Неточные совпадения
И он
оглянулся по своей привычке
на всех бывших в
комнате.
Когда все сели, Фока тоже присел
на кончике стула; но только что он это сделал, дверь скрипнула, и все
оглянулись. В
комнату торопливо вошла Наталья Савишна и, не поднимая глаз, приютилась около двери
на одном стуле с Фокой. Как теперь вижу я плешивую голову, морщинистое неподвижное лицо Фоки и сгорбленную добрую фигурку в чепце, из-под которого виднеются седые волосы. Они жмутся
на одном стуле, и им обоим неловко.
Самгин
оглядывался.
Комната была обставлена, как в дорогом отеле, треть ее отделялась темно-синей драпировкой, за нею — широкая кровать, оттуда доносился очень сильный запах духов. Два открытых окна выходили в небольшой старый сад, ограниченный стеною, сплошь покрытой плющом, вершины деревьев поднимались
на высоту окон, сладковато пахучая сырость втекала в
комнату, в ней было сумрачно и душно. И в духоте этой извивался тонкий, бабий голосок, вычерчивая словесные узоры...
Озябшими руками Самгин снял очки, протер стекла,
оглянулся: маленькая
комната, овальный стол, диван, три кресла и полдюжины мягких стульев малинового цвета у стен, шкаф с книгами, фисгармония,
на стене большая репродукция с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина, с грубым лицом, в объятиях змеи, толстой, как водосточная труба, голова змеи —
на плече женщины.
— Вы уже знаете? — спросила Татьяна Гогина, входя в
комнату, — Самгин
оглянулся и едва узнал ее: в простеньком платье, в грубых башмаках, гладко причесанная, она была похожа
на горничную из небогатой семьи. За нею вошла Любаша и молча свалилась в кресло.
Я вошел и стал посреди той
комнаты,
оглядываясь и припоминая. Ламберт за ширмами наскоро переодевался. Длинный и его товарищ прошли тоже вслед за нами, несмотря
на слова Ламберта. Мы все стояли.
Я
оглянулся: вдоль перегородки, отделявшей мою
комнату от конторы, стоял огромный кожаный диван; два стула, тоже кожаных, с высочайшими спинками, торчали по обеим сторонам единственного окна, выходившего
на улицу.
Она взглянула
на него так нежно, но твердыми шагами ушла в свою
комнату и ни разу не
оглянулась на него уходя.
Черт в одну минуту похудел и сделался таким маленьким, что без труда влез к нему в карман. А Вакула не успел
оглянуться, как очутился перед большим домом, вошел, сам не зная как,
на лестницу, отворил дверь и подался немного назад от блеска, увидевши убранную
комнату; но немного ободрился, узнавши тех самых запорожцев, которые проезжали через Диканьку, сидевших
на шелковых диванах, поджав под себя намазанные дегтем сапоги, и куривших самый крепкий табак, называемый обыкновенно корешками.
Огромная несуразная
комната. Холодно. Печка дымит. Посредине
на подстилке какое-нибудь животное: козел, овца, собака, петух… А то — лисичка. Юркая, с веселыми глазами, сидит и
оглядывается; вот ей захотелось прилечь, но ученик отрывается от мольберта, прутиком пошевелит ей ногу или мордочку, ласково погрозит, и лисичка садится в прежнюю позу. А кругом ученики пишут с нее и посреди сам А. С. Степанов делает замечания, указывает.
Он остановился, как будто злоба мешала ему говорить. В
комнате стало жутко и тихо. Потом он повернулся к дверям, но в это время от кресла отца раздался сухой стук палки о крашеный пол. Дешерт
оглянулся; я тоже невольно посмотрел
на отца. Лицо его было как будто спокойно, но я знал этот блеск его больших выразительных глаз. Он сделал было усилие, чтобы подняться, потом опустился в кресло и, глядя прямо в лицо Дешерту, сказал по — польски, видимо сдерживая порыв вспыльчивости...
Она остановилась, наконец, посреди
комнаты, медленно
оглянулась и, подойдя к столу, над которым висело распятие, опустилась
на колени, положила голову
на стиснутые руки и осталась неподвижной.
Гаша подошла к шифоньерке, выдвинула ящик и так сильно хлопнула им, что стекла задрожали в
комнате. Бабушка грозно
оглянулась на всех нас и продолжала пристально следить за всеми движениями горничной. Когда она подала ей, как мне показалось, тот же самый платок, бабушка сказала...
Она ходила по
комнате, садилась у окна, смотрела
на улицу, снова ходила, подняв бровь, вздрагивая,
оглядываясь, и, без мысли, искала чего-то. Пила воду, не утоляя жажды, и не могла залить в груди жгучего тления тоски и обиды. День был перерублен, — в его начале было — содержание, а теперь все вытекло из него, перед нею простерлась унылая пустошь, и колыхался недоуменный вопрос...
Вечером хохол ушел, она зажгла лампу и села к столу вязать чулок. Но скоро встала, нерешительно прошлась по
комнате, вышла в кухню, заперла дверь
на крюк и, усиленно двигая бровями, воротилась в
комнату. Опустила занавески
на окнах и, взяв книгу с полки, снова села к столу,
оглянулась, наклонилась над книгой, губы ее зашевелились. Когда с улицы доносился шум, она, вздрогнув, закрывала книгу ладонью, чутко прислушиваясь… И снова, то закрывая глаза, то открывая их, шептала...
Сзади — знакомая, плюхающая, как по лужам, походка. Я уже не
оглядываюсь, знаю: S. Пойдет за мною до самых дверей — и потом, наверное, будет стоять внизу,
на тротуаре, и буравчиками ввинчиваться туда, наверх, в мою
комнату — пока там не упадут, скрывая чье-то преступление, шторы…
Не прощаясь, не
оглядываясь — я кинулся вон из
комнаты. Кое-как прикалывая бляху
на бегу, через ступени — по запасной лестнице (боялся — кого-нибудь встречу в лифте) — выскочил
на пустой проспект.
Но,
оглянувшись вокруг, протопопица заметила, что это обман, и, отойдя от окна в глубину
комнаты, зажгла
на комоде свечу и кликнула небольшую, лет двенадцати, девочку и спросила ее...
Роза видела только, как Падди
оглядывался по
комнате, и все-таки упала
на стул у двери, свесив руки и закинув голову от смеха.
Он в первый раз назвал её так, пугливо
оглянулся и поднял руку к лицу, как бы желая прикрыть рот. Со стены, из рамы зеркала,
на него смотрел большой, полный, бородатый человек, остриженный в кружок, в поддёвке и сиреневой рубахе. Красный, потный, он стоял среди
комнаты и смущённо улыбался мягкой, глуповатой улыбкой.
Кожемякин тоскливо
оглянулся:
комната была оклеена зелёными обоями в пятнах больших красных цветов, столы покрыты скатертями, тоже красными;
на окнах торчали чахлые ветви герани, с жёлтым листом; глубоко в углу, согнувшись, сидел линючий Вася, наигрывая
на гармонии, наянливо и раздражающе взвизгивали дисканта, хрипели басы…
И
оглядывалась вокруг, точно сейчас только заметив погасший самовар, тарелки со сластями, вазы варенья, вычурную раму зеркала, часы
на стене и всю эту большую, уютную
комнату, полную запахами сдобного теста, помады и лампадного масла. Волосы
на висках у неё растрепались, и голова казалась окрылённой тёмными крыльями. Матвей наклонился над тетрадкой, продолжая...
Кожемякин тоже поспешно оделся, молча вышел из полутёмной, одною лампадой освещённой
комнаты в зал,
оглянулся ошеломлённый, чувствуя, что случилось что-то скверное. Вышла Марфа, накинув
на голову шаль, спрятав в ней лицо, и злым голосом сказала...
Николай Артемьевич насупился, прошелся раза два по
комнате, достал из бюро бархатный ящичек с «фермуарчиком» и долго его рассматривал и обтирал фуляром. Потом он сел перед зеркалом и принялся старательно расчесывать свои густые черные волосы, с важностию
на лице наклоняя голову то направо, то налево, упирая в щеку языком и не спуская глаз с пробора. Кто-то кашлянул за его спиною: он
оглянулся и увидал лакея, который приносил ему кофе.
— Сделаю так, что вам страшно станет. Сидите вы, например, у себя в
комнате вечером, и вдруг
на вас найдет ни с того ни с сего такой страх, что вы задрожите и
оглянуться назад не посмеете. Только для этого мне нужно знать, где вы живете, и раньше видеть вашу
комнату.
Зашла в мою
комнату,
огляделась кругом с каким-то детским удивлением и присела
на стул, позабыв даже поздороваться с хозяином.
Он вошел в
комнату с сердитым лицом, припер за собой дверь,
огляделся и поставил
на стол полбутылки водки, две бутылки пива и достал из кармана что-то очень подозрительное, завернутое в довольно грязную бумажку.
Он пошёл в
комнату, выпил стакан воды,
оглянулся. Яркое пятно картины бросилось в глаза ему, он уставился
на размеренные «Ступени человеческого века», Думая...
И сама не знаю, что со мною такое! Опять сделалось стыдно, и я вся дрожу. Ах! если бы его хоть
на минутку
на эту пору не было в
комнате, если бы он за чем-нибудь вышел! (С робостью
оглядывается.)Да где ж это он? Никого нет. Куда же он вышел? (Отворяет дверь в прихожую и говорит туда.)Фекла, куда ушел Иван Кузьмич?
На крыльце несколько студентов топали, сбрасывая налипший снег, но говорили тихо и конспиративно. Не доходя до этого крыльца, я остановился в нерешительности и
оглянулся… Идти ли? Ведь настоящая правда — там, у этого домика, занесенного снегом, к которому никто не проложил следа… Что, если мне пройти туда, войти в ту
комнату, сесть к тому столу… И додумать все до конца. Все, что подскажет мне мертвое и холодное молчание и одиночество…
Он мигнул им; они вылезли из
комнаты один за другим, останавливаясь
на пороге;
оглядываясь, они выразительно смотрели
на Дюрока и Эстампа, прежде чем скрыться. Последним выходил Варрен. Останавливаясь, он поглядел и сказал...
В это же мгновение Истомин резко оттолкнул ее и, прыгнув
на середину
комнаты, тревожно
оглянулся на дверь.
«Да что же я смотрю, — сказал он себе, опуская глаза, чтоб не видать ее. — Да, надо взойти всё-таки, взять сапоги другие». И он повернулся назад к себе в
комнату; но не успел пройти 5 шагов, как, сам не зная как и по чьему приказу, опять
оглянулся, чтобы еще раз увидать ее. Она заходила за угол и в то же мгновение тоже
оглянулась на него.
Катя сказала, что ни
на что не похоже, как я остановилась
на лучшем месте, и что я дурно играла; но он сказал, что, напротив, я никогда так хорошо не играла, как нынче, и стал ходить по
комнатам, через залу в темную гостиную и опять в залу, всякий раз
оглядываясь на меня и улыбаясь.
Один раз он вошел ко мне в
комнату в то время, как я молилась богу. Я
оглянулась на него и продолжала молиться. Он сел у стола, чтобы не мешать мне, и раскрыл книгу. Но мне показалось, что он смотрит
на меня, и я
оглянулась. Он улыбнулся, я рассмеялась и не могла молиться.
Он засыпал беспокойно. Что-то новое, еще более спутавшее дело, вдруг откудова-то появившееся, тревожило его теперь, и он чувствовал в то же время, что ему почему-то стыдно было этой тревоги. Он уже стал было забываться, но какой-то шорох вдруг его разбудил. Он тотчас же
оглянулся на постель Павла Павловича. В
комнате было темно (гардины были совсем спущены), но ему показалось, что Павел Павлович не лежит, а привстал и сидит
на постели.
Рыбников внезапно проснулся, точно какой-то властный голос крикнул внутри его: встань! Полтора часа сна совершенно освежили его. Прежде всего он подозрительно уставился
на дверь: ему почудилось, что кто-то следит за ним оттуда пристальным взглядом. Потом он
оглянулся вокруг. Ставня была полуоткрыта, и оттого в
комнате можно было разглядеть всякую мелочь. Женщина сидела напротив кровати у стола, безмолвная и бледная, глядя
на него огромными светлыми глазами.
Сошли по четырем ступеням в маленькую
комнату полуподвального этажа, хозяин пробрался в угол потемнее, плотно сел
на толстоногий табурет,
оглянулся, как бы считая столики, — их было пять, кроме нашего, все покрыты розово-серыми тряпочками. За стойкой, дремотно покачивая седою головой в темном платке, вязала чулок маленькая старушка.
Потрясенный до основания, я остался
на месте. Голова моя кружилась. Сквозь безумную радость, наполнявшую всё мое существо, прокрадывалось тоскливое чувство… Я
оглянулся. Страшна мне показалась глухая сырая
комната, в которой я стоял, с ее низким сводом и темными стенами.
Достигаев. Иди, спроси её… позови! Да принеси ко мне в кабинет словарь
на букву «Д». (
Оглядывается.)
На кой пёс рояль, если
на ней никто не играет? Тут биллиард должен быть, — самая холодная
комната! Зря послушал я Лизавету, купил этот дурацкий барский дом…
А теперь — знаю: Черт жил в
комнате Валерии, потому что в
комнате Валерии, обернувшись книжным шкафом, стояло древо познания добра и зла, плоды которого — «Девочки» Лухмановой, «Вокруг света
на Коршуне» Станюковича, «Катакомбы» Евгении Тур, «Семейство Бор-Раменских» и целые годы журнала «Родник» я так жадно и торопливо, виновато и неудержимо пожирала,
оглядываясь на дверь, как те
на Бога, но никогда не предав своего змея.
На другой день Костюрину стало совестно, и он первый раз за все время знакомства пришел в номер к Чистякову, долго и смущенно
оглядывался и хвалил
комнату.
Пока происходила вся эта суета, в
комнату незаметно вошла моя охотничья собака, старый рыжий сеттер. Собака сразу почуяла присутствие какого-то неизвестного зверя, вытянулась, ощетинилась, и не успели мы
оглянуться, как она уже сделала стойку над маленьким гостем. Нужно было видеть картину: медвежонок забился в уголок, присел
на задние лапки и смотрел
на медленно подходившую собаку такими злыми глазенками.
Очевидно, Конкордия Сергеевна или Катя подслушивали, что делается с Сергеем. Токарев взял свечку и пошел, чтобы попросить их уйти. Но только он ступил
на лестницу, как Сергей неслышно вскочил с постели и скользнул в
комнату Токарева. Токарев повернул назад.
На пороге он столкнулся со спешившим обратно Сергеем. Взгляды их встретились. Сергей быстро отвернул лицо и снова лег в постель. С сильно бьющимся сердцем Токарев вошел в свою
комнату и подозрительно
огляделся. Что тут нужно было Сергею? Что он взял?
Мы
оглянулись: сзади нас
на полу лежало голое бледно-розовое тело с закинутой головой. И сейчас же возле него появилось другое и третье. И одно за другим выбрасывала их земля, и скоро правильные ряды бледно-розовых мертвых тел заполнили все
комнаты.
Тут Тася
оглянулась. Она припомнила эту
комнату — род площадки — с ее голубой мебелью, множеством афиш направо, темной дверью с надписью «Контора»и аркой. Левее ряд
комнат. Она помнила, что совсем налево — опять белые перила и ход в театральную залу с двумя круглыми лесенками
на галерею.
Против Таси, через
комнату, широкая арка, за нею темнота проходного закоулка, и дальше чуть мерцающий свет, должно быть из танцевальной залы. Она
огляделась. Кто-то тихо говорит справа.
На диване, в полусвете единственной лампы, висевшей над креслом, где она сидела, она различила мужчину с женщиной — суховатого молодого человека в серой визитке и высокую полногрудую блондинку в черном. Лиц их Тасе не было видно. Они говорили шепотом и часто смеялись.
Мальчик провел его в дверь налево от буфета. Они миновали узкий коридор. Мальчик начал подниматься по лесенке с раскрашенными деревянными перилами и привел
на вышку, где дверь в березовую
комнату приходится против лестницы. Он отворил дверь и стал У притолоки. Палтусов
оглянулся. Он только мельком видел эту светелку, когда ему раз, после обеда, показывали особенности трактира.
Уходит. Георгий Дмитриевич выходит
на террасу и становится, опершись плечом о столб. Луна освещает его непокрытую голову. Екатерина Ивановна играет — звуки рояля далеки и нежны. Осторожно открывается дверь, и выходит Ментиков в своем белом костюмчике.
Оглядывается и
на носках, стараясь не скрипеть, проходит
комнату — видит
на террасе Георгия Дмитриевича и в страхе замирает. Оправляет костюмчик и прическу и выходит
на террасу, здоровается,
на всякий случай, однако, не протягивая руки.
Оглянулся назад — сердце угадало — Мариорица стоит
на конце этой
комнаты, унылая, неподвижная, опираясь
на ручку двери.