Неточные совпадения
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству…
постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не
будет ли какого приказанья?
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь,
стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда
будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Хлестаков. Хорошо, хорошо! Я об этом
постараюсь, я
буду говорить… я надеюсь… все это
будет сделано, да, да… (Обращаясь к Бобчинскиму.)Не имеете ли и вы чего-нибудь сказать мне?
Убытки редко кем высчитывались, всякий
старался прежде всего определить себе не то, что он потерял, а то, что у него
есть.
Угрюмые и отчасти саркастические нравы с трудом уступали усилиям начальственной цивилизации, как ни
старалась последняя внушить, что галдение и крамолы ни в каком случае не могут
быть терпимы в качестве"постоянных занятий".
Как ни велика
была «нужа», но всем как будто полегчало при мысли, что
есть где-то какой-то человек, который готов за всех «
стараться».
Бородавкин сначала
было разбежался, но потом вспомнил слова инструкции:"При усмирениях не столько
стараться об истреблении, сколько о вразумлении", — и притих.
Никто, однако ж, на клич не спешил; одни не выходили вперед, потому что
были изнежены и знали, что порубление пальца сопряжено с болью; другие не выходили по недоразумению: не разобрав вопроса, думали, что начальник опрашивает, всем ли довольны, и, опасаясь, чтоб их не сочли за бунтовщиков, по обычаю, во весь рот зевали:"Рады
стараться, ваше-е-е-ество-о!"
Князь отошел,
стараясь не дать заметить, как ему смешна
была вся эта комедия.
Агафья Михайловна с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что на нее, как на главную советницу по варке малины, должен
быть направлен гнев Агафьи Михайловны,
старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала на жаровню.
Кити всячески
старалась помочь ему, успокоить его; но всё
было напрасно, и Левин видел, что она сама и физически и нравственно
была измучена, хотя и не признавалась в этом.
Другое
было то, что, прочтя много книг, он убедился, что люди, разделявшие с ним одинаковые воззрения, ничего другого не подразумевали под ними и что они, ничего не объясняя, только отрицали те вопросы, без ответа на которые он чувствовал, что не мог жить, а
старались разрешить совершенно другие, не могущие интересовать его вопросы, как, например, о развитии организмов, о механическом объяснении души и т. п.
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он
старался сделать что-нибудь такое, что сделало бы добро для всех, для человечества, для России, для всей деревни, он замечал, что мысли об этом
были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не
было полной уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
Надо
было стараться только помочь больному месту перетерпеть, и он
постарался это сделать.
— Да, sa compagne [его спутница] позвала меня, и я
постаралась успокоить его: он очень болен и недоволен
был доктором. А я имею привычку ходить зa этими больными.
Левин
старался чрез нее выпытать решение той для него важной загадки, которую представлял ее муж; но он не имел полной свободы мыслей, потому что ему
было мучительно неловко.
«Да вот и эта дама и другие тоже очень взволнованы; это очень натурально», сказал себе Алексей Александрович. Он хотел не смотреть на нее, но взгляд его невольно притягивался к ней. Он опять вглядывался в это лицо,
стараясь не читать того, что так ясно
было на нем написано, и против воли своей с ужасом читал на нем то, чего он не хотел знать.
Он всё лежал,
стараясь заснуть, хотя чувствовал, что не
было ни малейшей надежды, и всё повторял шопотом случайные слова из какой-нибудь мысли, желая этим удержать возникновение новых образов. Он прислушался — и услыхал странным, сумасшедшим шопотом повторяемые слова: «не умел ценить, не умел пользоваться; не умел ценить, не умел пользоваться».
Левин вызвался заменить ее; но мать, услыхав раз урок Левина и заметив, что это делается не так, как в Москве репетировал учитель, конфузясь и
стараясь не оскорбить Левина, решительно высказала ему, что надо проходить по книге так, как учитель, и что она лучше
будет опять сама это делать.
— Ну, я очень рад
был, что встретил Вронского. Мне очень легко и просто
было с ним. Понимаешь, теперь я
постараюсь никогда не видаться с ним, но чтоб эта неловкость
была кончена, — сказал он и, вспомнив, что он,
стараясь никогда не видаться, тотчас же поехал к Анне, он покраснел. — Вот мы говорим, что народ
пьет; не знаю, кто больше
пьет, народ или наше сословие; народ хоть в праздник, но…
Но Левин много изменился со времени своей женитьбы; он
был терпелив и если не понимал, для чего всё это так устроено, то говорил себе, что, не зная всего, он не может судить, что, вероятно, так надобно, и
старался не возмущаться.
Лишившись собеседника, Левин продолжал разговор с помещиком,
стараясь доказать ему, что всё затруднение происходит оттого, что мы не хотим знать свойств, привычек нашего рабочего; но помещик
был, как и все люди, самобытно и уединенно думающие, туг к пониманию чужой мысли и особенно пристрастен к своей.
В его интересах
было то, чтобы каждый работник сработал как можно больше, притом чтобы не забывался, чтобы
старался не сломать веялки, конных граблей, молотилки, чтоб он обдумывал то, что он делает; работнику же хотелось работать как можно приятнее, с отдыхом, и главное — беззаботно и забывшись, не размышляя.
— Вы сами учите? — спросил Левин,
стараясь смотреть мимо выреза, но чувствуя, что, куда бы он ни смотрел в ту сторону, он
будет видеть вырез.
— Живу один в деревне, как жил прежде, занимаюсь хозяйством, — отвечал Константин, с ужасом вглядываясь в жадность, с которою брат его
пил и
ел, и
стараясь скрыть свое внимание.
И он
старался вспомнить ее такою, какою она
была тогда, когда он в первый раз встретил ее тоже на станции, таинственною, прелестной, любящею, ищущею и дающею счастье, а не жестоко-мстительною, какою она вспоминалась ему в последнюю минуту. Он
старался вспоминать лучшие минуты с нею; но эти минуты
были навсегда отравлены. Он помнил ее только торжествующую, свершившуюся угрозу никому ненужного, но неизгладимого раскаяния. Он перестал чувствовать боль зуба, и рыдания искривили его лицо.
Как ни
старался Левин преодолеть себя, он
был мрачен и молчалив. Ему нужно
было сделать один вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил ни формы, ни времени, как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря о разных пустяках и не
будучи в силах спросить, что хотел.
Кити чувствовала, как после того, что произошло, любезность отца
была тяжела Левину. Она видела также, как холодно отец ее наконец ответил на поклон Вронского и как Вронский с дружелюбным недоумением посмотрел на ее отца,
стараясь понять и не понимая, как и за что можно
было быть к нему недружелюбно расположенным, и она покраснела.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и
старался догадаться, кто
был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже
будут другие.
— Не могу, — отвечал Левин. — Ты
постарайся, войди в в меня, стань на точку зрения деревенского жителя. Мы в деревне
стараемся привести свои руки в такое положение, чтоб удобно
было ими работать; для этого обстригаем ногти, засучиваем иногда рукава. А тут люди нарочно отпускают ногти, насколько они могут держаться, и прицепляют в виде запонок блюдечки, чтоб уж ничего нельзя
было делать руками.
— Ах, уж, пожалуйста, обо мне не заботьтесь, — отвечала Анна, вглядываясь в лицо Долли и
стараясь понять,
было или не
было примирения.
Раздражение, разделявшее их, не имело никакой внешней причины, и все попытки объяснения не только не устраняли, но увеличивали его. Это
было раздражение внутреннее, имевшее для нее основанием уменьшение его любви, для него — раскаяние в том, что он поставил себя ради ее в тяжелое положение, которое она, вместо того чтоб облегчить, делает еще более тяжелым. Ни тот, ни другой не высказывали причины своего раздражения, но они считали друг друга неправыми и при каждом предлоге
старались доказать это друг другу.
— Да уж это ты говорил. Дурно, Сережа, очень дурно. Если ты не
стараешься узнать того, что нужнее всего для христианина, — сказал отец вставая, — то что же может занимать тебя? Я недоволен тобой, и Петр Игнатьич (это
был главный педагог) недоволен тобой… Я должен наказать тебя.
— Ничего, ничего! — сказала она. — Я сама не знаю: одинокая ли жизнь, нервы… Ну, не
будем говорить. Что ж бега? ты мне не рассказал, — спросила она,
стараясь скрыть торжество победы, которая всё-таки
была на ее стороне.
Для всех это
был хозяин губернии, торжественно открывавший выборы, говоривший речь и возбуждавший и уважение и раболепность во многих, как видел Вронский; для Вронского же это
был Маслов Катька, — такое
было у него прозвище в Пажеском Корпусе, — конфузившийся пред ним, и которого Вронский
старался mettre à son aise. [ободрить.]
Когда он узнал всё, даже до той подробности, что она только в первую секунду не могла не покраснеть, но что потом ей
было так же просто и легко, как с первым встречным, Левин совершенно повеселел и сказал, что он очень рад этому и теперь уже не поступит так глупо, как на выборах, а
постарается при первой встрече с Вронским
быть как можно дружелюбнее.
Сани у этого извозчика
были высокие, ловкие, такие, на каких Левин уже после никогда не ездил, и лошадь
была хороша и
старалась бежать, но не двигалась с места.
— Может
быть. Но всё-таки мне дико, так же, как мне дико теперь то, что мы, деревенские жители,
стараемся поскорее наесться, чтобы
быть в состоянии делать свое дело, а мы с тобой
стараемся как можно дольше не наесться и для этого
едим устрицы….
Эти припадки ревности, в последнее время всё чаще и чаще находившие на нее, ужасали его и, как он ни
старался скрывать это, охлаждали его к ней, несмотря на то, что он знал, что причина ревности
была любовь к нему.
Он тяготится мною и
старается не
быть в отношении меня бесчестным.
Левин видел, что она несчастлива, и
постарался утешить ее, говоря, что это ничего дурного не доказывает, что все дети дерутся; но, говоря это, в душе своей Левин думал: «нет, я не
буду ломаться и говорить по-французски со своими детьми, но у меня
будут не такие дети; надо только не портить, не уродовать детей, и они
будут прелестны. Да, у меня
будут не такие дети».
Князь же, напротив, находил за границей всё скверным, тяготился европейской жизнью, держался своих русских привычек и нарочно
старался выказывать себя за границей менее Европейцем, чем он
был в действительности.
Одна треть государственных людей, стариков,
были приятелями его отца и знали его в рубашечке; другая треть
были с ним на «ты», а третья —
были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного
были все ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно
было особенно
стараться, чтобы получить выгодное место; нужно
было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал.
Стараясь как можно
быть обстоятельнее, Левин начал рассказывать все ненужные подробности о положении жены, беспрестанно перебивая свой рассказ просьбами о том, чтобы доктор сейчас же с ним поехал.
— Да мою косу пошлите, пожалуйста, к Титу, чтоб он отбил и вынес завтра; я, может
быть,
буду сам косить тоже, — сказал он,
стараясь не конфузиться.
― Ты неправа и неправа, мой друг, ― сказал Вронский,
стараясь успокоить ее. ― Но всё равно, не
будем о нем говорить. Расскажи мне, что ты делала? Что с тобой? Что такое эта болезнь и что сказал доктор?
Левин
постарался придумать такое положение, в котором и те и другие слова могли
быть сказаны, и разговор на эту тему прекратился.
Что-то такое он представлял себе в езде на степной лошади дикое, поэтическое, из которого ничего не выходило; но наивность его, в особенности в соединении с его красотой, милою улыбкой и грацией движений,
была очень привлекательна. Оттого ли, что натура его
была симпатична Левину, или потому, что Левин
старался в искупление вчерашнего греха найти в нем всё хорошее, Левину
было приятно с ним.
— А вы убили медведя, мне говорили? — сказала Кити, тщетно
стараясь поймать вилкой непокорный, отскальзывающий гриб и встряхивая кружевами, сквозь которые белела ее рука. — Разве у вас
есть медведи? — прибавила она в полоборота, повернув; к нему свою прелестную головку и улыбаясь.
Он знал, что между отцом и матерью
была ссора, разлучившая их, знал, что ему суждено оставаться с отцом, и
старался привыкнуть к этой мысли.