Неточные совпадения
Причудницы большого света!
Всех прежде вас оставил он;
И правда то, что в наши лета
Довольно скучен высший
тон;
Хоть, может быть, иная дама
Толкует Сея и Бентама,
Но вообще их разговор
Несносный, хоть невинный вздор;
К тому ж они так непорочны,
Так величавы, так умны,
Так благочестия полны,
Так осмотрительны, так точны,
Так неприступны для
мужчин,
Что вид их уж рождает сплин.
— Опять… — произносила Хиония Алексеевна таким
тоном, как будто каждый шаг Привалова по направлению к бахаревскому дому был для нее кровной обидой. — И чего он туда повадился? Ведь в этой Nadine, право, даже интересного ничего нет… никакой женственности. Удивляюсь, где только у этих
мужчин глаза… Какой-нибудь синий чулок и… тьфу!..
Женька ждала его в маленьком скверике, приютившемся между церковью и набережной и состоявшем из десятка жалких тополей. На ней было серое цельное выходное платье, простая круглая соломенная шляпа с черной ленточкой. «А все-таки, хоть и скромно оделась, — подумал Платонов, глядя на нее издали своими привычно прищуренными глазами, — а все-таки каждый
мужчина пройдет мимо, посмотрит и непременно три-четыре раза оглянется: сразу почувствует особенный
тон».
— Женщины воображают, что если
мужчина молчит, так он непременно мечтает! — отвечал он ей насмешливо, а потом, обратившись к Мари, прибавил самым развязным
тоном: — Adieu, [Прощайте (франц.).] кузина!
Не могу удержаться от странного и, может быть, совершенно не идущего к делу замечания. Из трехчасового моего разговора с Катей я вынес, между прочим, какое-то странное, но вместе с тем глубокое убеждение, что она до того еще вполне ребенок, что совершенно не знает всей тайны отношений
мужчины и женщины. Это придавало необыкновенную комичность некоторым ее рассуждениям и вообще серьезному
тону, с которым она говорила о многих очень важных вещах…
Она дает
тон курорту; на ней одной можно воочию убедиться, до какого совершенства может быть доведена выкормка женщины, поставившей себе целью останавливать на своих атурах вожделеющие взоры
мужчин, и в какой мере платье должно служить, так сказать, осуществлением этой выкормки.
Странное дело. Сусанна Николаевна, обыкновенно застенчивая до сих пор в разговорах со всеми
мужчинами, с Углаковым говорила как бы с очень близким ей родным и говорила даже несколько поучительным
тоном.
Но самое страшное Матвей находил в дружеских беседах
мужчин о женщинах: всё, что он слышал раньше от и рабочих и помимо воли уловил из бесстыдных разговоров отца с Пушкарём и Власьевной, — всё это теперь разлилось перед ним до размеров глубокой, грязной лужи, в которой
тонула женщина, стыдно обнажённая и, точно пиявками, густо облепленная клейкими, пакостными словами.
— Я не видела, не знаю, но говорят, что вы,
мужчины, еще в детстве начинаете с горничными и потом уже по привычке не чувствуете никакого отвращения. Я не знаю, не знаю, но я даже читала… Жорж, ты, конечно, прав, — сказала она, подходя к Орлову и меняя свой
тон на ласковый и умоляющий, — в самом деле, я сегодня не в духе. Но ты пойми, я не могу иначе. Она мне противна, и я боюсь ее. Мне тяжело ее видеть.
— Конечно, конечно!.. — соглашалась Елена тем же насмешливым
тоном. — Неприятно в этом случае для женщин только то, что так как эти занятия самки им не дают времени заняться ничем другим, так
мужчины и говорят им: «Ты, матушка, шагу без нас не смеешь сделать, а не то сейчас умрешь с голоду со всеми детенышами твоими!»
— Разве можно так говорить о женщине! — проговорила она: вообще ее часто начинал шокировать грубый и резкий
тон Миклакова. — И что всего досаднее, — продолжала она, —
мужчины не любят Петицкой за то только, что она умная женщина; а между тем сами говорят, что они очень любят умных женщин.
— Что ж толковей!.. Разве женщина может быть супротив
мужчины, — проговорил он недовольным
тоном.
— Вот уж кого мне не жаль! — сказал фон Корен. — Если бы этот милый
мужчина тонул, то я бы еще палкой подтолкнул:
тони, братец,
тони…
Ераст. Позвольте-с! Ежели бы был такой закон, чтоб совсем даже не прикасаться до
мужчины ни под каким видом, а кто прикоснется, так это грех и стыд. И вот, если
мужчина на ваших глазах
тонет, а вам только руку протянуть, и он спасен. Ведь вы руки не протянете, потому это стыдно; пущай он
тонет.
Его сестра, сидя за столом, красиво бросала то тому, то другому незначительные фразы в шутливом
тоне,
мужчины кратко отвечали на них-один с фамильярной небрежностью родственника, другой с уважением влюблённого. И все трое были охвачены чувством неловкости, заставлявшим их следить друг за другом и каждого за собой. Маша внесла на террасу первое блюдо.
Входя в столовую, она просто и дружески протянула мне руку и улыбалась мне так же приветливо, как и Ивану Иванычу, — это понравилось мне; но она, разговаривая, двигала пальцами, часто и резко откидывалась на спинку стула и говорила быстро, и эта неровность в речах и движениях раздражала меня и напоминала мне ее родину — Одессу, где общество
мужчин и женщин когда-то утомляло меня своим дурным
тоном.
И он думал о том, что вот в его жизни было еще одно похождение или приключение, и оно тоже уже кончилось, и осталось теперь воспоминание… он был растроган, грустен и испытывал легкое раскаяние; ведь эта молодая женщина, с которой он больше уже никогда не увидится, не была с ним счастлива; он был приветлив с ней и сердечен, но все же в обращении с ней, в его
тоне и ласках сквозила тенью легкая насмешка, грубоватое высокомерие счастливого
мужчины, который к тому же почти вдвое старше ее.
Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя
тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не
мужчина, а — облако в штанах!
Куницын, приятель его, тоже молодой, очень рослый и смазливый
мужчина, представляет собой отъявленного франта, хоть и не совсем хорошего
тона, так что визитка на нем как-то слишком коротка, брюки крайне узки, сапоги на чересчур толстых подошвах, борода подстрижена, усы нафабрены и закручены несколько вверх.
Пронесся тонкий, жужжащий звук камертона. Регент, любимец и баловень купечества, лысый, маленький и толстый
мужчина, в длинном сюртуке, более широкий в заду, чем в плечах, топким голосом, бережно, точно сообщая хору какую-то нежную тайну, задал
тон. Толпа зашевелилась, протяжно вздохнула и стихла.
Между Анною и, молодыми
мужчинами чувствуется в разговоре «
тон какой-то игривости».
Она все еще была смущена. Почему же она не защитила Николая Никанорыча? Ведь он ей нравится, она близка с ним. Такие „вольности“ позволяют только жениху. А сегодня он ей точно совсем чужой. Почему же такой хороший человек, как этот Василий Иваныч, и вдруг заговорил о нем в таком
тоне? Неспроста же? Или догадывается, что между ними есть уже близость, и ревнует? Все
мужчины ревнивы. Вот глупости! С какой стати будет он входить в ее сердечные дела?..
И то, что он говорил тут об опасности такого критического момента в жизни одинокого
мужчины, было не только очень остроумно и метко, но и в прекрасном, искреннем
тоне.
Тогда у него было совсем бритое лицо, а тут, в Берлине, он носил бакенбарды, пополнел и смотрел если не стариком, то уже пожилым, но свежим
мужчиной, очень благообразным и корректным во всем — в туалете, в манерах, в
тоне.
Такой режим совсем не говорил о временах запрета, лежавшего на умственной жизни. Напротив! Да и разговоры, к которым я прислушивался у больших, вовсе не запугивали и не отталкивали своим
тоном и содержанием. Много я из них узнал положительно интересного. И у всех, кто был поумнее, и в
мужчинах и в женщинах, я видел большой интерес к чтению. Формальный запрет, лежавший, например, на журналах «Отечественные записки» и «Современник» у нас в гимназии, не мешал нам читать на стороне и тот и другой журналы.
Личность этого юмориста чисто петербургского пошиба и бытового склада не имела в себе по внешности и
тону ничего ни художественного, ни вообще литературного. Генслер был званием врач, из самых рядовых, обруселый немец, выросший тут же, на окраинах Петербурга, плотный
мужчина, без всяких"манер", не особенно речистый, так что трудно было бы и распознать в нем такого наблюдательного юмориста.
С
мужчинами (и в особенности со мною)
тон его был благодушный и совсем не учительский.
Дюма был тогда еще в полной силе, бравый, рослый
мужчина, военного вида, в усах, с легкой проседью, одетый без франтовства, с
тоном умного, бывалого, речистого парижанина, очень привычного к светским сферам, но не фешенебля, не человека аристократической воспитанности.
Тася продолжала чтение. Она меняла голос, за
мужчин говорила низким
тоном, старалась припомнить, как произносил Шумский. И его она видела в «Шутниках» девочкой лет тринадцати. Только она и жила интересом и содержанием пьесы. Фифина считала про себя свои петли. Бабушка дремала. Нет-нет да и пробормочет...
Ну, Лидия пуста, не умна… Но для выездов и знакомств у ней есть: барский
тон, эффектная внешность, умение одеваться и нравиться
мужчинам, все светские аппетиты… Эта не стала бы ему делать диких сцен из-за того, что его собираются выбирать в предводители.
Тон этой ответной записки поразил графа. Так не пишут женщины, чувствующие себя во власти
мужчины. Он получил этот ответ утром и в тот же день решился рассеять возникшее в его уме недоумение.
— Голубчик мой, я знаю, что у тебя болит плечо, но что же я могу сделать, дружочек? — сказал
мужчина тоном, каким подвыпившие мужья извиняются перед своими строгими супругами. — Это, Саша, у тебя от дороги болит плечо. Завтра мы приедем к месту, отдохнем, оно и пройдет…
— Не надо никогда показывать любимой женщине, что она всецело владеет вами, женщины — властительницы всегда капризные тираны. Попробуйте потребовать от нее этой жертвы, поставьте условия, покажите, что вы
мужчина. Если она любит, то несомненно сдастся, — докторальным
тоном сказал он.
Охотиться по целым часам верхом на полудиком коне в обществе
мужчин, знающих только охоту да игру, вести с ними разговоры в самом свободном
тоне в своем доме, всегда наполненном толпой гостей, окружать себя всяким блеском, обыкновенно идущим рука об руку со страшным упадком имений, обремененных долгами, — вот жизнь, которую знала до сих пор Станислава Свянторжецкая и которая только и соответствовала ее характеру.
— И приказано вам сегодня вечером после сбитню беспременно прийти к Дарье Миколаевне… — продолжала уже строгим
тоном Даша, а затем, ударив по бедрам руками, добавила: — И какой же вы
мужчина, что бабы испугались… Приласкайте ее — вас, чай, не слиняет… Ей забава, а вам выгода… Эх, барин, молоды вы еще, зелены… Может потому нашей-то и нравитесь…
Он был очень рад, что так ловко обошел необходимость выяснить, кто такая эта особа. Вера Ивановна и тут показала, что в ней много такта, не позволила себе никакого лишнего вопроса и всем своим
тоном дала почувствовать, что он может с ней говорить все равно как бы с приятелем-мужчиной.