Неточные совпадения
— Он был либерал, даже — больше, но за мученическую смерть
бог простит ему измену
идее монархизма.
Он беспрестанно в движении: понадобится обществу послать в Бельгию или Англию агента — посылают его; нужно написать какой-нибудь проект или приспособить новую
идею к делу — выбирают его. Между тем он ездит и в свет и читает: когда он успевает —
Бог весть.
— Друг мой, это — вопрос, может быть, лишний. Положим, я и не очень веровал, но все же я не мог не тосковать по
идее. Я не мог не представлять себе временами, как будет жить человек без
Бога и возможно ли это когда-нибудь. Сердце мое решало всегда, что невозможно; но некоторый период, пожалуй, возможен… Для меня даже сомнений нет, что он настанет; но тут я представлял себе всегда другую картину…
Вина в этом лежала на ложных
идеях о
Боге, унижавших человека.
Совершенно ложна и унизительна часто повторяемая
идея, что перед
Богом человек ничто.
По-моему, и разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в человечестве
идею о
Боге, вот с чего надо приняться за дело!
Нужно совершенно отказаться от той рационалистической
идеи, что
Бог есть мироправитель, что Он царствует в этом природном мире, в мире феноменов, если употреблять гносеологическую терминологию.
Для меня характерно, что у меня не было того, что называют «обращением», и для меня невозможна потеря веры. У меня может быть восстание против низких и ложных
идей о
Боге во имя
идеи более свободной и высокой. Я объясню это, когда буду говорить о
Боге.
Невозможность для человека высокого сознания признать и узнать
Бога, может быть, есть лишь невозможность принять человека, верующего в
Бога, его искажающие
идеи о
Боге, отражающие его собственное рабство, его жесты благочестия.
Необходимо радикальное очищение человеческих
идей о
Боге, которые и привели к безбожию.
У Достоевского была очень высокая
идея о человеке, он предстательствовал за человека, за человеческую личность, он перед
Богом будет защищать человека.
Он совсем неспособен ставить вопрос о
Боге по существу, отрешаясь от тех социальных влияний, которые искажали человеческую
идею о
Боге.
Есть предвечная не тварная София в
Боге, мир платоновских
идей, через нее наш мир сотворен, — и есть София тварная, проникающая в творение.
Воинствующее безбожие есть расплата за рабьи
идеи о
Боге, за приспособление исторического христианства к господствующим силам.
Индийская
идея метемпсихоза чужда и противна христианскому сознанию, так как противоречит религиозному смыслу земной истории человечества, в которой совершается искупление и спасение мира, являлся
Бог в конкретном образе человека, в которой Христос был единственной, неповторимой точкой сближения и соединения
Бога и человечества.
В плане творения нет насилия ни над одним существом, каждому дано осуществить свою личность,
идею, заложенную в
Боге, или загубить, осуществить карикатуру, подделку.
Процесс истории не есть прогрессирующее возвращение человечества к
Богу по прямой линии, которое должно закончиться совершенством этого мира: процесс истории двойствен; он есть подготовление к концу, в котором должно быть восстановлено творение в своей
идее, в своем смысле, освобождено и очищено человечество и мир для последнего выбора между добром и злом.
Идея прогресса и есть
идея смысла истории, истории как пути к
Богу, к благодатному концу, к Царству Божьему.
Процесс истории привел человечество XIX века к
идее прогресса, которая стала основной, вдохновляющей, стала как бы новой религией, новым
богом.
Силой божественной любви Христос возвращает миру и человечеству утраченную в грехе свободу, освобождает человечество из плена, восстанавливает идеальный план творения, усыновляет человека
Богу, утверждает начало богочеловечности, как оно дано в
идее космоса.
Мир сотворен
Богом через Логос, через Смысл, через
идею совершенства творения, предвечно пребывающую в
Боге и равную Ему по достоинству.
Идея Единого
Бога или
Бога Отца сама по себе не делает понятным ни распад между творением и Творцом, ни возврат творения Творцу, не осмысливает мистическое начало мира и его истории.
— Тут и нет кощунства. Я хочу сказать только, что если ты вмешиваешь
бога в свои дела, то тебе следует сидеть смирно и дожидаться результатов этого вмешательства. Но все это, впрочем, к делу не относится, и, право, мы сделаем лучше, если возвратимся к прерванному разговору. Скажи, пожалуйста, с чего тебе пришла в голову
идея, что Коронат непременно должен быть юристом?
— Я обязан неверие заявить, — шагал по комнате Кириллов. — Для меня нет выше
идеи, что
бога нет. За меня человеческая история. Человек только и делал, что выдумывал
бога, чтобы жить, не убивая себя; в этом вся всемирная история до сих пор. Я один во всемирной истории не захотел первый раз выдумывать
бога. Пусть узнают раз навсегда.
Франция в продолжение всей своей длинной истории была одним лишь воплощением и развитием
идеи римского
бога, и если сбросила наконец в бездну своего римского
бога и ударилась в атеизм, который называется у них покамест социализмом, то единственно потому лишь, что атеизм все-таки здоровее римского католичества.
В подорожной конец
идеи… Vive la grande route, [Да здравствует большая дорога (фр.).] а там что
бог даст.
Патриархальные религии обоготворяли семьи, роды, народы; государственные религии обоготворяли царей и государства. Даже и теперь большая часть малообразованных людей, как наши крестьяне, называющие царя земным
богом, подчиняются законам общественным не по разумному сознанию их необходимости, не потому, что они имеют понятие об
идее государства, а по религиозному чувству.
Родившись и воспитавшись в строго нравственном семействе, княгиня, по своим понятиям, была совершенно противоположна Елене: она самым искренним образом верила в
бога, боялась черта и грехов, бесконечно уважала пасторов; о каких-либо протестующих и отвергающих что-либо мыслях княгиня и не слыхала в доме родительском ни от кого; из бывавших у них в гостях молодых горных офицеров тоже никто ей не говорил ничего подобного (во время девичества княгини отрицающие
идеи не коснулись еще наших военных ведомств): и вдруг она вышла замуж за князя, который на другой же день их брака начал ей читать оду Пушкина о свободе […ода Пушкина о свободе — ода «Вольность», написанная в 1817 году и распространившаяся вскоре в множестве списков.
Каждое чувство и каждая мысль живут во мне особняком, и во всех моих суждениях о науке, театре, литературе, учениках и во всех картинках, которые рисует мое воображение, даже самый искусный аналитик не найдет того, что называется общей
идеей или
богом живого человека.
«Картинками, вот этими-то картинками тебя надо! — подумал я про себя, хотя, ей-богу, с чувством говорил, и вдруг покраснел. — А ну, если она вдруг расхохочется, куда я тогда полезу?» — Эта
идея меня привела в бешенство. К концу-то речи я действительно разгорячился, и теперь самолюбие как-то страдало. Молчание длилось. Я даже хотел толкнуть ее.
Он чертил план своего имения, и всякий раз у него на плане выходило одно и то же: а) барский дом, b) людская, с) огород, d) крыжовник. Жил он скупо: недоедал, недопивал, одевался
бог знает как, словно нищий, и все копил и клал в банк. Страшно жадничал. Мне было больно глядеть на него, и я кое-что давал ему и посылал на праздниках, но он и это прятал. Уж коли задался человек
идеей, то ничего не поделаешь.
— Как она хороша! — проговорил Лысевич, восхищаясь ею. —
Бог мой, как она хороша! Но что же вы сердитесь, милая? Пусть я не прав, но неужели вы думаете, что если вы во имя
идей, которые я, впрочем, глубоко уважаю, будете скучать и отказывать себе в жизненной радости, то рабочим станет от этого легче? Ничуть! Нет, разврат, разврат! — сказал он решительно. — Вам необходимо, вы обязаны быть развратной! Обмозгуйте это, милая, обмозгуйте!
— То-то, что под
богом мы нынче ходим. Сегодня сошло, а завтра нет. Ехидные нынче люди пошли: испытывают. Иной целый разговор с тобой ведет: ты думаешь, он вправду, а он на смех! Вот, года три назад, пришла ко мне бумага насчет распространения специяльных
идей. Натурально — письмоводителя: какие, мол, такие специяльные
идеи? — А это, говорит, по акцизной части, должно быть. Ну, мне что: по акцизной так по акцизной! — отвечай, братец! Ан после оказалось, что он мне на смех акцизную-то часть ввел!
— Но, но, но… по глазам вижу! А разве жена вашего брата не снабдила вас напутствием? Отпускать молодого человека к такой ужасной женщине и не предостеречь — как можно? Ха-ха… Но что, как ваш брат? Он у вас молодец, такой красивый мужчина… Я его несколько раз в обедне видела. Что вы на меня так глядите? Я очень часто бываю в церкви! У всех один
бог. Для образованного человека не так важна внешность, как
идея… Не правда ли?
Эта филоновская
идея, получившая большое распространение и в христианском богословии, является в известном смысле чистейшим недоразумением: если отрицательное богословие ничего не может утверждать о
Боге, то, ясным образом, не может утверждать и Его бытия.
Однако это возражение было бы неотразимо лишь в том случае, если бы мир
идей представлял собою самодовлеющую божественную сущность, сонм
богов без единого
Бога.
Поэтому у Беме, строго говоря, отсутствует
идея творения и тварности, и хотя у него и постоянно встречается выражение «тварь и тварность» (Creatur und Creatürlichkeit), но это понятие вовсе не имеет принципиального метафизического и онтологического смысла, а означает только определенную ступень в раскрытии природы
Бога (как есть это понятие и в системе Плотина, отрицающей тем не менее
идею творения).
Мир
идей у Платона образует самостоятельную софийную фотосферу, одновременно и закрывающую и открывающую то, что за и над этой сферой — само Божество;
идеи у Платона остаются в неустроенной и неорганизованной множественности, так что и относительно верховной
идеи блага,
идеи идей, не устранена двусмысленность, есть ли она
Идея в собственном и единственном смысле или же одна из многих
идей, хотя бы и наивысшая (особое место в этом вопросе занимает, конечно, только «Тимей» с его учением о Демиурге [«Демиург» по-греч. означает «мастер», «ремесленник», «строитель»; у Платона — «Творец», «
Бог».
«Доказательства» бытия Божия, каковы бы они ни были, все от философии и лишь по недоразумению попадают в догматическое богословие, для которого
Бог дан и находится выше или вне доказательств; в философии же, для которой
Бог задан как вывод или порождение системы,
идея о Нем приводится в связь со всеми
идеями учения, существует лишь этой связью.
Идея творения мира
Богом поэтому не притязает объяснить возникновение мира в смысле эмпирической причинности, она оставляет его в этом смысле необъясненным и непонятным; вот почему она совершенно не вмещается в научное мышление, основывающееся на имманентной непрерывности опыта и универсальности причинной связи, она остается для него бесполезна и ему чужда, — есть в этом смысле заведомо ненаучная
идея.
Причастность бытия
идеям, μέθεξις, о которой говорит Платон, изъяснена была им же как всеобщая всепроникающая сила Эроса, великого посредника «между
богом и смертным», — μεταξύ θεού τε και θνητού (Symposion, 202 с).
Положительная основа бытия есть, прежде всего, мир божественных
идей,
Бог в творении; эти
идеи всеменены в ничто, в беспредельность; и последняя становится основой самостоятельного бытия в его независимости и свободе: все существует чрез
Бога и от
Бога, но именно тем самым оно получает силу быть в себе и для себя, вне
Бога, как не-Бог или мир.
Основной
идеей теологии Эккегарта, придающей ей нехристиански-неоплатонический характер, является его противопоставление Gott и Gottheit [
Бог и божество (нем.).
У него как бы отсутствует умопостигаемый мир
идей (София), помещающийся между
Богом и миром в системе платонизма, поэтому для Аристотеля возникает опасность полного религиозного имманентизма, растворения
Бога в мире, миробожия.
Человек не мог быть сразу создан как завершенное существо, в котором бы образ и подобие,
идея и действительность, соответствовали друг другу, потому что тогда он был бы
Богом, и не по благодати и уподоблению, а по естеству.
В этом смысле понимается и
идея «откровения» и «откровенной» религии: «откровенная (geoffenbarte) религия есть очевидная (offenbare), ибо в ней
Бог стал вполне очевидным.
Не есть ли эта
идея лишь ненужное удвоение нравственного закона, и не является ли поэтому недоразумением вообще отличать
Бога от этического сознания, установляющего систему нравственных целей, постулирующего нравственный миропорядок?
Свободу
Бога в творении мира особенно отстаивает Шеллинг, который видит в этой
идее необходимую черту теистической философии: Phil. d.
В учении Оригена
идеям отрицательного богословия принадлежит свое определенное место, причем нельзя не видеть близости его в этом отношении к Плотину. В книге первой сочинения «О началах», содержащей общее учение о
Боге, резко утверждается Его трансцендентность и непостижимость. «Опровергши, по возможности, всякую мысль о телесности
Бога, мы утверждаем, сообразно с истиной, что
Бог непостижим (mcompehensibilis) и неоценим (inaestimabilis).
В дальнейших рассуждениях Deutschherr'a, вообще окрашенных в религиозный имманентизм,
идея трансцендентности
Бога значительной роли не играет.