровым, а Аркадий расхаживал по зале и слушал игру Кати. Княжна
ушла к
себе наверх; она вообще терпеть не могла гостей, и
в особенности этих «новых оголтелых», как она их называла.
В парадных комнатах она только дулась; зато у
себя, перед своею горничной, она разражалась иногда такою бранью, что чепец прыгал у ней на голове вместе с накладкой. Одинцова все это знала.
— Чтобы вам было проще со мной, я скажу о
себе: подкидыш, воспитывалась
в сиротском приюте, потом сдали
в монастырскую школу, там выучилась золотошвейному делу, потом была натурщицей, потом [
В раннем варианте чернового автографа после: потом — зачеркнуто: три года жила с одним живописцем, натурщицей была, потом меня отбил у него один писатель, но я через год
ушла от него, служила.] продавщицей
в кондитерской, там познакомился со мной Иван.
Самгин пошел одеваться, не потому, что считал нужными санитарные пункты, но для того, чтоб
уйти из дома, собраться с мыслями. Он чувствовал
себя ошеломленным, обманутым и не хотел верить
в то, что слышал. Но, видимо, все-таки случилось что-то безобразное и как бы направленное лично против него.
Но он не нашел
в себе решимости на жест, подавленно простился с нею и
ушел, пытаясь
в десятый раз догадаться: почему его тянет именно к этой? Почему?
— Завтра возвращаюсь
в Петербург, а весною перееду
в Казань, должно быть, а может быть,
в Томск, — сказал он,
уходя и оставив по
себе впечатление вялости, отчужденности.
Она
ушла, прежде чем он успел ответить ей. Конечно, она шутила, это Клим видел по лицу ее. Но и
в форме шутки ее слова взволновали его. Откуда, из каких наблюдений могла родиться у нее такая оскорбительная мысль? Клим долго, напряженно искал
в себе: являлось ли у него сожаление, о котором догадывается Лидия? Не нашел и решил объясниться с нею. Но
в течение двух дней он не выбрал времени для объяснения, а на третий пошел к Макарову, отягченный намерением, не совсем ясным ему.
— Может быть, она и не
ушла бы, догадайся я заинтересовать ее чем-нибудь живым — курами, коровами, собаками, что ли! — сказал Безбедов, затем продолжал напористо: — Ведь вот я нашел же
себя в голубиной охоте, нашел ту песню, которую суждено мне спеть. Суть жизни именно
в такой песне — и чтоб спеть ее от души. Пушкин, Чайковский, Миклухо-Маклай — все жили, чтобы тратить
себя на любимое занятие, — верно?
Поняв, что человек этот ставит целью
себе «вносить успокоение
в общество», Самгин
ушел в кабинет, но не успел еще решить, что ему делать с
собою, — явилась жена.
Туробоев сказал ему адрес, куда нужно прийти
в воскресенье к восьми часам утра, и
ушел, захлопнув дверь за
собой с ненужной силой.
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел
уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо, тянул на
себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из дверей домов и становились
в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
В этот вечер Самгин,
уходя спать, пожал руку Безбедова особенно крепко и даже подумал, что он вел
себя с ним более сдержанно, чем следовало бы.
Брезгливо вздрогнув, Клим соскочил с кровати. Простота этой девушки и раньше изредка воспринималась им как бесстыдство и нечистоплотность, но он мирился с этим. А теперь
ушел от Маргариты с чувством острой неприязни к ней и осуждая
себя за этот бесполезный для него визит. Был рад, что через день уедет
в Петербург. Варавка уговорил его поступить
в институт инженеров и устроил все, что было необходимо, чтоб Клима приняли.
«Это я вздрогнул», — успокоил он
себя и, поправив очки, заглянул
в комнату, куда
ушла Алина. Она, стоя на коленях, выбрасывала из ящика комода какие-то тряпки, коробки, футляры.
Все замолчали. Тогда Сомова, должно быть, поняв, что надоела, и обидясь этим, простилась и
ушла к
себе в комнату, где жила Лидия. Маракуев провел ладонью по волосам, говоря...
Напевая, Алина
ушла, а Клим встал и открыл дверь на террасу, волна свежести и солнечного света хлынула
в комнату. Мягкий, но иронический тон Туробоева воскресил
в нем не однажды испытанное чувство острой неприязни к этому человеку с эспаньолкой, каких никто не носит. Самгин понимал, что не
в силах спорить с ним, но хотел оставить последнее слово за
собою. Глядя
в окно, он сказал...
— По форме это, если хотите, — немножко анархия, а по существу — воспитание революционеров, что и требуется. Денег надобно, денег на оружие, вот что, — повторил он, вздыхая, и
ушел, а Самгин, проводив его, начал шагать по комнате, посматривая
в окна, спрашивая
себя...
— Вы — не
в духе? — осведомился Туробоев и, небрежно кивнув головою,
ушел, а Самгин, сняв очки, протирая стекла дрожащими пальцами, все еще видел пред
собою его стройную фигуру, тонкое лицо и насмешливо сожалеющий взгляд модного портного на человека, который одет не по моде.
Казалось, что чем дальше
уходит архиерей и десятки неуклюжих фигур
в ризах, — тем более плотным становится этот живой поток золота, как бы увлекая за
собою всю силу солнца, весь блеск его лучей.
Так, молча, он и
ушел к
себе, а там, чувствуя горькую сухость во рту и бессвязный шум злых слов
в голове, встал у окна, глядя, как ветер обрывает листья с деревьев.
Самгин пожелал ему доброй ночи,
ушел в свою комнату, разделся и лег, устало думая о чрезмерно словоохотливых и скучных людях, о людях одиноких, героически исполняющих свой долг
в тесном окружении врагов, о
себе самом, о
себе думалось жалобно, с обидой на людей, которые бесцеремонно и даже как бы мстительно перебрасывают тяжести своих впечатлений на плечи друг друга.
И
ушла, оставив его, как всегда,
в темноте,
в тишине. Нередко бывало так, что она внезапно
уходила, как бы испуганная его словами, но на этот раз ее бегство было особенно обидно, она увлекла за
собой, как тень свою, все, что он хотел сказать ей. Соскочив с постели, Клим открыл окно,
в комнату ворвался ветер, внес запах пыли, начал сердито перелистывать страницы книги на столе и помог Самгину возмутиться.
—
Ушла к Гогиным. Она — не
в себе, сокрушается — и даже до слез! — что Алинка
в оперетке.
Заснул он под утро, а когда проснулся и вспомнил сцену с женой, быстро привел
себя в порядок и, выпив чаю, поспешил
уйти от неизбежного объяснения.
Около полуночи, после скучной игры с Варавкой и матерью
в преферанс, Клим
ушел к
себе, а через несколько минут вошла мать уже
в лиловом капоте,
в ночных туфлях, села на кушетку и озабоченно заговорила, играя кистями пояса...