Неточные совпадения
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся
от деревни
к деревне густые, темные толпы, окружают
усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
Спивак, идя по дорожке, присматриваясь
к кустам, стала рассказывать о Корвине тем тоном, каким говорят, думая совершенно о другом, или для того, чтоб не думать. Клим узнал, что Корвина, больного, без сознания, подобрал в поле приказчик отца Спивак; привез его в
усадьбу, и мальчик рассказал, что он был поводырем слепых; один из них, называвший себя его дядей, был не совсем слепой, обращался с ним жестоко, мальчик убежал
от него, спрятался в лесу и заболел, отравившись чем-то или
от голода.
В Сосновке была господская
усадьба и резиденция. Верстах в пяти
от Сосновки лежало сельцо Верхлёво, тоже принадлежавшее некогда фамилии Обломовых и давно перешедшее в другие руки, и еще несколько причисленных
к этому же селу кое-где разбросанных изб.
Двор был пустынен по-прежнему. Обнесенный кругом частоколом, он придавал
усадьбе характер острога. С одного краю, в некотором отдалении
от дома, виднелись хозяйственные постройки: конюшни, скотный двор, людские и проч., но и там не слышно было никакого движения, потому что скот был в стаде, а дворовые на барщине. Только вдали, за службами, бежал по направлению
к полю во всю прыть мальчишка, которого, вероятно, послали на сенокос за прислугой.
Несмотря на недостатки, она, однако ж, не запиралась
от гостей, так что
от времени до времени
к ней наезжали соседи. Угощенье подавалось такое же, как и у всех, свое, некупленное; только ночлега в своем тесном помещении она предложить не могла. Но так как в Словущенском существовало около десяти дворянских гнезд, и в том числе
усадьба самого предводителя, то запоздавшие гости обыкновенно размещались на ночь у соседних помещиков, да кстати и следующий день проводили у них же.
Для первого случая он пригласил
к себе старого товарища, который жил верстах в 70-ти
от усадьбы Попельских.
Максим поседел еще больше. У Попельских не было других детей, и потому слепой первенец по-прежнему остался центром, около которого группировалась вся жизнь
усадьбы. Для него
усадьба замкнулась в своем тесном кругу, довольствуясь своею собственною тихою жизнью,
к которой примыкала не менее тихая жизнь поссесорской «хатки». Таким образом Петр, ставший уже юношей, вырос, как тепличный цветок, огражденный
от резких сторонних влияний далекой жизни.
Неизвестно, чем кончилась бы эта сцена, но в это время
от усадьбы послышался голос Иохима, звавшего мальчика
к чаю. Он быстро сбежал с холмика.
Усадьба состояла из двух изб: новой и старой, соединенных сенями; недалеко
от них находилась людская изба, еще не покрытая; остальную часть двора занимала длинная соломенная поветь вместо сарая для кареты и вместо конюшни для лошадей; вместо крыльца
к нашим сеням положены были два камня, один на другой; в новой избе не было ни дверей, ни оконных рам, а прорублены только отверстия для них.
Противоположный берег представлял лесистую возвышенность, спускавшуюся
к воде пологим скатом; налево озеро оканчивалось очень близко узким рукавом, посредством которого весною, в полую воду, заливалась в него река Белая; направо за изгибом не видно было конца озера, по которому, в полуверсте
от нашей
усадьбы, была поселена очень большая мещеряцкая деревня, о которой я уже говорил, называвшаяся по озеру также Киишки.
Вихрову даже приятно было заехать
к этому умному, веселому и, как слышно было, весьма честному человеку, но кучер что-то по поводу этого немножко уперся. Получив
от барина приказание ехать в
усадьбу к Кнопову, он нехотя влез на козлы и тихо поехал по деревне.
У Павла, как всегда это с ним случалось во всех его увлечениях, мгновенно вспыхнувшая в нем любовь
к Фатеевой изгладила все другие чувствования; он безучастно стал смотреть на горесть отца
от предстоящей с ним разлуки… У него одна только была мысль, чтобы как-нибудь поскорее прошли эти несносные два-три дня — и скорее ехать в Перцово (
усадьбу Фатеевой). Он по нескольку раз в день призывал
к себе кучера Петра и расспрашивал его, знает ли он дорогу в эту
усадьбу.
Павел кончил курс кандидатом и посбирывался ехать
к отцу: ему очень хотелось увидеть старика, чтобы покончить возникшие с ним в последнее время неудовольствия; но одно обстоятельство останавливало его в этом случае: в тридцати верстах
от их
усадьбы жила Фатеева, и Павел очень хорошо знал, что ни он, ни она не утерпят, чтобы не повидаться, а это может узнать ее муж — и пойдет прежняя история.
Отцовская
усадьба стояла
от Москвы с лишком в ста верстах, так что на «своих» они приехали только на третий день
к обеду.
Сначала они вышли в ржаное поле, миновав которое, прошли луга, прошли потом и перелесок, так что
от усадьбы очутились верстах в трех. Сверх обыкновения князь был молчалив и только по временам показывал на какой-нибудь открывавшийся вид и хвалил его. Калинович соглашался с ним, думая, впрочем, совершенно о другом и почти не видя никакого вида. Перейдя через один овражек, князь вдруг остановился, подумал немного и обратился
к Калиновичу...
Венчание происходило в городском соборе, потому что Катерина Петровна считала низким для себя венчаться в своей сельской церкви, а потом все духовенство, все чиновники, в том числе и я, поехали
к молодым в
усадьбу, которая, вы знаете, верстах в пяти
от города.
— Ну, это я еще посмотрю, как он спрячется
от меня! — проговорил мрачным голосом Аггей Никитич и после того отнесся строго
к лакею: — Если ты врешь, что камер-юнкер уехал в Москву, так это бесполезно: я перешарю всю
усадьбу!
Я тоже в усадьбу-то прибрела
к вечеру, прямо прошла в людскую и думала, что и в дом меня сведут, однако-че говорят, что никаких странниц и богомолок
от господ есть приказание не принимать, и так тут какая-то старушонка плеснула мне в чашку пустых щей; похлебала я их, и она спать меня на полати услала…
Переночевав, кому и как бог привел, путники мои, едва только появилось солнце, отправились в обратный путь. День опять был ясный и теплый. Верстах в двадцати
от города доктор, увидав из окна кареты стоявшую на горе и весьма недалеко
от большой дороги помещичью
усадьбу, попросил кучера, чтобы тот остановился, и затем, выскочив из кареты, подбежал
к бричке Егора Егорыча...
Княжеская
усадьба; которую арендовал искомый еврей, отстояла
от города верстах в сорока на север, по направлению
к Бежецку.
Положение было трагическое.
К счастью, я вспомнил, что верстах в тридцати
от Корчевы стоит
усадьба Проплеванная,
к которой я как будто имею некоторое касательство. Дремлет теперь Проплеванная, забытая, сброшенная, заглохшая, дремлет и не подозревает, что владелец ее в эту минуту сидит в Корчеве, былины собирает, подблюдные песни слушает…
На постоялом дворе мы узнали, что жид, которого мы разыскиваем, живет в богатой княжеской
усадьбе, верстах в десяти
от города, и управляет приписанным
к этой
усадьбе имением.
Но на этот раз предположения Арины Петровны относительно насильственной смерти балбеса не оправдались.
К вечеру в виду Головлева показалась кибитка, запряженная парой крестьянских лошадей, и подвезла беглеца
к конторе. Он находился в полубесчувственном состоянии, весь избитый, порезанный, с посинелым и распухшим лицом. Оказалось, что за ночь он дошел до дубровинской
усадьбы, отстоявшей в двадцати верстах
от Головлева.
В каком-то азарте пробирался он
от конторы
к погребам, в одном халате, без шапки, хоронясь
от матери позади деревьев и всевозможных клетушек, загромождавших красный двор (Арина Петровна, впрочем, не раз замечала его в этом виде, и закипало-таки ее родительское сердце, чтоб Степку-балбеса хорошенько осадить, но, по размышлении, она махнула на него рукой), и там с лихорадочным нетерпением следил, как разгружались подводы, приносились с
усадьбы банки, бочонки, кадушки, как все это сортировалось и, наконец, исчезало в зияющей бездне погребов и кладовых.
На дворе декабрь в половине; окрестность, схваченная неоглядным снежным саваном, тихо цепенеет; за ночь намело на дороге столько сугробов, что крестьянские лошади тяжко барахтаются в снегу, вывозя пустые дровнишки. А
к головлевской
усадьбе и следа почти нет. Порфирий Владимирыч до того отвык
от посещений, что и главные ворота, ведущие
к дому, и парадное крыльцо с наступлением осени наглухо заколотил, предоставив домочадцам сообщаться с внешним миром посредством девичьего крыльца и боковых ворот.
Вот она поднялась на взлобок и поравнялась с церковью («не благочинный ли? — мелькнуло у него, — то-то у попа не отстряпались о сю пору!»), вот повернула вправо и направилась прямо
к усадьбе: «так и есть, сюда!» Порфирий Владимирыч инстинктивно запахнул халат и отпрянул
от окна, словно боясь, чтоб проезжий не заметил его.
Верстах в шести
от города проводила лето в своей роскошной
усадьбе петербургская дама, г-жа Мордоконаки. Старый муж этой молодой и весьма красивой особы в пору своего откупщичества был некогда восприемником одной из дочерей почтмейстерши. Это показалось последней достаточным поводом пригласить молодую жену старого Мордоконаки на именины крестницы ее мужа и при всех неожиданно возвысить
к ней, как
к известной филантропке и покровительнице церквей, просьбу за угнетенного Туберозова.
Дом Кожемякина раньше был конторою господ Бубновых и примыкал
к их
усадьбе. Теперь его отделял
от земли дворян пустырь, покрытый развалинами сгоревшего флигеля, буйно заросший дикою коноплёю, конским щавелём, лопухами, жимолостью и высокой, жгучей крапивой. В этой густой, жирно-зелёной заросли плачевно торчали обугленные стволы деревьев, кое-где
от их корней бессильно тянулись
к солнцу молодые побеги, сорные травы душили их, они сохли, и тонкие сухие прутья торчали в зелени, как седые волосы.
К довершению всего, так как
усадьба отстояла
от крестьянского поселка не близко и как с нарушением хозяйства прислуги при
усадьбе содержалось мало, то ночью брала невольно оторопь.
Для большей наглядности домашней жизни, о которой придется говорить, дозволю себе сказать несколько слов о родном гнезде Новоселках. Когда по смерти деда Неофита Петровича отцу по разделу достались: лесное в 7 верстах
от Мценска Козюлькино, Новосильское, пустынное Скворчее и не менее пустынный Ливенский Тим, — отец выбрал Козюлькино своим местопребыванием и, расчистив значительную лесную площадь на склоняющемся
к реке Зуше возвышении, заложил будущую
усадьбу, переименовав Козюлькино в Новоселки.
— На дело рук своих хотите полюбоваться, — промолвил я с негодованием, вскочил на лошадь и снова поднял ее в галоп; но неугомонный Сувенир не отставал
от меня и даже на бегу хохотал и кривлялся. Вот наконец и Еськово — вот и плотина, а там длинный плетень и ракитник
усадьбы… Я подъехал
к воротам, слез, привязал лошадь и остановился в изумлении.
Через четверть часа вошел
к нему Савелий, который спас Анну Павловну
от свидания с мужем тем, что выскочил с нею в окно в сад, провел по захолустной аллее в ржаное поле, где оба они, наклонившись, чтобы не было видно голов, дошли до лугов; Савелий посадил Анну Павловну в стог сена, обложил ее так, что ей только что можно было дышать, а сам опять подполз ржаным полем
к усадьбе и стал наблюдать, что там делается. Видя, что Мановский уехал совсем, он сбегал за Анной Павловной и привел ее в
усадьбу.
Весьма естественно, что я, желая жить самостоятельным семьянином, требовал, чтобы Мари взяла
от матери принадлежащее ей имение, потому что желал бы и в
усадьбе сделать некоторые улучшения и прикупить бы
к ней что-нибудь, соображаясь с местностью; не тут-то было: с первых моих слов начались слезы, истерика, после которых мы не смеем и заикнуться об этом сказать маменьке, которой, конечно, весьма приятно иметь в своих руках подобный лакомый кусок.
К опушке, где мы сидели, по направлению
от графской
усадьбы катила коляска…
Шумит, бежит пароход, то и дело меняются виды: высятся крутые горы, то покрытые темно-зеленым орешником, то обнаженные и прорезанные глубокими и далеко уходящими врáгами. Река извивается, и с каждым изгибом ее горы то подходят
к воде и стоят над ней красно-бурыми стенами, то удаляются
от реки, и
от их подошвы широко и привольно раскидываются ярко-зеленые сочные покосы поемных лугов. Там и сям на венце гор чернеют ряды высоких бревенчатых изб, белеют сельские церкви, виднеются помещичьи
усадьбы.
Александре Ивановне стоило бы большого труда удержать мужа
от этой поездки, да может быть она в этом и вовсе не успела бы, если бы,
к счастию ее, под тот день, когда генерал ожидал приезда Ворошилова, у ворот их
усадьбы поздним вечером не остановился извозчичий экипаж, из которого вышел совершенно незнакомый человек.
Была вторая половина октября. Поля, запорошенные пушистым снежком, скрипели после долгой растопки и глядели весело. Из окон маленького домика Синтяникского хутора было видно все пространство, отделяющее хутор
от Бодростинской
усадьбы. Вечером, в один из сухих и погожих дней, обитатели хуторка были осчастливлены посещением, которое их очень удивило:
к ним приехал старик Бодростин.
Тихое и теплое утро, с мелкими кудрявыми облачками в сторону полудня, занялось над заказником лесной дачи, протянувшейся за
усадьбой Заводное. Дача, на версту
от парка, вниз по течению, сходила
к берегу и перекидывалась за Волгу, где занимала еще не одну сотню десятин. Там обособился сосновый лес; по заказнику шел еловый пополам с чернолесьем.
Тотчас за столбами слева начинался деревенский порядок: сначала две-три плохеньких избенки, дальше избы из соснового леса, с полотенцами по краям крыш, некоторые — пятистенные. По правую руку
от проезда, спускающегося немного
к усадьбе, расползлись амбары и мшенники. Деревня смотрела не особенно бедной; по количеству дворов — душ на семьдесят, на восемьдесят.
Из Англии я думал проехать в Нормандию, куда
к началу сентября меня звал студент Шевалье, один из членов нашего кружка любителей естествознания, сын нормандской помещицы. Он пригласил меня в свою
усадьбу, в местности невдалеке
от Руана. А после угощения у него предполагалась поездка в первых числах сентября по морским курортам: Этрета, Фекань, Трувиль (тогда только что вошедший в моду), Гавр.
В Тульской губернии у близких моих родственников было небольшое имение. Молодежь этой семьи деятельно работала в революции, сыновья и дочери то и дело либо сидели в тюрьмах, либо пребывали в ссылке, либо скрывались за границей, либо высылались в родное гнездо под гласный надзор полиции. Однажды летом
к одной из дочерей приехала туда погостить Вера Ивановна. Место очень ей понравилось, и она решила тут поселиться. Ей отвели клочок земли на хуторе, отстоявшем за полторы версты
от усадьбы.
Нас передвинули верст на пять еще
к северу, в деревню Тай-пинь-шань. Мы стали за полверсты
от Мандаринской дороги, в просторной
усадьбе, обнесенной глиняными стенами с бойницами и башнями. Богатые
усадьбы все здесь укреплены на случай нападения хунхузов. Хозяина не было: он со своею семьею уехал в Маймакай. В этой же
усадьбе стоял обоз одного пехотного полка.
Юрий Денисович с такой любовью относился
к своему только что приобретенному хуторку. Он вкладывал в него все свои силы и был так счастлив иметь это крошечное именье, хорошенькую маленькую
усадьбу. И вдруг…
от одной пустой неосторожности,
от беспечного обращения с огнем она должна погибнуть и обратиться в груду пепла.
Отжили и свидания в лунные ночи, и белые фигуры с тонкими талиями, и таинственные тени, и башни, и
усадьбы, и такие «типы», как Сергей Сергеич, и такие, как он сам, Подгорин, со своей холодной скукой, постоянной досадой, с неуменьем приспособляться
к действительной жизни, с неуменьем брать
от нее то, что она может дать, и с томительной, ноющей жаждой того, чего нет и не может быть на земле.
Домаша посмотрела в окно. Ермак Тимофеевич действительно шел
от своей избы по направлению
к усадьбе. Ксения Яковлевна быстро отошла
от окна и скорее упала, чем села на скамью. Сердце у нее усиленно билось и, она, казалось, правой рукой, приложенной
к левой стороне груди, хотела удержать его биение.
По сторонам главной улицы
от ее сгиба до берега была выстроена старая гвардия, а с другой стороны ввиде конвоя стояли полуэскадрон кавалергардов и эскадрон прусской конной гвардии, правым флангом
к реке, а левым
к полуразрушенной
усадьбе, где должен был остановиться император Александр. Около 11 часов утра государь с королем прусским и цесаревичем отправились в коляске по тильзитской дороге
к реке. Генералы свиты в полной парадной форме скакали верхом по сторонам коляски.
С другой стороны, то есть со стороны прилегавшего в полутора верст
от усадьбы почтового шоссе,
к дому вела прекрасно убитая щебнем дорога, обсаженная деревьями и представлявшая чудную прямую аллею, оканчивающуюся воротами, ведущими во двор
к громадному стеклянному подъезду.
Рядом таких убеждений Гиршфельд получил согласие Луганского, что осенью он поедет жить в
усадьбу его жены Макариху, отстоящую в четырех верстах
от уездного города К-ы, К-ой губернии, купленную не задолго перед тем Стефанией Павловной на деньги, оставленные Флегонтом Никитичем Сироткиным.
Страннолюбие поревновала Евпраксия Михайловна. Кто ни приди
к ее дому, кто ни помяни у ворот имя Христово — всякому хлеб-соль и теплый угол. С краю обширной
усадьбы, недалеко
от маленькой речки, на самом на всполье, сердобольная вдовица ставила особую келью ради пристанища людей странных, ради трудников Христовых, ради перехожих богомольцев. Много тут странников привитало, много бедного народа упокоено было, много
к господу теплых молитв пролито было за честную вдовицу Евпраксию.