Неточные совпадения
Лука Лукич (к зрителям).Ей-богу, и
в рот никогда
не брал луку.
Уж двадцать лет, как Демушка
Дерновым одеялечком
Прикрыт, — все жаль сердечного!
Молюсь о нем,
в рот яблока
До Спаса
не беру.
Кажется, ни батюшка, ни дедушка пьяницами
не бывали; о матушке и говорить нечего: отроду, кроме квасу,
в рот ничего
не изволила
брать.
— Я пост на себя наложила бы; мяса всю жизнь
в рот не стану
брать, так и умру.
Мы,
не зная, каково это блюдо,
брали доверчиво
в рот; но тогда начинались различные затруднения: один останавливался и недоумевал, как поступить с тем, что у него во
рту; иной, проглотив вдруг, делал гримасу, как будто говорил по-английски; другой поспешно проглатывал и метался запивать, а некоторые,
в том числе и барон, мужественно покорились своей участи.
Я бы ничего
не имела возразить, если бы вы покинули Адель для этой грузинки,
в ложе которой были с ними обоими; но променять француженку на русскую… воображаю! бесцветные глаза, бесцветные жиденькие волосы, бессмысленное, бесцветное лицо… виновата,
не бесцветное, а, как вы говорите, кровь со сливками, то есть кушанье, которое могут
брать в рот только ваши эскимосы!
Староста, никогда
не мечтавший о существовании людей
в мундире, которые бы
не брали взяток, до того растерялся, что
не заперся,
не начал клясться и божиться, что никогда денег
не давал, что если только хотел этого, так чтоб лопнули его глаза и росинка
не попала бы
в рот.
Едал, покойник, аппетитно; и потому,
не пускаясь
в рассказы, придвинул к себе миску с нарезанным салом и окорок ветчины, взял вилку, мало чем поменьше тех вил, которыми мужик
берет сено, захватил ею самый увесистый кусок, подставил корку хлеба и — глядь, и отправил
в чужой
рот.
— Знаю я эти штуки, ничего нет! подайте его сюда: там еще один сидит! Встряхните его хорошенько… Что, нет?.. Вишь, проклятая баба! А поглядеть на нее — как святая, как будто и скоромного никогда
не брала в рот.
Пищик.
Не надо принимать медикаменты, милейшая… от них ни вреда, ни пользы… Дайте-ка сюда… многоуважаемая. (
Берет пилюли, высыпает их себе на ладонь, дует на них, кладет
в рот и запивает квасом.) Вот!
Он едва держался на ногах, тело его изнемогало, а он и
не чувствовал усталости, — зато усталость
брала свое: он сидел, глядел и ничего
не понимал;
не понимал, что с ним такое случилось, отчего он очутился один, с одеревенелыми членами, с горечью во
рту, с камнем на груди,
в пустой незнакомой комнате; он
не понимал, что заставило ее, Варю, отдаться этому французу и как могла она, зная себя неверной, быть по-прежнему спокойной, по-прежнему ласковой и доверчивой с ним! «Ничего
не понимаю! — шептали его засохшие губы.
Сидит
в углу толсторожая торговка Лысуха, баба отбойная, бесстыдно гулящая; спрятала голову
в жирные плечи и плачет, тихонько моет слезами свои наглые глаза. Недалеко от нее навалился на стол мрачный октавист Митропольский, волосатый детина, похожий на дьякона-расстригу, с огромными глазами на пьяном лице; смотрит
в рюмку водки перед собою,
берет ее, подносит ко
рту и снова ставит на стол, осторожно и бесшумно, —
не может почему-то выпить.
Толковали о немедленной теплой ванне, об растирании Фомы Фомича спиртом, о грудном чае, о том, что Фома Фомич крошечки хлебца-с «с утра
в рот не брали-с и что они теперь натощак-с».
Если гости, евшие и пившие буквально день и ночь, еще
не вполне довольны угощением,
не вполне напелись своих монотонных песен, наигрались на чебызгах, [Чебызга — дудка, которую башкирец
берет в рот, как кларнет, и, перебирая лады пальцами, играет на ней двойными тонами, так что вы слышите
в одно и то же время каких-то два разных инструмента.
Крючки надобно употреблять меньшего разбора из средних, потому что на маленькие трудно и скучно насаживать беспрестанно, по необходимости выбирая самых мелких червяков; хвостики можно пускать короче, гольцы
берут и вовсе без хвоста, хотя
не так охотно, но зато гораздо вернее, потому что голец клюет
не с разбега и
не вдруг заглатывает, а взяв
в рот конец червяка, тихо плывет
в сторону; следственно, надобно подсекать немедленно, как скоро наплавок повезет вбок или прямо.
В отношении к рыбам хищным оно верно всегда, наплавок, точно, погружается; но
в отношении к другим породам рыб, особенно некрупным, это правило вредно: они
не проглатывают, а
берут насадку
в рот и плывут
в сторону, очень часто
не утаскивая наплавка; если встретится какое-нибудь препятствие (и оно встретится непременно от упора натягиваемой лесы), особенно если рыба услышит жесткую спинку крючка, а всего более, если уколется его жалом, то она сейчас выбросит насадку вместе с крючком.
Рыба очень нередко задыхается зимой под льдом даже
в огромных озерах и проточных прудах: [Из многих, мною самим виденных таких любопытных явлений самое замечательное случилось
в Казани около 1804 г.: там сдохлось зимою огромное озеро Кабан; множество народа набежало и наехало со всех сторон: рыбу, как будто одурелую, ловили всячески и нагружали ею целые воза.] сначала,
в продолжение некоторого времени, показывается она
в отверстиях прорубей, высовывая
рот из воды и глотая воздух, но ловить себя еще
не дает и даже уходит, когда подойдет человек; потом покажется гораздо
в большем числе и как будто одурелая, так что ее можно ловить саком и даже
брать руками; иногда всплывает и снулая.
— Ну, а ты-то что ж, сват? Пойдешь и ты с нами? — принужденно сказал Глеб, поворачиваясь к Акиму, который стоял с поднятою рукой и открытым
ртом. — Все одно: к ночи
не поспеешь
в Сосновку, придется здесь заночевать… А до вечера время много;
бери топор… вон он там, кажись, на лавке.
Огород есть еще на Выборгской стороне: третьего года купец нанимал под капусту; и такой купец трезвый, совсем
не берет хмельного
в рот, и трех сыновей имеет: двух уж поженил, «а третий, говорит, еще молодой, пусть посидит
в лавке, чтобы торговлю было полегче отправлять.
— Верно
не знает! — подхватил Зарядьев. — Вот года три тому назад ко мне
в роту попал такой же точно молодчик — всех так и загонял! Бывало, на словах города
берет, а как вышел
в первый раз на ученье, так и язык прилип к гортани. До штабс-капитанского чина все
в замке ходил.
Ив., он
не брал в рот капли горячительных напитков.
На другой день Фермор ощущал чад и туман
в голове, как будто он неумеренно пил, тогда как на самом деле он совсем
не брал в рот никакого вина.
Она, как будто по инстинкту, произнесла: «Кис, кис!» — и вдруг из бурьяна вышла ее серенькая кошка, худая, тощая; заметно было, что она несколько уже дней
не брала в рот никакой пищи.
Несмотря на то, что у гостей мужского пола нагревались чубы и рделися щеки еще при первой перемене, батенька, с самого начала стола, ходили и, начиная с пана полковника и до последнего гостя, упрашивали побольше кушать, выбирая из мисок куски мяс, и клали их на тарелки каждому и упрашивали скушать все; даже вспотеют, ходя и кланяясь, а все просят, приговаривая печальным голосом, что конечно-де я чем прогневал пана Чупринского, что он обижает меня и
в рот ничего
не берет?
И тотчас узнал, что это вещество изобретения брата Павлуся пунш, которого я терпеть
не мог и
в рот, что называется,
не брал; а тут, как зритель, должен, наблюдая общий порядок, пить с прочими зрителями, как назвал их вельможный чиновник; но я рассудил, что, по логическим правилам знаменитого домине Галушкинского, должно уже почитать их
не зрителями, понеже они
не зрят, а пителями или как-нибудь складнее, понеже они пьют…
Он
брал огурец
в руку,
не глядя на него, засовывал его до половины
в рот и сразу перекусывал большими желтыми зубами, так что рассол из огурца брызгал во все стороны, орошая его щеки.
Матюшка захватил два сукроя, почти
в два приема забил их
в рот и стал, как говорится, уплетать за обе щеки. Петр
не брал.
Я раз его спросил, передавал ли он Лидии Николаевне, что мы узнали о ее женихе, он отвечал, что нет, и просил меня
не проговориться; а потом рассказал мне, что Иван Кузьмич знает от Пионовой весь наш разговор об нем и по этому случаю объяснялся с Марьею Виссарионовною, признался ей, что действительно был тогда навеселе; но дал ей клятву во всю жизнь
не брать капли вина
в рот, и что один из их знакомых, по просьбе матери, ездил к бывшему его полковому командиру и спрашивал об нем, и тот будто бы уверял, что Иван Кузьмич — добрейший
в мире человек.
Николай тяжело вздохнул, отирая ладонью пот со лба. Ему
не нравилось, как эти люди едят: Будилов
брал лепёшки, словно брезгуя, концами тонких пальцев; поднося кусок ко
рту, вытягивал губы, как лошадь и морщил нос; потом, ощупав кусок губами, неохотно втягивал его
в рот и медленно, словно по обязанности, жевал, соря крошками; всё это казалось парню неприятным ломаньем человека избалованного и заевшегося.
— Что же это вы, волк, — курить
не умеете, а папиросу
в рот берете.
Обед был чрезвычайный: осетрина, белуга, стерляди, дрофы, спаржа, перепелки, куропатки, грибы доказывали, что повар еще со вчерашнего дня
не брал в рот горячего, и четыре солдата с ножами
в руках работали на помощь ему всю ночь фрикасеи и желеи.
Дня через два хозяйка за столом
Вдруг говорит: «А наши молодые
Уехали — и старики вдвоем
Остались. Он сказал, что там большие
В деревне хлопоты у них. Кругом
Падеж скота, и есть дела другие.
А вы чем сыты, молодой народ,
Что капельки вы
не берете в рот...
— И мне кажется,
не узнала… довольно темно, да и я немножко пьян, а ведь я ей наговорил, что
в рот ничего
не беру. Ты, однако, смотри, это поддерживай.
На этот раз нас угощали мужики, и мы все пили, — даже те, кто никогда
не брал в рот капли вина, должны были выпить по две или по три полурюмки сладкой водки.
Но никто
не ответил ни слова на неуместную шутку. Она оскорбила каждую из нас, как грубое прикосновение чего-то нечистого. Мы прошли прямо
в дортуар, отказавшись от вечернего чая, чтобы ничего
не брать в рот до завтрашнего причастия.
Володя вложил дуло револьвера
в рот, нащупал что-то похожее на курок или собачку и надавил пальцем… Потом нащупал еще какой-то выступ и еще раз надавил. Вынув дуло изо
рта, он вытер его о полу шинели, оглядел замок; раньше он никогда
в жизни
не брал в руки оружия…
— Будьте здоровы! — ответил Захаров, чокаясь. Он опрокинул
в рот рюмку водки и молодцевато провел рукою по волосам. — Вы знаете, как сказано
в поэзии: «Лови, лови часы любви, минуты наслажденья…» Вы
не смотрите, что это пустяковина; это
не зря сказано… Кинарейку поймай-ка! Другой ее этак — цоп! Разве можно так? Нужно
брать тонко!..
Кому что, а нашему батальонному первое дело — тиатры крутить. Как из году
в год повелось, благословил полковой командир на Масленую представлять. Прочих солдат завидки
берут, а у нас
в первом батальоне лафа. Потому батальонный, подполковник Снегирев, начальник был с амбицией: чтоб всех ахтеров-плотников-плясунов только из его первых четырех
рот и набирали. А прочие — смотри-любуйся,
в чужой котел
не суйся.
Вот и звонок. Болтавшая, гулявшая и курившая публика толпой валит
в залу, толкаясь
в дверях. Из совещательной комнаты выходят гуськом присяжные заседатели, и зала замирает
в ожидании.
Рты полураскрыты, глаза с жадным любопытством устремлены на бумагу, которую спокойно
берет председатель от старшины присяжных, равнодушно прочитывает и подписывает. Колосов стоит
в дверях и смотрит,
не отрываясь, на бледный профиль Тани.
Подвизался Гриша житием строгим;
в великие только праздники вкушал горячую пишу, опричь хлеба да воды ничего
в рот он
не брал. Строгий был молчальник, праздного слова
не молвил, только, бывало, его и слышно, когда распевает свои духовные псалмы… И что ни делает, где ни ходит, все молитву господню он шепчет.
То да се, пробовать стали. Свежепросольные пиявки от золотых пяток отваливаются, лекарский нож золота
не берет, припарки
не припаривают. Нет никаких средствий. Короче сказать, послал их король, озлясь, туда, куда во время учебной стрельбы фельдфебель
роту посылает. Приказал с дворцового довольствия снять: лечить
не умеют, пусть перила грызут. Прогнал их с глаз долой, а сам с досады пошел
в кабинетную комнату, сам с собой на русском бильярде
в пирамидку играет.