Неточные совпадения
Мир сейчас влечется к гибели, таков
закон этого мира, но это не означает фатальной гибели человека и подлинно
Божьего мира, для которого всегда остается путь свободы и благодати.
Народные искатели
Божьей правды хотели, чтобы христианство осуществилось в жизни, они хотели большей духовности в отношении к жизни, не соглашались на приспособление к
законам этого мира.
Он обличает историческое христианство, историческую церковь в приспособлении заветов Христа к
закону этого мира, в замене Царства
Божьего царством кесаря, в измене
закону Бога.
Языческое государство совершило свою религиозную миссию, и теперь оно прежде всего должно осознать себя не христианским, а языческим, не Градом
Божьим, а необходимым порядком
закона и природного принуждения.
Это будет преодолением и отменой всякой необходимости, всякого
закона, связанного с грехом, всякой государственности, т. е. окончательным откровением
Божьего творения.
— Да али мы нехристи. Ведь это хорошо господам, а мы крестьяне. По-божьему надо. Такой
закон Христов.
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного
закона божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух
божий; в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности в числе, мере и весе, в силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
Посадили раба
божьего в тележку, привозят:"извольте, говорит, те самые
законы написать, о которых вчера в известном вам месте суждение имели!"Ну, он сел и написал.
Этого и господь не может терпеть, так может ли барский
закон стать выше
божьего?»
Несмотря ни на какие клейма, кандалы и ненавистные пали острога, заслоняющие ему
божий мир и огораживающие его, как зверя в клетке, — он может достать вина, то есть страшно запрещенное наслаждение, попользоваться клубничкой, даже иногда (хоть и не всегда) подкупить своих ближайших начальников, инвалидов и даже унтер-офицера, которые сквозь пальцы будут смотреть на то, что он нарушает
закон и дисциплину; даже может, сверх торгу, еще покуражиться над ними, а покуражиться арестант ужасно любит, то есть представиться пред товарищами и уверить даже себя хоть на время, что у него воли и власти несравненно больше, чем кажется, — одним словом, может накутить, набуянить, разобидеть кого-нибудь в прах и доказать ему, что он все это может, что все это в «наших руках», то есть уверить себя в том, о чем бедняку и помыслить невозможно.
Кто испытал раз эту власть, это безграничное господство над телом, кровью и духом такого же, как сам, человека, так же созданного, брата по
закону Христову; кто испытал власть и полную возможность унизить самым высочайшим унижением другое существо, носящее на себе образ
божий, тот уже поневоле как-то делается не властен в своих ощущениях.
«Сеть веры» есть учение Христово, которое должно извлекать человека из темной глубины житейского моря и его неправд. Истинная вера состоит в том, чтобы верить
божьим словам; но теперь пришло такое время, что люди истинную веру принимают за ересь, и поэтому разум должен указать, в чем состоит истинная вера, если кто этого не знает. Тьма закрыла ее от людей, и они не узнают истинного
закона Христа.
Но когда я говорил, что такого ограничения не сделано в
божьем законе, и упоминал об обязательном для всех христианском учении братства, прощения обид, любви, которые никак не могли согласоваться с убийством, люди из народа обыкновенно соглашались, но уже с своей стороны задавали мне вопрос: каким же образом делается то, спрашивали они, что правительство, которое, по их понятиям, не может ошибаться, распоряжается, когда нужно, войсками, посылая их на войну, и казнями преступников?
— Личного знакомства с господином градоначальником не имею, да и надобности до сих пор, признаться, не виделось, но, по слухам, рекомендовать могу. К храму
Божьему прилежен и мзду приемлет без затруднения… Только вот с
законом, по-видимому, в ссоре находится.
— Затем и шел к тебе… Лучше уж; до греха, по
закону по
божьему, как следует.
Кто-то невидимый в потемках бродит по русской земле, и гордое слово бессильно гонится за ним, не может поймать, не может уличить. Кто он и чего он хочет? Чего он ищет? Дух ли это народный, разбуженный среди ночи и горько мстящий за украденное солнце? Дух ли это
Божий, разгневанный беззаконием
закон хранящих и в широком размахе десницы своей карающий невинных вместе с виновными? Чего он хочет? Чего он ищет?
Когда, как хор одушевленный,
Земля, и звезды, и луна
Гремят хвалой творцу вселенной,
Себя со злобою надменной
Ему равняет Сатана!
Но беса умствованья ложны,
Тождествен с истиною тот,
Кого
законы непреложны,
Пред чьим величием ничтожны
Равно кто любит иль клянет!
Как звездный блеск в небесном поле
Ясней выказывает мгла,
Так на твою досталось долю
Противуречить
божьей воле,
Чтоб тем светлей она была!
«Во имя короля и Sant’ officio!
Сим объявляется всем христианам,
Что дон Жуан, маркезе де Маранья,
От церкви отлучается Христовой
И вне
законов ныне состоит.
Все для него убежища закрыты,
Не исключая
божьих храмов. Всем,
Кому его известно пребыванье,
Вменяется в священный долг о нем
Немедленно начальству донести.
К кому ж он обратится, тот его
Обязан выдать в руки местной власти,
Под спасеньем вечного проклятья, —
Таков над ним церковный приговор».
Барабанный бой.
— Для чего же так: неужели в старые годы жениться лучше, чем в молодые? А по-моему, что лучше как в молодой век жениться да взять жену по мыслям и по сердцу? В этом
божий закон, да и любовь сладка к поре да вовремя, а что же в том радости, чтобы старым телом молодой век задавить? Злей этого обыка для жизни быть не может.
— Эх, Матвей, хорош ты был дитя! А стал книгочей, богоед и, как все земли нашей воры, строишь
божий закон на той беде, что не всем руки даны одной длины.
Ее изобрази мне ты,
Чтоб, сшед с престола, подавала
Скрижалей заповедь святых,
Чтобы вселенна признавала
Глас
божий, глас природы в них;
Чтоб дики люди, отдаленны,
Покрыты шерстью, чешуей,
Пернатых перьем испещренны,
Одеты листьем и корой,
Сошедшися к ее престолу
И кротких вняв
законов глас,
По желто-смуглым лицам долу
Струили токи слез из глаз…
Аким. Глядь, оно хуже, а как по
закону, да по-божьи, все как-то, тае, оно тебя веселит. Манится, значит. Так и угадывал себе, значит, женю, значит, малого, от греха, значит. Он дома, значит, тае, как должно по
закону, а уж я, значит, тае, в городу похлопочу. Работишка-то любезная. Сходно. По-божью-то, значит, тае, и лучше. Сирота ведь тоже. Примером, летось дрова тож у приказчика взяли таким манером. Думали обмануть; приказчика-то обманули, а бога-то, значит, тае, не обманули, ну и того…
— Как сказать тебе?.. Конечно, всякие тоже люди есть, и у всякого, братец, свое горе. Это верно. Ну, только все же плохо, братец, в нашей стороне люди бога-то помнят. Сам тоже понимаешь: так ли бы жить-то надо, если по
божьему закону?.. Всяк о себе думает, была бы мамона сыта. Ну, что еще: который грабитель в кандалах закован идет, и тот не настоящий грабитель… Правду ли я говорю?
И, наконец, он подал знак рукой,
И тот исчез быстрей китайской тени.
Проворный, хитрый, с смелою душой,
Он жил у Саши как служебный гений,
Домашний дух (по-русски домовой);
Как Мефистофель, быстрый и послушный,
Он исполнял безмолвно, равнодушно,
Добро и зло. Ему была
законЛишь воля господина. Ведал он,
Что кроме Саши, в целом
божьем мире
Никто, никто не думал о Зафире.
— Холостая воля — злая доля, — молвила Таисея. — Сам Господь сказал: «Не добро жити человеку единому». Стало быть, всякому человеку и надобно святой
Божий закон исполнить…
Во своем одиночестве завелся Морковкин кумушками, и было их у него вдоволь, но что ни толкуй, дело то греховное, зазорное… не в пример лучше совершить
закон по
Божьей заповеди.
— Нет, уж ты, Бога ради, освободи меня, Сергей Андреич, — сказал наконец Патап Максимыч. — Изнемог я… Дай одному с печалью остаться, подь отсель, оставь меня одного… Дай надуматься… А какой я допрежь сего столп был неколебимый… Помнишь?.. Никого не боялся, ничего не страшился!.. Шатнуло горе, свихнуло!.. Глядя на меня, поучайся, Сергей Андреич, познай, как человеку подобает мáлитися…
Божий закон!.. Господне определенье!..
Что, если бы он, как другие, сказал: никто не может вернее Моисея объяснить
закон бога, он бы был ничто, и дух
божий покинул бы его душу. Но он общался не с людьми, а с богом, слушался его голоса, а не своего страха перед людьми. Он не побоялся ни церкви, ни государства и не смутился, хотя Пилат и Ирод подружились только затем, чтобы распять его.
Естеством и
Божьим законом носу питания не положено, такожде и дымом питания не положено, а на полезную потребу отчего ж табак не употреблять —
Божье создание, все едино, как и другие травы и злаки.
И научил араратских
Божьих людей говорить новыми языками, ввел в закавказские корабли новые
законы, разослал по разным сторонам послания, призывая всех к покаянию.
Л. Толстой и Евангелие рассматривает в смысле нравственного
закона и нормы, и осуществление Царства
Божьего уподобляется воздержанию от курения и вина.
И этика, мораль нашего мира, ищет совсем не Царства
Божьего, а ищет оправдания
законом.
Лишь религия
закона отвергает человека, непокорного воле
Божьей.
Ибо в Царстве
Божьем и в совершенной божественной жизни нет ни государства, ни хозяйства, ни семьи, ни науки, нет никакого быта, стоящего под знаком
закона.
Так совершает Евангелие прорыв из морали нашего мира, мира падшего и основанного на различении добра и зла, к морали потусторонней, противоположной
закону этого мира, морали райской, морали Царства
Божьего.
Христианство открывает пути в Царство
Божье, где нет уже
закона.
И вот обнаруживается, что совершенное исполнение
закона и совершенная чистота не спасают, не открывают путей в Царство
Божье.
И человеческая личность есть верховная ценность не потому, что она является носителем общеобязательного нравственного
закона, как у Канта, а именно потому, что она есть
Божья идея и
Божий образ, носитель божественного начала жизни.
Теократическое благодатное общество символизирует Царство
Божье в природно-историческом порядке, который подлежит
закону.
Фарисейство думает, что искупление — в исполнении
закона добра, в то время как спасение в том, чтобы преодолеть то различение между добром и злом, которое явилось результатом грехопадения, т. е. преодолеть
закон, порожденный этим различием, войти в Царство
Божье, которое совсем не есть царство
закона посюстороннего добра.
И евангельское откровение о Царстве
Божьем для всей этой строящейся в порядке
закона жизни есть катастрофа, есть апокалипсис и страшный суд.
В сущности, этика
закона строится так, как будто бы нет Бога, без расчета на
Божью помощь.
В Евангелии всегда открывается абсолютная жизнь, в нем нет ничего относительного, но абсолютность эта всегда есть раскрытие Царства
Божьего, а не внешняя норма и
закон для нашей жизни.
— Пуда не попросят. Пошли бы туда наши кожи, ежели бы там шла война по
божьему велению, стал бы царь на царя,
закон на
закон. Тогда бы пошла…
Говорю этак Митьке, а он как побледнеет, а потом лицо все пятнами… Что за притча такая?.. Пытал, пытал, неделю пытал — молчит, ни словечка… Ополовел индо весь, ходит голову повеся, от еды откинулся, исхудал, ровно спичка… Я было за плеть — думаю, хоть и ученый, да все же мне сын… И по
божьей заповеди и по земным
законам с родного отца воля не снята… Поучу, умнее будет — отцовски же побои не болят… Совестно стало: рука не поднялась…
Дело об убийстве жены полковника Зои Никитишны Хвостовой, рожденной Белоглазовой, после долгого хождения по разным судебным инстанциям было прекращено, за неразысканием виновных, или, выражаясь языком
закона того времени, «предано воле
Божьей» и до сих пор хранится в одном из новгородских архивов.
Принудительное откровение творчества как
закона, как наставления в пути противоречило бы
Божьей идее о свободе человека,
Божьей воле увидеть в человеке творца, отображающего Его божественную природу.
Не внешняя кара ожидает человека, не
закон извне налагает на человека свою тяжелую руку, а изнутри, имманентно раскрывающееся Божественное начало поражает человеческую совесть, от опаляющего огня
Божьего сгорает человек в той тьме и пустоте, которую он сам избрал себе.
Силы, исключительно приверженные
закону, не понимают и не принимают той высшей правды, что творчество — уже большее, чем первоначальное послушание воле
Божьей, что Бог сам возжелал откровения воли человеческой.
Покрывши разум темнотою
И всюду вея ползкий яд,
Троякою обнес стеною
Чувствительность природы чад,
Повлек в ярмо порабощенья,
Облек их в броню заблужденья,
Бояться истины велел.
Закон се
божий, — царь вещает;
Обман святый, — мудрец взывает.
Народ давить что ты обрел.