Неточные совпадения
— Что вы хотите этим сказать? — вскрикнула она, с
ужасом вглядываясь в явное
выражение ненависти, которое было во всем лице и в особенности в жестоких грозных глазах.
И, несмотря на всё свое волнение, Анна улыбнулась, заметив наивное
выражение любопытства, удивления и
ужаса на лице Долли.
Но вдруг она остановилась.
Выражение ее лица мгновенно изменилось.
Ужас и волнение вдруг заменились
выражением тихого, серьезного и блаженного внимания. Он не мог понять значения этой перемены. Она слышала в себе движение новой жизни.
Я вздрогнул от
ужаса, когда убедился, что это была она; но отчего закрытые глаза так впали? отчего эта страшная бледность и на одной щеке черноватое пятно под прозрачной кожей? отчего
выражение всего лица так строго и холодно? отчего губы так бледны и склад их так прекрасен, так величествен и выражает такое неземное спокойствие, что холодная дрожь пробегает по моей спине и волосам, когда я вглядываюсь в него?..
Невозможно рассказать, какое действие произвела на меня эта простонародная песня про виселицу, распеваемая людьми, обреченными виселице. Их грозные лица, стройные голоса, унылое
выражение, которое придавали они словам и без того выразительным, — все потрясло меня каким-то пиитическим [Пиитический (устар.) — поэтический.]
ужасом.
Иногда, большею частью внезапно, это недоумение переходило в холодный
ужас; лицо ее принимало
выражение мертвенное и дикое; она запиралась у себя в спальне, и горничная ее могла слышать, припав ухом к замку, ее глухие рыдания.
— Гуманизм во всех его формах всегда был и есть не что иное, как
выражение интеллектуалистами сознания бессилия своего пред лицом народа. Точно так же, как унизительное проклятие пола мы пытаемся прикрыть сладкими стишками, мы хотим прикрыть трагизм нашего одиночества евангелиями от Фурье, Кропоткина, Маркса и других апостолов бессилия и
ужаса пред жизнью.
Райский бросился вслед за ней и из-за угла видел, как она медленно возвращалась по полю к дому. Она останавливалась и озиралась назад, как будто прощалась с крестьянскими избами. Райский подошел к ней, но заговорить не смел. Его поразило новое
выражение ее лица. Место покорного
ужаса заступило, по-видимому, безотрадное сознание. Она не замечала его и как будто смотрела в глаза своей «беде».
Вера бросилась к окнам и жадно вглядывалась в это странствие бабушки с ношей «беды». Она успела мельком уловить
выражение на ее лице и упала в
ужасе сама на пол, потом встала, бегая от окна к окну, складывая вместе руки и простирая их, как в мольбе, вслед бабушке.
Она глядела на этот синий пакет, с знакомым почерком, не торопясь сорвать печать — не от страха оглядки, не от
ужаса зубов «тигра». Она как будто со стороны смотрела, как ползет теперь мимо ее этот «удав», по
выражению Райского, еще недавно душивший ее страшными кольцами, и сверканье чешуи не ослепляет ее больше. Она отворачивается, вздрагивая от другого, не прежнего чувства.
«Неужели узнала?» с
ужасом подумал Нехлюдов, чувствуя, как кровь приливала ему к лицу; но Маслова, не выделяя его от других, тотчас же отвернулась и опять с испуганным
выражением уставилась на товарища прокурора.
В слезящихся глазах его
выражение тоски и
ужаса.
На какую-нибудь четверть секунды, на мгновение ему показалось, что в этих неживых глазах запечатлелось
выражение острой, бешеной ненависти; и холод
ужаса, какое-то смутное предчувствие грозной, неизбежной беды пронеслось в мозгу студента.
А между тем пока ее ветхое тело еще упорствовало, пока грудь еще мучительно вздымалась под налегшей на нее леденящей рукою, пока ее не покинули последние силы, — старушка все крестилась и все шептала: «Господи, отпусти мне грехи мои», — и только с последней искрой сознания исчезло в ее глазах
выражение страха и
ужаса кончины.
«Галки» тоже скучали и от нечего делать одолевали почтенного Родиона Антоныча самыми невозможными просьбами и птичьими капризами; этот мученик за идею напрасно делал кислые гримасы и вздыхал, как загнанная лошадь, — ничто не помогало. Храбрые девицы позволяли себе такие шуточки и остроты даже относительно самой наружности своего телохранителя, что Родион Антоныч принужден был отплевываться с
выражением благочестивого
ужаса на лице.
Ребенок лежал бледный, без движения, с широко открытыми глазками, в которых застыло
выражение смертельного
ужаса. Он был убит наповал.
Разинув рот от
ужаса, он с полминуты сидит, выпуча глаза на публику, с таким уморительным
выражением трусливого испуга, что решительно с него можно было писать картину.
Ее тонкие брови вдруг сдвинулись, глаза в упор остановились на мне с грозным и притягивающим
выражением, зрачки увеличились и посинели. Мне тотчас же вспомнилась виденная мною в Москве, в Третьяковской галерее, голова Медузы — работа уж не помню какого художника. Под этим пристальным, странным взглядом меня охватил холодный
ужас сверхъестественного.
Такого чтения после П. А. Никитина я не слыхал никогда, и, слушая ее тогда и после, я будто вижу перед собой П.А. Никитина, слышу его голос, тон, переливы, и вижу перед собой меняющее
выражение лицо и глаза Ермоловой, Ермоловой того дня, того незабвенного вечера, когда вскоре после бенефиса прочла она «Песню о рубашке» Томаса Гуда, затем некрасовское «Внимая
ужасам войны».
Долинский вздрогнул, как вздрагивает человек, получающий в грудь острый укол тонкой шпаги, побледнел как полотно и быстро вскочил на ноги. Глаза его остановились на двери с
выражением неописуемой муки,
ужаса и мольбы.
Елена не стала с ним более разговаривать об этом происшествии и по наружности оставалась спокойной; но когда Елпидифор Мартыныч ушел от нее, то лицо Елены приняло почти отчаянное
выражение: до самой этой минуты гнев затемнял и скрывал перед умственными очами Елены всякое ясное воспоминание о князе, но тут он как живой ей представился, и она поняла, до какой степени князь любил ее, и к вящему
ужасу своему сознала, что и сама еще любила его.
Я никогда не забуду
выражение отчаянного
ужаса, которое выступило в первую секунду на обоих их лицах, когда они увидали меня.
Лучше других оттенков жизни удается живописи изображать судорожные искажения лица при разрушительно-сильных аффектах, напр.,
выражение гнева,
ужаса, свирепости, буйного разгула, физической боли или нравственного страдания, переходящего в физическое страдание; потому что в этих случаях с чертами лица происходят резкие изменения, которые достаточно могут быть изображены довольно грубыми взмахами кисти, и мелочная неверность или неудовлетворительность подробностей исчезает среди крупных штрихов: самый грубый намек здесь понятен для зрителя.
Соломон разбил рукой сердоликовый экран, закрывавший свет ночной лампады. Он увидал Элиава, который стоял у двери, слегка наклонившись над телом девушки, шатаясь, точно пьяный. Молодой воин под взглядом Соломона поднял голову и, встретившись глазами с гневными, страшными глазами царя, побледнел и застонал.
Выражение отчаяния и
ужаса исказило его черты. И вдруг, согнувшись, спрятав в плащ голову, он робко, точно испуганный шакал, стал выползать из комнаты. Но царь остановил его, сказав только три слова...
Его молодое, искаженное страхом лицо было бледно как полотно, волосы прилипли ко лбу тонкими прядями, глаза округлились и вращались в своих орбитах с
выражением оцепенелого
ужаса, как у смертельно раненной птицы; мне в первый раз пришлось видеть раздавленного человека, и едва ли есть что-нибудь тяжелее этой потрясающей душу картины.
Случалось, что такой добычей оказывался, по его собственному
выражению, какой-нибудь «рыцарь из-под темной звезды» — шулер, известный плагиатор, сводник, альфонс, графоман —
ужас всех редакций, зарвавшийся кассир или артельщик, тратящий по ресторанам, скачкам и игорным залам казенные деньги с безумием человека, несущегося в пропасть; но бывали также предметами его спортивного увлечения знаменитости сезона — пианисты, певцы, литераторы, чрезмерно счастливые игроки, жокеи, атлеты, входящие в моду кокотки.
Так прошло около часа. Из-за желтых полей, по ту сторону моста, поднялось солнце. В темную закопченную хату, пропитанную запахом овчины и вчерашних щей, хлынули через два окна два воздушные столба веселого золотого света, в которых радостно заплясали бесчисленные пылинки. Козел вдруг быстро сбросил с себя кожух и сел на печке. Его старческие бесцветные глаза широко раскрылись с
выражением безумного
ужаса. Посиневшие губы криво шевелились, не произнося ни звука.
У порога этой двери стоял Абогин, но не тот, который вышел.
Выражение сытости и тонкого изящества исчезло на нем, лицо его, и руки, и поза были исковерканы отвратительным
выражением не то
ужаса, не то мучительной физической боли. Его нос, губы, усы, все черты двигались и, казалось, старались оторваться от лица, глаза же как будто смеялись от боли…
Она вздрагивает, как под ударом хлыста. Лицо разом дурнеет от исказившего черты
выражения дикого
ужаса.
Наслаждение эмоциями
ужаса, страдания, отчаяния никогда не было и не могло быть героическим
выражением здоровой, мощной полноты существования.
«С странным для него
выражением холодного отчаяния на лице она рассталась с ним. Она чувствовала, что в эту минуту не могла выразить словами того чувства стыда, радости и
ужаса перед этим вступлением в новую жизнь».
Но вдруг Анна остановилась.
Выражение ее лица мгновенно изменилось.
Ужас и волнение вдруг заменились
выражением тихого, серьезного и блаженного внимания. Он не мог понять значения этой перемены. Она слышала в себе движение новой жизни».
Умирает Николай Левин. Он страстно и жадно цепляется за уходящую жизнь, в безмерном
ужасе косится на надвигающуюся смерть. Дикими, испуганными глазами смотрит на брата: «Ох, не люблю я тот свет! Не люблю». На лице его — «строгое, укоризненное
выражение зависти умирающего к живому». Умирать с таким чувством — ужаснее всяких страданий. И благая природа приходит на помощь.
Уже хорошо видны закаменевшие в
выражении животного
ужаса лица передовых рядов, сбившейся в тесную кучу неприятельской пехоты.
Киркегардт это понимал, но вносит в тоску и мистический
ужас, как высшее ее
выражение, элемент страха.
Страха перед Богом не может и не должно быть,
выражение «страх Божий» неточное и требует истолкования, перед Богом можно испытывать лишь мистический
ужас,
ужас перед бесконечной тайной и испытывать тоску по Богу.
Старуха сконфузилась, уронила пряник и тихо поплелась к плотине… Сцена эта произвела тяжелое впечатление. Не говоря уж о монахах, которые вскрикнули и в
ужасе развели руками, даже пьяный Евсей окаменел и испуганно уставился на своего хозяина. Понял ли мельник
выражение лиц монахов и работника, или, быть может, в груди его шевельнулось давно уже уснувшее чувство, но только и на его лице мелькнуло что-то вроде испуга…
Во время короткой передышки из рогожи показываются всклокоченная голова и бледное лицо с
выражением недоумения,
ужаса и физической боли, но тотчас исчезают, потому что рогожа вновь летит вверх направо, стремительно опускается вниз и с треском взлетает вверх налево. Толпа зрителей издает одобрительные звуки...
— Ой-ой! Не надо, Олечка, не надо таких сногсшибательных
выражений, — с комическим
ужасом подхватывает Береговой. — Я насчет декадентства ничего не понимаю. Лучше скушайте шоколаденку, с разрешения хозяина коробки.
Поляк первый обнаружил к нему самое большее и даже трогательное участие. Забывая свое уединенное и вполне невыгодное, нерасполагающее положение, он с
выражением какого-то заразительного
ужаса закричал...
По мере того, как он говорил, Яков Потапович делался все бледнее и бледнее:
выражение отчаяния появилось на его лице. Он понял весь
ужас их положения, грозящего опасностью для самой жизни спасенной им девушки.
Выражение смертельного
ужаса одновременно появилось на их лицах, бледных от перенесенных побоев.
— Боже мой! — воскликнула она с неподдельным
выражением удивления и
ужаса и упала навзничь на стоявший вблизи диван.
Выражение смертельного
ужаса отразилось и теперь на лице варнака.
Накинув на плечи одеяло, он быстро выбегает из комнаты. С ним происходит неприятный казус, так знакомый по своим утренним посещениям пьющим людям. Минуты через две он возвращается бледный, томный… Его пошатывает… На лице его
выражение омерзения, отчаяния, почти
ужаса, словно он сейчас только понял всю внешнюю неприглядность своего житья-бытья. Дневной свет освещает перед ним бедность и грязь его комнаты, и
выражение безнадежности на его лице становится еще живее.
Это была, в полном смысле слова, русская красавица. Темно-русая, с правильным овалом лица, белая, пушистая кожа которого оттенялась неуспевшим еще исчезнуть румянцем. Соболиные брови окаймляли большие иссине-серые глаза, широко открытые с
выражением предсмертного
ужаса. Только их страшный взгляд напоминал о смерти перед этой полной жизни и встречающейся редко, но зато в полной силе, огневой русской страсти, молодой, роскошно развившейся женщины-ребенка.
Николай Герасимович внимательно взглянул на нее, и его поразила и красота ее, и
выражение тоски и
ужаса в ее прекрасных глазах.
В
выражении этого лица было что-то неумолимое, безнадежное, возбуждавшее страх и
ужас, смешанные с отвращением, во всех так или иначе сталкивавшихся с ним людях, даже в его сотоварищах, приближенных и родных, исключая самого царя Иоанна Васильевича, который любил и дорожил своим верным слугою.
Глеб Алексеевич с необычайной тревогой во взгляде проводил глазами вышедшую из дверей столовой Дарью Николаевну и долго смотрел на эту дверь почти с
выражением нескрываемого
ужаса. Правая рука его даже несколько опустилась, и он не заметил этого. Его привел несколько в себя голос Фимки, которая, следуя приказанию своей барышни, усердно начала доматывать шерсть.
Андрей Павлович с
выражением немого
ужаса смотрел на своего бывшего верного слугу.