Неточные совпадения
Я пошла на речку быструю,
Избрала я место тихое
У ракитова куста.
Села я на серый камушек,
Подперла
рукой головушку,
Зарыдала, сирота!
Громко я звала родителя:
Ты приди, заступник батюшка!
Посмотри на дочь любимую…
Понапрасну я звала.
Нет великой оборонушки!
Рано
гостья бесподсудная,
Бесплемянная, безродная,
Смерть родного унесла!
Одевшись, сложив
руки на
руки, украшенные на этот раз старыми, дорогими перстнями, торжественной поступью вошла она в гостиную и, обрадовавшись, что увидела любимое лицо доброй
гостьи, чуть не испортила своей важности, но тотчас оправилась и стала серьезна. Та тоже обрадовалась и проворно встала со стула и пошла ей навстречу.
При виде улыбавшейся Хины у Марьи Степановны точно что оборвалось в груди. По блудливому выражению глаз своей
гостьи она сразу угадала, что их разорение уже известно целому городу, и Хиония Алексеевна залетела в их дом, как первая ворона, почуявшая еще теплую падаль. Вся кровь бросилась в голову гордой старухи, и она готова была разрыдаться, но вовремя успела собраться с силами и протянуть
гостье руку с своей обыкновенной гордой улыбкой.
Гостья сбросила с себя шляпу, тряхнула кудрями, уселась подле Татьяны Борисовны, взяла ее за
руку…
И все сама, без служанки, и одевается сама, — это гораздо лучше. Сама, то есть, когда не продремлет срока, а если пропустит? тогда уж нельзя отделаться — да к чему ж и отделываться? — от того, чтобы Саша не исполнял должность горничной! Саша ужасно смешной! и может быть, даже прикосновение
руки шепчущей
гостьи — певицы не заставит появиться в воображаемом дневнике слова: «А ведь это даже обидно!» А, во всяком случае, милый взял на себя неизменную обязанность хозяйничать за утренним чаем.
— Нет, ты не все читаешь. А это что? — говорит
гостья, и опять сквозь нераскрывающийся полог является дивная
рука, опять касается страницы, и опять выступают на странице новые слова, и опять против воли читает Вера Павловна новые слова: «Зачем мой миленький не провожает нас чаще?»
Только
руку я и видела: сама она пряталась за пологом, мне снилось, что у моей постели, — за то же я ее и бросила, что на ней это приснилось, — что у ней есть полог и что
гостья прячется за ним; но какая дивная
рука, мой милый!
— Меня не обманешь, — говорит
гостья: — а это что? — Из — за полога протягивается
рука. Как хороша эта
рука! нет, эта дивная
рука не Бозио, и как же эта
рука протягивается сквозь полог, не раскрывая полога?
Рука новой
гостьи дотрагивается до страницы; под
рукою выступают новые строки, которых не было прежде. «Читай», говорит
гостья. У Веры Павловны сжимается сердце, она еще не смотрела на эти строки, не знает, что тут написано; но у ней сжимается сердце. Она не хочет читать новых строк.
Вася вертелся около матери и показывал дорогой
гостье свои крепкие кулаки, что ее очень огорчало: этот мальчишка-драчун отравил ей все удовольствие поездки, и Нюрочка жалась к отцу, ухватив его за
руку.
Нюрочка смущенно вошла и остановилась у кровати. Вася с трудом выпростал правую
руку из-под одеяла и нерешительно протянул ее
гостье.
Завидев незнакомую женщину, закрывавшуюся тулупом, Основа ушел в свою переднюю избу, а Таисья провела Аграфену в заднюю половину, где была как у себя дома. Немного погодя пришел сам Основа с фонарем в
руке. Оглядев
гостью, он не подал и вида, что узнал ее.
Обе женщины разом вошли в детскую и взяли
гостью за
руки.
«Не обиделась бы!» — спохватился Кожемякин, взглянув на
гостью; она, стоя около печи, скрестила
руки на груди, низко опустив голову.
— Садитесь, Татьяна Власьевна… Ну, как вы поживаете? — говорил о. Крискент, усаживая свою
гостью на маленький диванчик, обитый зеленым репсом. — Все к вам собираюсь, да как-то
руки не доходят… Гордея-то Евстратыча частенько вижу в церкви.
До третьего акта ей нечего было делать, и ее роль
гостьи, провинциальной кумушки, заключалась лишь в том, что она должна была постоять у двери, как бы подслушивая, и потом сказать короткий монолог. До своего выхода, по крайней мере часа полтора, пока на сцене ходили, читали, пили чай, спорили, она не отходила от меня и все время бормотала свою роль и нервно мяла тетрадку; и, воображая, что все смотрят на нее и ждут ее выхода, она дрожащею
рукой поправляла волосы и говорила мне...
— Ты зачем ходила эту
гостью раздевать, у ней у самой нет разве
рук?
Воеводша пошла пешком, благо до Дивьей обители было
рукой подать. Служняя слобода была невелика, а там версты не будет. Попадья едва поспевала за
гостьей, потому что задыхалась от жира, — толстая была попадья.
Через минуту
гостьи, держась
рука за
руку, робко вступили в мою зальцу и, пройдя три шага от двери, тотчас сделали мне самый милый книксен.
— Извольте, — возразила
гостья, — только стащите перчатку сами. Я не могу. — И, протянув ему
руку, кивнула головой Марье Павловне. — Маша, вообрази, брат не будет сегодня, — сказала она с маленьким вздохом.
Первый человек, встретивший
гостью, был сам Антон Федотыч, который подошел к ней на цыпочках, поцеловал ее
руку и шепотом просил ее пожаловать в комнату Катерины Архиповны.
Широким жестом
руки она указала на отца и тётку, сидевшую рядом с
гостьей до того неестественно прямо, точно у неё позвоночник окаменел.
— Как, уезжает? — удивился благочестивый старец, но, взглянув на
гостью, он только улыбнулся и, потирая
руки, своим ласковым голосом проговорил: — А мы не пустим Марфу Ивановну… ей-богу, не пустим. Такой веревочкой привяжем, что и сама не поедет… хе-хе!..
Ольга Михайловна стала глядеть в щель между двумя хворостинами. Она увидала своего мужа Петра Дмитрича и
гостью Любочку Шеллер, семнадцатилетнюю девочку, недавно кончившую в институте. Петр Дмитрич, со шляпой на затылке, томный и ленивый оттого, что много пил за обедом, вразвалку ходил около плетня и ногой сгребал в кучу сено; Любочка, розовая от жары и, как всегда, хорошенькая, стояла, заложив
руки назад, и следила за ленивыми движениями его большого красивого тела.
Гостья жданная вошла;
Пряха молча подала
В
руки ей веретено...
Глядя на ее полные розовые щеки, на мягкую белую шею с темной родинкой, на добрую, наивную улыбку, которая бывала на ее лице, когда она слушала что-нибудь приятное, мужчины думали: «Да, ничего себе…» — и тоже улыбались, а гостьи-дамы не могли удержаться, чтобы вдруг среди разговора не схватить ее за
руку и не проговорить в порыве удовольствия...
Анна Петровна. Марья Ефимовна! Как я рада! (Пожимает Грековой
руку.) Очень рада… Вы такая редкая у меня
гостья… Вы приехали, и я вас люблю за это… Сядемте…
Больная девочка, дрожа от страха, стала исполнять распоряжения своей
гостьи: они с очень большим трудом запихали убитого мальчика в печь, потому что растопыренные
руки ребенка и хворостина, которую девочки никак не могли вырвать из окоченевшей
руки, давали мальчику самооборону; он растопырился в самом устье печи и не хотел лезть, так что с ним, с мертвым, пришлось бороться и драться.
— Где же вам помнить, матушка, — весело, радушно и почтительно говорил Марко Данилыч. — Вас и на свете тогда еще не было… Сам-от я невеличек еще был, как на волю-то мы выходили, а вот уж какой старый стал… Дарья Сергевна, да что же это вы, сударыня, сложа
руки стоите?.. Что дорогую
гостью не потчуете? Чайку бы, что ли, собрали!
Фимочка задал тон, ударив камертоном о левую
руку, и хор запел Херувимскую… За Херувимской проследовал еще целый ряд других песен, духовных и светских, и все закончилось «славой», посвященной желанной, дорогой
гостье.
— Дунька, сажайся,
гостьей будешь! — усмехнулся он грубовато-ласково, проведя мозолистой
рукой по белокурой головке девочки…
Они пожали друг другу
руки, причем жена Грегуара тотчас же сказала сыну, чтоб он убирал свои книги и шел к себе, а сама попросила
гостью в кабинет мужа.
Здесь, спиной к драпировке, а лицом к двери, за небольшим письменным столом, покрытым в порядке разложенными кипами бумаг, сидел генерал: он был немного лыс, с очень добрыми, но привыкшими гневаться серыми глазками. При входе Бодростиной, генерал читал и подписывал бумаги, не приподнялся и не тронулся с места, а только окинул
гостью проницательным взглядом и, протянув ей левую
руку, проговорил...
«Вот-вот Она войдет, давно ожидаемая, желанная
Гостья, войдет и сядет на приготовленное ей на скорую
руку кресло…» — выстукивало мое неугомонное сердце.
Гостья вздохнула, дрожащими
руками завернула вещи в платочек и. не сказав ни слова, даже не кивнув головой, вышла.
Разом взявшись за
руки, накинулись на
гостью две девушки, обе блондинки, высокие, перетянутые, одна в коротких волосах, другая в косе, перевязанной цветною лентой, — такие же бойкие, как и Любаша, но менее резкие и с более барскими манерами.
Гостья, как только осталась одна, сеейчас же открыла свой бархатный мешок, и, вытащив оттуда спешно сунутые деньги, стала считать их. Тысяча рублей была сполна Дама сложила билеты поаккуратнее и уже хотела снова закрыть мешок, как ее кто-то схватил за
руку.
В гостиной второй
руки сидят за столом хозяйка и
гостья.
Гостья всего этого точно не замечала. Глядя на нее, приходилось бы думать, что такое обхождение ей давно и привычку и что это ей даже приятно. Она не выпускала из своих
рук свободной
руки Валериана и, глядя ему в лицо, тихо стонала...
Капочка, когда все заснули, пробралась, как и вчера, в комнату Сигизмунда Нарцисовича. Кржижановский был один. Он почти радостно встретил
гостью и протянул
руки, чтобы обнять ее.
— Ожидал ли барин такую раннюю
гостью? — сказала она своим бравурным тоном, хлопнув с высоты подъема своей
руки по
руке, ей протянутой. — Я уж раза три была у него и все-таки не поймала ветреника дома.
Наталья Федоровна почувствовала, что на ее
руку капнуло что-то горячее. Это была слеза — редкая
гостья на глазах железного графа.
Он не договорил, дал знак, чтобы его поднесли к иконам, и стал отходить на
руках детей своих. Лицо мертвеца просияло улыбкою праведника: знать, ангелы встречали у себя
гостью земную, возвратившуюся домой.
Гостья уже поднялась и протягивала ей
руку. Муж глядел на нее недоумевающе-холодными глазами. Ей стало стыдно, и она что-то пробормотала на прощание и матери, и сыну.
— Это вы! — мог только произнести он, протягивая обе
руки дорогой, так страстно желанной, но все-таки нежданной
гостье.
— О да! Это так! Она у нас себе на уме! Под шумок за всем следит. Вы знаете, добрая моя, je me tue à démontrer [Я уже устала доказывать (фр.).], что Александр Ильич, хоть он и ума палата, и учен, и энергичен, без такой жены, как вы, не был бы тем, что он есть! N'est-ce pas, petit? [Не правда ли, малыш? (фр.).] — спросила
гостья сына и, не дожидаясь его ответа, опять прикоснулась
рукой к плечу хозяйки.
Зенон бережно опустил Нефору на один из диванов, до которого свободнее доходила струя воздуха, подложил ей под голову и под плечи подушки, расстегнул тунику на ее груди и выбежал в смежную комнату, где была его спальня. Отсюда он принес флакон с индийскою эссенцией и, капнув одну каплю этой эссенции на предсердие Нефоры, провел тихо
рукою и подул, чтоб эфирная жидкость быстрее испарялась. Потом он облегчил голову
гостьи и ослабил цветные ремни у ее сандалий.
Зенон исполнил и это, и когда золотые уборы и самоцветные камни в оправах были вынуты маленькою
рукой Нефоры из ее узорного ларца и разложены ею по темной ковровой подушке, Зенон наклонился лицом к коленям
гостьи и стал серьезно рассматривать амулеты, шпильки, браслеты и цепи, а Нефора меж тем рассматривала самого Зенона и любовалась грациозностью его движений и нежною прелестью его светло-русых кудрей, подстриженных и завитых на лбу по греческой моде.
Молодой человек с беспечнейшею радостью широко распахнул калитку и, перехватив к себе девушку, запер задвижкой ворота и внес на
руках свою дрожащую
гостью в очень небольшую горенку.