Неточные совпадения
Левин хотел и не мог вступить
в общий разговор; ежеминутно говоря
себе: «теперь
уйти», он не
уходил, чего-то дожидаясь.
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая
уйти, но останавливаясь
в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к
себе этих шарлатанов.
Как будто было что-то
в этом такое, чего она не могла или не хотела уяснить
себе, как будто, как только она начинала говорить про это, она, настоящая Анна,
уходила куда-то
в себя и выступала другая, странная, чуждая ему женщина, которой он не любил и боялся и которая давала ему отпор.
— Оставь меня
в покое, ради Бога! — воскликнул со слезами
в голосе Михайлов и, заткнув уши,
ушел в свою рабочую комнату за перегородкой и запер за
собою дверь. «Бестолковая!» сказал он
себе, сел за стол и, раскрыв папку, тотчас о особенным жаром принялся за начатый рисунок.
Если бы жена тогда, объявив о своей неверности,
ушла от него, он был бы огорчен, несчастлив, но он не был бы
в том для самого
себя безвыходном, непонятном положении,
в каком он чувствовал
себя теперь.
Ревность Левина еще дальше
ушла. Уже он видел
себя обманутым мужем,
в котором нуждаются жена и любовник только для того, чтобы доставлять им удобства жизни и удовольствия… Но, несмотря на то, он любезно и гостеприимно расспрашивал Васеньку об его охотах, ружье, сапогах и согласился ехать завтра.
Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела
в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый день и вечером,
уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала
себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
Сергей Иванович был умен, образован, здоров, деятелен и не знал, куда употребить всю свою деятельность. Разговоры
в гостиных, съездах, собраниях, комитетах, везде, где можно было говорить, занимали часть его времени; но он, давнишний городской житель, не позволял
себе уходить всему
в разговоры, как это делал его неопытный брат, когда бывал
в Москве; оставалось еще много досуга и умственных сил.
— Свежо на дворе, плечи зябнут! — сказала она, пожимая плечами. — Какая драма! нездорова, невесела, осень на дворе, а осенью человек, как все звери, будто
уходит в себя. Вон и птицы уже улетают — посмотрите, как журавли летят! — говорила она, указывая высоко над Волгой на кривую линию черных точек в воздухе. — Когда кругом все делается мрачно, бледно, уныло, — и на душе становится уныло… Не правда ли?
Холодно, скучно, как осенью, когда у нас, на севере, все сжимается, когда и человек
уходит в себя, надолго отказываясь от восприимчивости внешних впечатлений, и делается грустен поневоле.
Неточные совпадения
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам
ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про
себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам
ушла!
Максим Максимыч сел за воротами на скамейку, а я
ушел в свою комнату. Признаться, я также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина; хотя, по рассказу штабс-капитана, я составил
себе о нем не очень выгодное понятие, однако некоторые черты
в его характере показались мне замечательными. Через час инвалид принес кипящий самовар и чайник.
За два часа до обеда Андрей Иванович
уходил к
себе в кабинет затем, чтобы заняться сурьезно и действительно.
— Только, пожалуйста, не гневайся на нас, — сказал генерал. — Мы тут ни
в чем не виноваты. Поцелуй меня и
уходи к
себе, потому что я сейчас буду одеваться к обеду. Ведь ты, — сказал генерал, вдруг обратясь к Чичикову, — обедаешь у меня?
Воображение мое, как всегда бывает
в подобных случаях,
ушло далеко вперед действительности: я воображал
себе, что травлю уже третьего зайца,
в то время как отозвалась
в лесу первая гончая.