Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе
ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе
делает гримасу, когда ты отвернешься.
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде
не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно
сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь
не спишь, стараешься для отечества,
не жалеешь
ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Городничий (
делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с
ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы!
не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Анна Андреевна. Перестань, ты
ничего не знаешь и
не в свое дело
не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак
не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна,
не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам,
не то я смертью окончу жизнь свою».
Конечно, если он ученику
сделает такую рожу, то оно еще
ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я
не могу судить; но вы посудите сами, если он
сделает это посетителю, — это может быть очень худо: господин ревизор или другой кто может принять это на свой счет.
Дворянин, например, считал бы за первое бесчестие
не делать ничего, когда есть ему столько дела: есть люди, которым помогать; есть отечество, которому служить.
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка, находит такой, по-здешнему сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего — то я с ним
не делала; чего только он у меня
не вытерпел!
Ничем не проймешь. Ежели столбняк и попройдет, то занесет, мой батюшка, такую дичь, что у Бога просишь опять столбняка.
Цыфиркин. Сам праздно хлеб ешь и другим
ничего делать не даешь; да ты ж еще и рожи
не уставишь.
Обыкновенно он
ничего порядком
не разъяснял, а
делал известными свои желания посредством прокламаций, которые секретно, по ночам, наклеивались на угловых домах всех улиц.
«
Не торопиться и
ничего не упускать», говорил себе Левин, чувствуя всё больший и больший подъем физических сил и внимания ко всему тому, что предстояло
сделать.
Но на шестой день, когда кучер вернулся без него, она почувствовала, что уже
не в силах
ничем заглушать мысль о нем и о том, что он там
делает.
В глазах родных он
не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого
ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что
делают никуда негодившиеся люди.
И хотя он тотчас же подумал о том, как бессмысленна его просьба о том, чтоб они
не были убиты дубом, который уже упал теперь, он повторил ее, зная, что лучше этой бессмысленной молитвы он
ничего не может
сделать.
Сергей Иванович вздохнул и
ничего не отвечал. Ему было досадно, что она заговорила о грибах. Он хотел воротить ее к первым словам, которые она сказала о своем детстве; но, как бы против воли своей, помолчав несколько времени,
сделал замечание на ее последние слова.
«Ах да!» Он опустил голову, и красивое лицо его приняло тоскливое выражение. «Пойти или
не пойти?» говорил он себе. И внутренний голос говорил ему, что ходить
не надобно, что кроме фальши тут
ничего быть
не может, что поправить, починить их отношения невозможно, потому что невозможно
сделать ее опять привлекательною и возбуждающею любовь или его
сделать стариком, неспособным любить. Кроме фальши и лжи,
ничего не могло выйти теперь; а фальшь и ложь были противны его натуре.
Казалось бы,
ничего не могло быть проще того, чтобы ему, хорошей породы, скорее богатому, чем бедному человеку, тридцати двух лет,
сделать предложение княжне Щербацкой; по всем вероятностям, его тотчас признали бы хорошею партией. Но Левин был влюблен, и поэтому ему казалось, что Кити была такое совершенство во всех отношениях, такое существо превыше всего земного, а он такое земное низменное существо, что
не могло быть и мысли о том, чтобы другие и она сама признали его достойным ее.
— Ни то, ни другое, ни третье. Я пробовал и вижу, что
ничего не могу
сделать, — сказал Левин.
—
Ничего удивительного нет, когда столько видишь и слышишь, — сказала Анна. — А вы, верно,
не знаете даже, из чего
делают дома?
— О моралист! Но ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только на своих правах, и права эти твоя любовь, которой ты
не можешь ей дать; а другая жертвует тебе всем и
ничего не требует. Что тебе
делать? Как поступить? Тут страшная драма.
Алексей Александрович видел это, но
ничего не мог
сделать.
Но княгиня
не понимала его чувств и объясняла его неохоту думать и говорить про это легкомыслием и равнодушием, а потому
не давала ему покоя. Она поручала Степану Аркадьичу посмотреть квартиру и теперь подозвала к себе Левина. — Я
ничего не знаю, княгиня.
Делайте, как хотите, — говорил он.
Что? Что такое страшное я видел во сне? Да, да. Мужик — обкладчик, кажется, маленький, грязный, со взъерошенною бородой, что-то
делал нагнувшись и вдруг заговорил по-французски какие-то странные слова. Да, больше
ничего не было во сне, ― cказал он себе. ― Но отчего же это было так ужасно?» Он живо вспомнил опять мужика и те непонятные французские слова, которые призносил этот мужик, и ужас пробежал холодом по его спине.
Из благословенья образом
ничего не вышло. Степан Аркадьич стал в комически-торжественную позу рядом с женою; взял образ и, велев Левину кланяться в землю, благословил его с доброю и насмешливою улыбкой и поцеловал его троекратно; то же
сделала и Дарья Александровна и тотчас же заспешила ехать и опять запуталась в предначертаниях движения экипажей.
—
Не могу, — отвечал Левин. — Ты постарайся, войди в в меня, стань на точку зрения деревенского жителя. Мы в деревне стараемся привести свои руки в такое положение, чтоб удобно было ими работать; для этого обстригаем ногти, засучиваем иногда рукава. А тут люди нарочно отпускают ногти, насколько они могут держаться, и прицепляют в виде запонок блюдечки, чтоб уж
ничего нельзя было
делать руками.
Дарья Александровна наблюдала эту новую для себя роскошь и, как хозяйка, ведущая дом, — хотя и
не надеясь
ничего из всего виденного применить к своему дому, так это всё по роскоши было далеко выше ее образа жизни, — невольно вникала во все подробности, и задавала себе вопрос, кто и как это всё
сделал.
Прежде, если бы Левину сказали, что Кити умерла, и что он умер с нею вместе, и что у них дети ангелы, и что Бог тут пред ними, — он
ничему бы
не удивился; но теперь, вернувшись в мир действительности, он
делал большие усилия мысли, чтобы понять, что она жива, здорова и что так отчаянно визжавшее существо есть сын его.
Еще меньше мог Левин сказать, что он был дрянь, потому что Свияжский был несомненно честный, добрый, умный человек, который весело, оживленно, постоянно
делал дело, высоко ценимое всеми его окружающими, и уже наверное никогда сознательно
не делал и
не мог
сделать ничего дурного.
— Вот оно, из послания Апостола Иакова, — сказал Алексей Александрович, с некоторым упреком обращаясь к Лидии Ивановне, очевидно как о деле, о котором они
не раз уже говорили. — Сколько вреда
сделало ложное толкование этого места!
Ничто так
не отталкивает от веры, как это толкование. «У меня нет дел, я
не могу верить», тогда как это нигде
не сказано. А сказано обратное.
— Ты пойми ужас и комизм моего положения, — продолжал он отчаянным шопотом, — что он у меня в доме, что он
ничего неприличного собственно ведь
не сделал, кроме этой развязности и поджимания ног. Он считает это самым хорошим тоном, и потому я должен быть любезен с ним.
Кити еще более стала умолять мать позволить ей познакомиться с Варенькой. И, как ни неприятно было княгине как будто
делать первый шаг в желании познакомиться с г-жею Шталь, позволявшею себе чем-то гордиться, она навела справки о Вареньке и, узнав о ней подробности, дававшие заключить, что
не было
ничего худого, хотя и хорошего мало, в этом знакомстве, сама первая подошла к Вареньке и познакомилась с нею.
«Я
не могу,
не могу
ничего сделать.
— Разумеется, нет, — сказал Левин. — Впрочем, я так счастлив, что
ничего не понимаю. А ты уж думаешь, что он нынче
сделает предложение? — прибавил он, помолчав.
— Нет, я
не враг. Я друг разделения труда. Люди, которые
делать ничего не могут, должны
делать людей, а остальные — содействовать их просвещению и счастью. Вот как я понимаю. Мешать два эти ремесла есть тьма охотников, я
не из их числа.
Я
ничего не хочу доказывать, я просто хочу жить; никому
не делать зла, кроме себя.
Она знала тоже, что действительно его интересовали книги политические, философские, богословские, что искусство было по его натуре совершенно чуждо ему, но что, несмотря на это, или лучше вследствие этого, Алексей Александрович
не пропускал
ничего из того, что
делало шум в этой области, и считал своим долгом всё читать.
Но он
ничего не мог
сделать и должен был лежать и смотреть и слушать.
Я всё-таки до сих пор
ничего, кажется, неприличного
не сделал.
Больной удержал в своей руке руку брата. Левин чувствовал, что он хочет что-то
сделать с его рукой и тянет ее куда-то. Левин отдавался замирая. Да, он притянул ее к своему рту и поцеловал. Левин затрясся от рыдания и,
не в силах
ничего выговорить, вышел из комнаты.
— Вот скоро три месяца, а я
ничего почти
не делаю.
— То есть как тебе сказать?… Я по душе
ничего не желаю, кроме того, чтобы вот ты
не споткнулась. Ах, да ведь нельзя же так прыгать! — прервал он свой разговор упреком за то, что она
сделала слишком быстрое движение, переступая через лежавший на тропинке сук. — Но когда я рассуждаю о себе и сравниваю себя с другими, особенно с братом, я чувствую, что я плох.
Положение нерешительности, неясности было все то же, как и дома; еще хуже, потому что нельзя было
ничего предпринять, нельзя было увидать Вронского, а надо было оставаться здесь, в чуждом и столь противоположном ее настроению обществе; но она была в туалете, который, она знала, шел к ней; она была
не одна, вокруг была эта привычная торжественная обстановка праздности, и ей было легче, чем дома; она
не должна была придумывать, что ей
делать.
— Нет, ты постой. — Она удержала его за руку. — Поговорим, меня это беспокоит. Я, кажется,
ничего лишнего
не плачу, а деньги так и плывут. Что-нибудь мы
не так
делаем.
Я
ничего не могу
делать,
ничего начинать,
ничего изменять, я сдерживаю себя, жду, выдумывая себе забавы — семейство Англичанина, писание, чтение, но всё это только обман, всё это тот же морфин.
«Что бы я был такое и как бы прожил свою жизнь, если б
не имел этих верований,
не знал, что надо жить для Бога, а
не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал.
Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни,
не существовало бы для меня». И,
делая самые большие усилия воображения, он всё-таки
не мог представить себе того зверского существа, которое бы был он сам, если бы
не знал того, для чего он жил.
И хотя ответ
ничего не значил, военный
сделал вид, что получил умное слово от умного человека и вполне понимает lа pointe de la sauce. [в чем его острота.]
Левин находил, что непростительно есть, спать, говорить даже теперь, и чувствовал, что каждое движение его было неприлично. Она же разбирала щеточки, но
делала всё это так, что
ничего в этом оскорбительного
не было.
— Может быть; но ведь это такое удовольствие, какого я в жизнь свою
не испытывал. И дурного ведь
ничего нет.
Не правда ли? — отвечал Левин. — Что же
делать, если им
не нравится. А впрочем, я думаю, что
ничего. А?
— Вопрос только в том, как, на каких условиях ты согласишься
сделать развод. Она
ничего не хочет,
не смеет просить тебя, она всё предоставляет твоему великодушию.
— Вот, ты всегда приписываешь мне дурные, подлые мысли, — заговорила она со слезами оскорбления и гнева. — Я
ничего, ни слабости,
ничего… Я чувствую, что мой долг быть с мужем, когда он в горе, но ты хочешь нарочно
сделать мне больно, нарочно хочешь
не понимать…
Он думал, что его сватовство
не будет иметь
ничего похожего на другие, что обычные условия сватовства испортят его особенное счастье; но кончилось тем, что он
делал то же, что другие, и счастье его от этого только увеличивалось и делалось более и более особенным,
не имевшим и
не имеющим
ничего подобного.