Неточные совпадения
Чувство гнева на жену,
не хотевшую соблюдать приличий и исполнять единственное постановленное ей условие ―
не принимать у себя своего любовника,
не давало ему
покоя.
Но, пробыв два месяца один в деревне, он убедился, что это
не было одно из тех влюблений, которые он испытывал в первой молодости; что чувство это
не давало ему минуты
покоя; что он
не мог жить,
не решив вопроса: будет или
не будет она его женой; и что его отчаяние происходило только от его воображения, что он
не имеет никаких доказательств в том, что ему будет отказано.
Но княгиня
не понимала его чувств и объясняла его неохоту думать и говорить про это легкомыслием и равнодушием, а потому
не давала ему
покоя. Она поручала Степану Аркадьичу посмотреть квартиру и теперь подозвала к себе Левина. — Я ничего
не знаю, княгиня. Делайте, как хотите, — говорил он.
Случайно вас когда-то встретя,
В вас искру нежности заметя,
Я ей поверить
не посмел:
Привычке милой
не дал ходу;
Свою постылую свободу
Я потерять
не захотел.
Еще одно нас разлучило…
Несчастной жертвой Ленский пал…
Ото всего, что сердцу мило,
Тогда я сердце оторвал;
Чужой для всех, ничем
не связан,
Я думал: вольность и
покойЗамена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан…
Молчалин! как во мне рассудок цел остался!
Ведь знаете, как жизнь мне ваша дорога!
Зачем же ей играть, и так неосторожно?
Скажите, что у вас с рукой?
Не дать ли капель вам?
не нужен ли
покой?
Пошлемте к доктору, пренебрегать
не должно.
Он терзался и ревновал,
не давал ей
покою, таскался за ней повсюду; ей надоело его неотвязное преследование, и она уехала за границу.
Был ему по сердцу один человек: тот тоже
не давал ему
покоя; он любил и новости, и свет, и науку, и всю жизнь, но как-то глубже, искреннее — и Обломов хотя был ласков со всеми, но любил искренно его одного, верил ему одному, может быть потому, что рос, учился и жил с ним вместе. Это Андрей Иванович Штольц.
Как там отец его, дед, дети, внучата и гости сидели или лежали в ленивом
покое, зная, что есть в доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать положат, а при смерти закроют им глаза, так и тут Обломов, сидя и
не трогаясь с дивана, видел, что движется что-то живое и проворное в его пользу и что
не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он
не узнает, как это сделается,
не даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему под нос,
не с ленью,
не с грубостью,
не грязными руками Захара, а с бодрым и кротким взглядом, с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми руками и с голыми локтями.
— Оттреплет этакий барин! — говорил Захар. — Такая добрая душа; да это золото — а
не барин,
дай Бог ему здоровья! Я у него как в царствии небесном: ни нужды никакой
не знаю, отроду дураком
не назвал; живу в добре, в
покое, ем с его стола, уйду, куда хочу, — вот что!.. А в деревне у меня особый дом, особый огород, отсыпной хлеб; мужики все в пояс мне! Я и управляющий и можедом! А вы-то с своим…
— А ведь в сущности предобрый! — заметил Леонтий про Марка, — когда прихворнешь, ходит как нянька, за лекарством бегает в аптеку… И чего
не знает? Все! Только ничего
не делает, да вот
покою никому
не дает: шалунище непроходимый…
— Все это баловство повело к деспотизму: а когда дядьки и няньки кончились, чужие люди стали ограничивать дикую волю, вам
не понравилось; вы сделали эксцентрический подвиг, вас прогнали из одного места. Тогда уж стали мстить обществу: благоразумие, тишина, чужое благосостояние показались грехом и пороком, порядок противен, люди нелепы… И
давай тревожить
покой смирных людей!..
— А что?
не будь его, ведь она бы мне
покоя не дала. Отчего
не пускать?
— Что тебе нужно, Вера, зачем ты
не даешь мне
покоя? Через час я уеду!.. — резко и сухо говорил он, и сам все шел к ней.
— Я и
не говорила бы, если б
не письма. Мне нужен
покой… Бабушка! увези, спрячь меня… или я умру! Я устала… силы нет…
дай отдохнуть… А он зовет туда… хочет прийти сам…
— Правда, в неделю раза два-три: это
не часто и
не могло бы надоесть: напротив, — если б делалось без намерения, а так само собой. Но это все делается с умыслом: в каждом вашем взгляде и шаге я вижу одно — неотступное желание
не давать мне
покоя, посягать на каждый мой взгляд, слово, даже на мои мысли… По какому праву, позвольте вас спросить?
— Она положительно отказывается от этого — и я могу
дать вам слово, что она
не может поступить иначе… Она больна — и ее здоровье требует
покоя, а
покой явится, когда вы
не будете напоминать о себе. Я передаю, что мне сказано, и говорю то, что видел сам…
Дайте же мне Веру Васильевну,
дайте мне ее! — почти кричал он, — я перенесу ее через этот обрыв и мост — и никакой черт
не помешает моему счастью и ее
покою — хоть живи она сто лет!
—
Не смейте, я
не хочу! — сильно схватив его за руку, говорила она, — вы «раб мой», должны мне служить… Вы тоже
не давали мне
покоя!
Но, мимо всего другого, я поражен был вопросом: «Почему она думает, что теперь что-то настало и что он
даст ей
покой? Конечно — потому, что он женится на маме, но что ж она? Радуется ли тому, что он женится на маме, или, напротив, она оттого и несчастна? Оттого-то и в истерике? Почему я этого
не могу разрешить?»
— Так есть, пани (точно так, пани), я
не малодушны, я великодушны. Но я былем здзивёны (был удивлен), когда видел твоих любовников. Пан Митя в том
покое давал мне тржи тысёнцы, чтоб я отбыл. Я плюнул пану в физию.
И таков ли, таков ли был бы я в эту ночь и в эту минуту теперь, сидя с вами, — так ли бы я говорил, так ли двигался, так ли бы смотрел на вас и на мир, если бы в самом деле был отцеубийцей, когда даже нечаянное это убийство Григория
не давало мне
покоя всю ночь, —
не от страха, о!
не от одного только страха вашего наказания!
Скажи мне сам прямо, я зову тебя — отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей,
дать им наконец мир и
покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и
не лги!
Едва он перешел на другую сторону увала, как наткнулся на мертвого зверя. Весь бок у него был в червях. Дерсу сильно испугался. Ведь тигр уходил, зачем он стрелял?.. Дерсу убежал. С той поры мысль, что он напрасно убил тигра,
не давала ему
покоя. Она преследовала его повсюду. Ему казалось, что рано или поздно он поплатится за это и даже по ту сторону смерти должен
дать ответ.
В жаркую летнюю пору лошадей выгоняют у нас на ночь кормиться в поле: днем мухи и оводы
не дали бы им
покоя.
Мысль, что я стрелял в человека, которому обязан жизнью,
не давала мне
покоя.
Охотники до реабилитации всех этих
дам с камелиями и с жемчугами лучше бы сделали, если б оставили в
покое бархатные мебели и будуары рококо и взглянули бы поближе на несчастный, зябнущий, голодный разврат, — разврат роковой, который насильно влечет свою жертву по пути гибели и
не дает ни опомниться, ни раскаяться. Ветошники чаще в уличных канавах находят драгоценные камни, чем подбирая блестки мишурного платья.
И княгиня оставляла ее в
покое, нисколько
не заботясь, в сущности, о грусти ребенка и
не делая ничего для его развлечения. Приходили праздники, другим детям дарили игрушки, другие дети рассказывали о гуляньях, об обновах. Сироте ничего
не дарили. Княгиня думала, что довольно делает для нее,
давая ей кров; благо есть башмаки, на что еще куклы!
Баклажка прокатилася по столу и сделала гостей еще веселее прежнего. Тут Черевик наш, которого давно мучила красная свиткаи
не давала ни на минуту
покою любопытному его духу, приступил к куму...
Успех брата
не давал ему
покоя.
— Мы все ненормальны. Главное —
не нужно к ней приставать, а
дать полный
покой.
Вместо обещания будущия казни, усугубил бы казнь настоящую и, совесть возжигая по мере злодеяния,
не дал бы им
покоя денноночно, доколь страданием своим
не загладят все злое, еже сотворили.
Заметила я, что со мною хитрят,
Заботливо что-то скрывая;
Ссылаясь на то, что мне нужен
покой,
Ко мне никого
не пускали,
Меня окружили какой-то стеной,
Мне даже газет
не давали!
Беспрерывно осведомлялся,
не нужно ли ему чего, и когда князь стал ему наконец замечать, чтоб он оставил его в
покое, послушно и безмолвно оборачивался, пробирался обратно на цыпочках к двери и всё время, пока шагал, махал руками, как бы
давая знать, что он только так, что он
не промолвит ни слова, и что вот он уж и вышел, и
не придет, и, однако ж, чрез десять минут или по крайней мере чрез четверть часа являлся опять.
— А
не дать ли нам хозяйке
покой? — высказался Тоцкий, посматривая на Ивана Федоровича.
Мысль о зиме
не давала Кишкину
покоя: партия разбредется, а потом начинай все сызнова.
Прискорбно слышать, что вы нездоровы, — в утешение могу только сказать, что я сам с приезда сюда никак
не могу войти в прежнюю свою колею: ужасное волнение при прежнем моем биении сердца
не дает мне
покоя; я мрачен, как никогда
не бывал, несносен и себе и другим.
Для Женни это было еще тяжелее, ибо она страдала и за брата и за отца, терзания которого ей
не давали ни минуты
покоя.
— Ах, мне
покой нужен, а
не доктор.
Дайте же мне
покою.
Доктор, впрочем, бывал у Гловацких гораздо реже, чем Зарницын и Вязмитинов: служба
не давала ему
покоя и
не позволяла засиживаться в городе; к тому же, он часто бывал в таком мрачном расположении духа, что бегал от всякого сообщества. Недобрые люди рассказывали, что он в такие полосы пил мертвую и лежал ниц на продавленном диване в своем кабинете.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого
не уважает и
не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего
покоя и удовольствия
не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть
не может попов и монахов, и нищим никому копеечки
не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а
не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом
не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту,
не любит, никогда
не ласкает и денег
не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать
не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу
не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
После отца у него осталась довольно большая библиотека, — мать тоже
не жалела и
давала ему денег на книги, так что чтение сделалось единственным его занятием и развлечением; но сердце и молодая кровь
не могут же оставаться вечно в
покое: за старухой матерью ходила молодая горничная Аннушка, красавица из себя.
Эти кисейные платья, в которые она рядила эту сиротку (вот ты давеча рассказывал),
не давали мне
покоя; потому что я кой-что уже до этого слышал.
—
Давай помощь мне!
Давай книг, да таких, чтобы, прочитав, человек
покою себе
не находил. Ежа под череп посадить надо, ежа колючего! Скажи своим городским, которые для вас пишут, — для деревни тоже писали бы! Пусть валяют так, чтобы деревню варом обдало, — чтобы народ на смерть полез!
Этот день рождения
не давал мне
покоя ни днем, ни ночью.
Это своего рода зараза, которой если
дать распространиться, так никому от нее
покоя не будет.
Подхалюзин. Вы, Самсон Силыч, возьмите в рассуждение. Я посторонний человек,
не родной, а для вашего благополучия ни дня ни ночи себе
покою не знаю, да и сердце-то у меня все изныло; а за него отдают барышню, можно сказать, красоту неописанную; да и денег еще дают-с, а он ломается да важничает, ну есть ли в нем душа после всего этого?
— Уж извините! Значит — последовательность. Слово «казенная»
не дает мне
покоя. Из-за «казенной» лошади я попал сюда и испортил «казенную» бумагу…
— Довольно, Степан Трофимович,
дайте покой; измучилась. Успеем наговориться, особенно про дурное. Вы начинаете брызгаться, когда засмеетесь, это уже дряхлость какая-то! И как странно вы теперь стали смеяться… Боже, сколько у вас накопилось дурных привычек! Кармазинов к вам
не поедет! А тут и без того всему рады… Вы всего себя теперь обнаружили. Ну довольно, довольно, устала! Можно же, наконец, пощадить человека!
Видимо, что его внутри что-то такое грызло и
не давало ему минуты
покоя.
Миропа Дмитриевна, прямо принявшая эти слова на свой счет, очень недолго посидела и ушла,
дав себе слово больше
не заходить к своим постояльцам и за их грубый прием требовать с них квартирные деньги вперед; но демон любопытства, терзавший Миропу Дмитриевну более, чем кого-либо,
не дал ей
покою, и она строго приказала двум своим крепостным рабам, горничной Агаше и кухарке Семеновне, разузнать, кто же будет готовить кушанье и прислуживать Рыжовым.