Неточные совпадения
Бабушка на это согласилась, но предупредила меня, что она не будет иметь возможности дать мне какой бы
то ни было совет или
остановить меня
от увлечения и ошибки, потому что
тот, кто владеет беспереводным рублем, не может ни
от кого ожидать советов, а должен руководиться своим умом.
— Молчи, пожалуйста! — с суеверным страхом
остановил его Аянов, — еще накличешь что-нибудь! А у меня один геморрой чего-нибудь да стоит! Доктора только и знают, что вон отсюда шлют: далась им эта сидячая жизнь — все беды в ней видят! Да воздух еще: чего лучше этого воздуха? — Он с удовольствием нюхнул воздух. — Я теперь выбрал подобрее эскулапа:
тот хочет летом кислым молоком лечить меня: у меня ведь закрытый… ты знаешь? Так ты
от скуки ходишь к своей кузине?
— Нет, нет, постой, ангел, не улетай! —
остановил он Марфеньку, когда
та направилась было к двери, — не надо
от итальянца, не в коня корм! не проймет, не почувствую: что мадера
от итальянца, что вода — все одно! Она десять рублей стоит: не к роже! Удостой, матушка,
от Ватрухина,
от Ватрухина — в два с полтиной медью!
Я стал было убеждать, что это-то в данном случае и драгоценно, но бросил и стал приставать, чтоб он что-нибудь припомнил, и он припомнил несколько строк, примерно за час до выстрела, о
том, «что его знобит»; «что он, чтобы согреться, думал было выпить рюмку, но мысль, что
от этого, пожалуй, сильнее кровоизлияние,
остановила его».
Наконец, описав свое отчаяние и рассказав о
той минуте, когда, выйдя
от Хохлаковой, он даже подумал «скорей зарезать кого-нибудь, а достать три тысячи», его вновь
остановили и о
том, что «зарезать хотел», записали.
От ужаса, а может, и
от омерзения к ней, да и
то еще хорошо, что сторонятся, а пожалуй, возьмут да и перестанут сторониться, и станут твердою стеной перед стремящимся видением, и сами
остановят сумасшедшую скачку нашей разнузданности, в видах спасения себя, просвещения и цивилизации!
Пошли дальше. Теперь Паначев шел уже не так уверенно, как раньше:
то он принимал влево,
то бросался в другую сторону,
то заворачивал круто назад, так что солнце, бывшее дотоле у нас перед лицом, оказывалось назади. Видно было, что он шел наугад. Я пробовал его
останавливать и расспрашивать, но
от этих расспросов он еще более терялся. Собран был маленький совет, на котором Паначев говорил, что он пройдет и без дороги, и как подымется на перевал и осмотрится, возьмет верное направление.
Дело дошло до Петербурга. Петровскую арестовали (почему не Тюфяева?), началось секретное следствие. Ответы диктовал Тюфяев, он превзошел себя в этом деле. Чтоб разом
остановить его и отклонить
от себя опасность вторичного непроизвольного путешествия в Сибирь, Тюфяев научил Петровскую сказать, что брат ее с
тех пор с нею в ссоре, как она, увлеченная молодостью и неопытностью, лишилась невинности при проезде императора Александра в Пермь, за что и получила через генерала Соломку пять тысяч рублей.
Арестанты, работавшие на дороге между постом и Красным Яром без шапок и в мокрых
от поту рубахах, когда я поравнялся с ними, неожиданно, приняв меня, вероятно, за чиновника,
остановили моих лошадей и обратились ко мне с жалобой на
то, что им выдают хлеб, которого нет возможности есть.
После приговора им царь позволил ехать в Иркутск, их
остановили и потом потребовали необходимым условием быть с мужьями — отречение
от дворянства, что, конечно, не
остановило сих несчастных женщин; теперь держат их розно с мужьями и позволяют видеться только два раза в неделю на несколько часов, и
то при офицере.
Она только что освободилась
от того самого немца в форме благотворительного общества, который рано вечером
остановил свой выбор на Мане Беленькой, а потом переменил ее, по рекомендации экономки, на Пашу.
Тетушка часто
останавливала меня, говоря: «А как же тут нет
того, что ты нам рассказывал? стало быть, ты все это
от себя выдумал?
Лесу, вместе с
тем, как бы и конца не было, и, к довершению всего, они подъехали к такому месту,
от которого шли две дороги, одинаково торные; куда надо было ехать, направо или налево? Кучер Петр
остановил лошадей и недоумевал.
Две прежние старушки между
тем лучше всех распорядились: пользуясь
тем, что образа были совершенно закрыты
от Вихрова народом, они унесли к себе не две иконы, а, по крайней мере, двадцать, так что их уже
остановил заметивший это голова.
Я рассудил, что в моих делах мне решительно нечего было скрывать
от Маслобоева. Дело Наташи было не секретное; к
тому же я мог ожидать для нее некоторой пользы
от Маслобоева. Разумеется, в моем рассказе я, по возможности, обошел некоторые пункты. Маслобоев в особенности внимательно слушал все, что касалось князя; во многих местах меня
останавливал, многое вновь переспрашивал, так что я рассказал ему довольно подробно. Рассказ мой продолжался с полчаса.
Он не
остановит своего внимания на пустяках, не пожалуется, например, на
то, что такой-то тогда-то говорил, что человек происходит
от обезьяны, или что такой-то, будучи в пьяном виде, выразился: хорошо бы, мол, Верхоянск вольным городом сделать и порто-франко в нем учредить.
В приемной их
остановили на несколько минут просители: какой-то отставной штабс-капитан, в мундире и в треугольной еще шляпе с пером, приносивший жалобу на бежавшую
от него жену, которая вместе с
тем похитила и двухспальную их брачную постель, сделанную на собственные его деньги; потом сморщенная, маленькая, с золотушными глазами, старушка, которая как увидела губернатора, так и повалилась ему в ноги, вопия против собственного родного сына, прибившего ее флейтой по голове.
Только что Петр Иваныч расположился бриться, как явился Александр Федорыч. Он было бросился на шею к дяде, но
тот, пожимая мощной рукой его нежную, юношескую руку, держал его в некотором отдалении
от себя, как будто для
того, чтобы наглядеться на него, а более, кажется, затем, чтобы
остановить этот порыв и ограничиться пожатием.
— Садитесь и успокойтесь, —
остановила Юлия Михайловна, — я отвечу на ваш первый вопрос: он отлично мне зарекомендован, он со способностями и говорит иногда чрезвычайно умные вещи. Кармазинов уверял меня, что он имеет связи почти везде и чрезвычайное влияние на столичную молодежь. А если я через него привлеку их всех и сгруппирую около себя,
то я отвлеку их
от погибели, указав новую дорогу их честолюбию. Он предан мне всем сердцем и во всем меня слушается.
Воспользовавшись
тем, что по вечерам Адонирам ходил осматривать в храме работы, первый из них, Мафусаил,
остановил его у южных ворот и стал требовать
от него, чтобы он открыл ему слово мастеров; но Адонирам отказал ему в
том и получил за
то от Мафусаила удар молотком; потом
то же повторилось с Адонирамом у северных ворот, где Фанор ударил его киркой.
При этом как членов комитета, так и откупщиков словно взрывом каким ошеломило. Председатель хотел было немедля же
от себя и
от всего комитета выразить Василию Иванычу великую благодарность, но
тот легким движением руки
остановил его и снова продолжал свою речь...
Егор Егорыч вскоре начал чувствовать легкий озноб
от наступивших сумерек. Он сказал о
том Сусанне Николаевне, и они немедля же отправились в гостиницу свою, но на главной улице Гейдельберга их
остановило шествие студентов с факелами в руках и с музыкой впереди. Извозчик их поспешно повернул экипаж несколько в сторону и не без гордости проговорил...
— Я пришел, — ответил спокойно Годунов, — быть у допроса твоего вместе с Григорьем Лукьяновичем. Отступаться мне не
от чего; я никогда не мыслил к тебе и только, ведая государево милосердие,
остановил в
ту пору заслуженную тобою казнь!
А между
тем в это первое время Петров как будто обязанностью почитал чуть не каждый день заходить ко мне в казарму или
останавливать меня в шабашное время, когда, бывало, я хожу за казармами, по возможности подальше
от всех глаз.
23-го апреля. Ахилла появился со шпорами, которые нарочно заказал себе для езды изготовить Пизонскому. Вот что худо, что он ни за что не может ограничиться на умеренности, а непременно во всем достарается до крайности. Чтоб
остановить его, я моими собственными ногами шпоры эти
от Ахиллиных сапог одним ударом отломил, а его просил за эту пошлость и самое наездничество на сей год прекратить. Итак, он ныне у меня под епитимьей. Да что же делать, когда нельзя его не воздерживать. А
то он и мечами препояшется.
Может быть, и
тех бы мест довольно, где он уже побывал, но скороходы-сапоги расскакались и затащили его туда, где он даже ничего не может разглядеть
от несносного света и, забыв про Савелия и про цель своего посольства, мечется, заботясь только, как бы самому уйти назад, меж
тем как проворные сапоги-скороходы несут его все выше и выше, а он забыл спросить слово, как
остановить их…
Вскоре дверь за нею захлопнулась, и дом старой барыни, недавно еще встревоженный, стоявший с открытою дверью и с людьми на крыльце, которые
останавливали расспросами прохожих, опять стал в ряд других, ничем не отличаясь
от соседей;
та же дверь с матовым стеклом и черный номер: 1235.
С раннего утра передняя была полна аристократами Белого Поля; староста стоял впереди в синем кафтане и держал на огромном блюде страшной величины кулич, за которым он посылал десятского в уездный город; кулич этот издавал запах конопляного масла, готовый
остановить всякое дерзновенное покушение на целость его; около него, по бортику блюда, лежали апельсины и куриные яйца; между красивыми и величавыми головами наших бородачей один только земский отличался костюмом и видом: он не только был обрит, но и порезан в нескольких местах, оттого что рука его (не знаю,
от многого ли письма или оттого, что он никогда не встречал прелестное сельское утро не выпивши, на мирской счет, в питейном доме кружечки сивухи) имела престранное обыкновение трястись, что ему значительно мешало отчетливо нюхать табак и бриться; на нем был длинный синий сюртук и плисовые панталоны в сапоги,
то есть он напоминал собою известного зверя в Австралии, орниторинха, в котором преотвратительно соединены зверь, птица и амфибий.
Ясно, что его никакие разумные убеждения не
остановят до
тех пор, пока с ними не соединяется осязательная для него, внешняя сила: Кулигина он ругает, не внимая никаким резонам; а когда его самого однажды на перевозе, на Волге, гусар обругал, так он с гусаром не посмел связаться, а опять-таки выместил свою обиду дома: две недели после этого все прятались
от него по чердакам, да по чуланам…
— Но мало что старину! — подхватила Елена. — А старину совершенно отвергнутую. Статистика-с очень ясно нам показала, — продолжала она, обращаясь к барону, — что страх наказания никого еще не
остановил от преступления; напротив, чем сильнее были меры наказания,
тем больше было преступлений.
В пятницу с утра был возле матери. Странно было
то, что Елена Петровна, словно безумная или околдованная, ничего не подозревала и радовалась любви сына с такой полнотой и безмятежностью, как будто и всю жизнь он ни на шаг не отходил
от нее. И даже
то бросавшееся в глаза явление, что Линочка сидит в своей комнате и готовится к экзамену, а Саша ничего не делает, не
остановило ее внимания. Уж даже и Линочка начала что-то подозревать и раза два ловила Сашу с тревожным вопросом...
— Вы говорите — у вас вера, — сказал дьякон. — Какая это вера? А вот у меня есть дядька-поп, так
тот так верит, что когда в засуху идет в поле дождя просить,
то берет с собой дождевой зонтик и кожаное пальто, чтобы его на обратном пути дождик не промочил. Вот это вера! Когда он говорит о Христе, так
от него сияние идет и все бабы и мужики навзрыд плачут. Он бы и тучу эту
остановил и всякую бы вашу силу обратил в бегство. Да… Вера горами двигает.
Прошло этак дней восемь, мужички тащили к Прокудину коноплю со всех сторон, а денег у него стало совсем намале. Запрег он лошадь и поехал в Ретяжи к куму мельнику позаняться деньгами, да не застал его дома. Думал Прокудин, как бы ему половчее обойтись с Костиком? А Костик как вырос перед ним: ведет барских лошадей с водопою,
от того самого родника, у которого Настя свои жалостные песни любила петь. Завидел Прокудин Костика и
остановил лошадь.
Дарил также царь своей возлюбленной ливийские аметисты, похожие цветом на ранние фиалки, распускающиеся в лесах у подножия Ливийских гор, — аметисты, обладавшие чудесной способностью обуздывать ветер, смягчать злобу, предохранять
от опьянения и помогать при ловле диких зверей; персепольскую бирюзу, которая приносит счастье в любви, прекращает ссору супругов, отводит царский гнев и благоприятствует при укрощении и продаже лошадей; и кошачий глаз — оберегающий имущество, разум и здоровье своего владельца; и бледный, сине-зеленый, как морская вода у берега, вериллий — средство
от бельма и проказы, добрый спутник странников; и разноцветный агат — носящий его не боится козней врагов и избегает опасности быть раздавленным во время землетрясения; и нефрит, почечный камень, отстраняющий удары молнии; и яблочно-зеленый, мутно-прозрачный онихий — сторож хозяина
от огня и сумасшествия; и яснис, заставляющий дрожать зверей; и черный ласточкин камень, дающий красноречие; и уважаемый беременными женщинами орлиный камень, который орлы кладут в свои гнезда, когда приходит пора вылупляться их птенцам; и заберзат из Офира, сияющий, как маленькие солнца; и желто-золотистый хрисолит — друг торговцев и воров; и сардоникс, любимый царями и царицами; и малиновый лигирий: его находят, как известно, в желудке рыси, зрение которой так остро, что она видит сквозь стены, — поэтому и носящие лигирий отличаются зоркостью глаз, — кроме
того, он
останавливает кровотечение из носу и заживляет всякие раны, исключая ран, нанесенных камнем и железом.
Только одно мое безграничное уважение к вашим достоинствам
останавливает меня потребовать
от вас теперь же удовлетворения и дальнейшего отчета в
том, что вы взяли на себя право за меня отвечать.
Неготовность к сдаче дел также нисколько не
остановила моего председателя, который, имея в руках предписание министра о немедленном открытии нового цензурного комитета, не отставал
от попечителя до
тех пор, покуда он не исполнил его требования.
И в этом пылу он
то схватывал,
то бросал
от себя лежавший на столе пистолет и порицал без исключения все власти, находя их бессильными
остановить повсюду у нас царящее лицемерие, лихоимство, неуважение к честности, к уму и к дарованиям, и в заключение назвал все власти не соответствующими своему назначению.
Некоторые из этих волокит влюбились не на шутку и требовали ее руки: но ей хотелось попробовать лестную роль непреклонной… и к
тому же они все были прескушные: им отказали… один с отчаяния долго был болен, другие скоро утешились… между
тем время шло: она сделалась опытной и бойкой девою: смотрела на всех в лорнет, обращалась очень смело, не краснела
от двусмысленной речи или взора — и вокруг нее стали увиваться розовые юноши, пробующие свои силы в словесной перестрелке и посвящавшие ей первые свои опыты страстного красноречия, — увы, на этих было еще меньше надежды, чем на всех прежних; она с досадою и вместе тайным удовольствием убивала их надежды,
останавливала едкой насмешкой разливы красноречия — и вскоре они уверились, что она непобедимая и чудная женщина; вздыхающий рой разлетелся в разные стороны… и наконец для Лизаветы Николавны наступил период самый мучительный и опасный сердцу отцветающей женщины…
Если бы Капендюхин попробовал
остановить Вавилу, Вавило, наверное, ушел бы из камеры, но, не встретив сопротивления, он вдруг ослабел и, прислонясь к стене, замер в недоумении,
от которого кружилась голова и дрожали ноги. Городовой, растирая пальцем пепел у себя на колене, лениво говорил о
том, что обыватели озорничают, никого не слушаются, порядок пропал.
Да, не нужно ничего принимать к сердцу, нужно стоять выше страданий, отчаяния, ненависти, смотреть на каждого больного как на невменяемого,
от которого ничего не оскорбительно. Выработается такое отношение, — и я хладнокровно пойду к
тому машинисту, о котором я рассказывал в прошлой главе, и меня не
остановит у порога мысль о незаслуженной ненависти, которая меня там ждет. И часто-часто приходится повторять себе: «Нужно выработать безразличие!» Но это так трудно…
Восхищаясь разными проявлениями могущества знания, техники и цивилизации, молодой человек вместе с
тем поражался вопиющими контрастами кричащей роскоши какой-нибудь большой улицы рядом с поражающей нищетой соседнего узкого глухого переулка, где одичавшие
от голода женщины с бледными полуголыми детьми
останавливают прохожих, прося милостыню в
то время, когда не смотрит полисмен.
— Этот Корней с письмом ко мне
от Смолокурова приехал, — шепотом продолжал Володеров. — Вот оно, прочитайте, ежели угодно, — прибавил он, кладя письмо на стол. — У Марка Данилыча где-то там на Низу баржа с тюленем осталась и должна идти к Макарью. А как у Макарья цены стали самые низкие, как есть в убыток, по рублю да по рублю с гривной, так он и просит меня
остановить его баржу, ежели пойдет мимо Царицына, а Корнею велел плыть ниже, до самой Бирючьей Косы,
остановил бы
ту баржу, где встретится.
Писал он к знакомому царицынскому купцу Володерову, писал, что скоро мимо Царицына из Астрахани пойдет его баржа с тюленем, — такой баржи вовсе у него и не бывало, —
то и просил
остановить ее: дальше вверх не пускать, потому-де, что
от провоза до Макарья будут одни лишь напрасные издержки.
Она вся затряслась
от злобы… Затопала ногами и внезапно, прежде, нежели кто мог
остановить ее, залилась целым потоком слез, и закрыв лицо руками, кинулась вон из спальни среднеотделенок. За нею бросились бежать Оня, Паша и Дуня, все еще не перестававшие смеяться. А за ними летел
тот же оглушительный смех и звучали насмешливые голоса...
— Бежим, девоньки! Не
то набредут еще на котяток наших, — испуганно прошептала Соня Кузьменко, небольшая девятилетняя девочка с недетски серьезным, скуластым и смуглым личиком и крошечными, как мушки, глазами,
та самая, что
останавливала от божбы Дуню.
— Серафима! —
остановил ее Теркин и приподнялся в кровати. — Не говори таких вещей… Прошу тебя честью!.. Это недостойно тебя!.. И не пытай меня! Нечего мне скрываться
от тебя… Если я и просил Калерию Порфирьевну оставить наш разговор между нами,
то щадя тебя, твою женскую тревожность. Пора это понять… Какие во мне побуждения заговорили, в этом я не буду каяться перед тобой. Меня тяготило… Я не вытерпел!.. Вот и весь сказ!
На чем-нибудь нужно ему было
остановить свой взгляд, отвести его и
от казенного монумента с позолоченным шаром и солнечными часами, тут же, все в
той же части внутреннего двора. Монумент, еще больше растреллиевской колокольни, противоречил пошибу старых церквей, с их главами, переходами, крыльцами келий.
Роман хотелось писать, но было рискованно приниматься за большую вещь.
Останавливал вопрос — где его печатать. Для журналов это было тяжелое время, да у меня и не было связей в Петербурге, прежде всего с редакцией"Отечественных записок", перешедших
от Краевского к Некрасову и Салтыкову. Ни
того, ни другого я лично тогда еще не знал.
— О, это будет зависеть
от моих дел, — ответил
тот и, незаметно переглянувшись с Фридрихом Адольфовичем,
остановил взгляд на слепой Лидочке.
На картинке он говорил: «Оставьте: если это
от людей,
то это исчезнет, а если
от Бога,
то вы света
остановить не можете».