Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ты, Антоша, всегда готов обещать. Во-первых, тебе не будет
времени думать об этом. И как можно и с какой
стати себя обременять этакими обещаниями?
Пошли за Власом странники;
Бабенок тоже несколько
И парней с ними тронулось;
Был полдень,
время отдыха,
Так набралось порядочно
Народу — поглазеть.
Все
стали в ряд почтительно
Поодаль от господ…
А князь опять больнехонек…
Чтоб только
время выиграть,
Придумать: как тут быть,
Которая-то барыня
(Должно быть, белокурая:
Она ему, сердечному,
Слыхал я, терла щеткою
В то
время левый бок)
Возьми и брякни барину,
Что мужиков помещикам
Велели воротить!
Поверил! Проще малого
Ребенка
стал старинушка,
Как паралич расшиб!
Заплакал! пред иконами
Со всей семьею молится,
Велит служить молебствие,
Звонить в колокола!
Иной во
время пения
Стал на ноги, показывал,
Как шел мужик расслабленный,
Как сон долил голодного,
Как ветер колыхал.
Однажды во
время какого-то соединенного заседания, имевшего предметом устройство во
время масленицы усиленного гастрономического торжества, предводитель, доведенный до исступления острым запахом, распространяемым градоначальником, вне себя вскочил с своего места и крикнул:"Уксусу и горчицы!"И затем, припав к градоначальнической голове,
стал ее нюхать.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника
стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое
время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и в то же
время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.
Во
время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и
стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
В это же
время, словно на смех, вспыхнула во Франции революция, и
стало всем ясно, что"просвещение"полезно только тогда, когда оно имеет характер непросвещенный.
— Вот и ты, чертов угодник, в аду с братцем своим сатаной калеными угольями трапезовать
станешь, а я, Семен, тем
временем на лоне Авраамлем почивать буду.
Уже при первом свидании с градоначальником предводитель почувствовал, что в этом сановнике таится что-то не совсем обыкновенное, а именно, что от него пахнет трюфелями. Долгое
время он боролся с своею догадкою, принимая ее за мечту воспаленного съестными припасами воображения, но чем чаще повторялись свидания, тем мучительнее
становились сомнения. Наконец он не выдержал и сообщил о своих подозрениях письмоводителю дворянской опеки Половинкину.
— Погоди. И ежели все люди"в раю"в песнях и плясках
время препровождать будут, то кто же, по твоему, Ионкину, разумению, землю пахать
станет? и вспахавши сеять? и посеявши жать? и, собравши плоды, оными господ дворян и прочих чинов людей довольствовать и питать?
Выслушав показание Байбакова, помощник градоначальника сообразил, что ежели однажды допущено, чтобы в Глупове был городничий, имеющий вместо головы простую укладку, то,
стало быть, это так и следует. Поэтому он решился выжидать, но в то же
время послал к Винтергальтеру понудительную телеграмму [Изумительно!! — Прим. издателя.] и, заперев градоначальниково тело на ключ, устремил всю свою деятельность на успокоение общественного мнения.
Отписав таким образом, бригадир сел у окошечка и
стал поджидать, не послышится ли откуда:"ту-ру! ту-ру!"Но в то же
время с гражданами был приветлив и обходителен, так что даже едва совсем не обворожил их своими ласками.
А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но не стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали в это
время! Думают:
станут они теперь есть горчицу, — как бы на будущее
время еще какую ни на есть мерзость есть не заставили; не
станут — как бы шелепов не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и ту и другую сторону.
А вор-новотор этим
временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и
стал ему тайные слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
Наконец, однако, сели обедать, но так как со
времени стрельчихи Домашки бригадир
стал запивать, то и тут напился до безобразия.
Стал говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но не гораздо.
Может быть, тем бы и кончилось это странное происшествие, что голова, пролежав некоторое
время на дороге, была бы со
временем раздавлена экипажами проезжающих и наконец вывезена на поле в виде удобрения, если бы дело не усложнилось вмешательством элемента до такой степени фантастического, что сами глуповцы — и те
стали в тупик. Но не будем упреждать событий и посмотрим, что делается в Глупове.
Во
время остановки в губернском городе Сергей Иванович не пошел в буфет, а
стал ходить взад и вперед по платформе.
Во
время разлуки с ним и при том приливе любви, который она испытывала всё это последнее
время, она воображала его четырехлетним мальчиком, каким она больше всего любила его. Теперь он был даже не таким, как она оставила его; он еще дальше
стал от четырехлетнего, еще вырос и похудел. Что это! Как худо его лицо, как коротки его волосы! Как длинны руки! Как изменился он с тех пор, как она оставила его! Но это был он, с его формой головы, его губами, его мягкою шейкой и широкими плечиками.
Левин не был так счастлив: он ударил первого бекаса слишком близко и промахнулся; повел зa ним, когда он уже
стал подниматься, но в это
время вылетел еще один из-под ног и развлек его, и он сделал другой промах.
Ей даже досадно
стало на нее за то, что она оправилась как раз в то
время, как было послано письмо.
В этот короткий промежуток
времени туче уже настолько надвинулась своей серединой на солнце, что
стало темно, как в затмение.
Одно, что он нашел с тех пор, как вопросы эти
стали занимать его, было то, что он ошибался, предполагая по воспоминаниям своего юношеского, университетского круга, что религия уж отжила свое
время и что ее более не существует.
И чем дальше шло
время, тем сильнее
становились оба настроения: тем спокойнее, совершенно забывая ее, он
становился вне ее присутствия, и тем мучительнее
становились и самые ее страдания и чувство беспомощности пред ними.
Он прочел руководящую
статью, в которой объяснялось, что в наше
время совершенно напрасно поднимается вопль о том, будто бы радикализм угрожает поглотить все консервативные элементы и будто бы правительство обязано принять меры для подавления революционной гидры, что, напротив, «по нашему мнению, опасность лежит не в мнимой революционной гидре, а в упорстве традиционности, тормозящей прогресс», и т. д.
Первое
время женитьба, новые радости и обязанности, узнанные им, совершенно заглушили эти мысли; но в последнее
время, после родов жены, когда он жил в Москве без дела, Левину всё чаще и чаще, настоятельнее и настоятельнее
стал представляться требовавший разрешения вопрос.
В то
время как Левин выходил в одну дверь, он слышал, как в другую входила девушка. Он остановился у двери и слышал, как Кити отдавала подробные приказания девушке и сама с нею
стала передвигать кровать.
Кроме того, во
время родов жены с ним случилось необыкновенное для него событие. Он, неверующий,
стал молиться и в ту минуту, как молился, верил. Но прошла эта минута, и он не мог дать этому тогдашнему настроению никакого места в своей жизни.
Но в это
время пускали ездоков, и все разговоры прекратились. Алексей Александрович тоже замолк, и все поднялись и обратились к реке. Алексей Александрович не интересовался скачками и потому не глядел на скакавших, а рассеянно
стал обводить зрителей усталыми глазами. Взгляд его остановился на Анне.
— Постараюсь не отстать, — сказал он,
становясь за Титом и выжидая
времени начинать.
Личное дело, занимавшее Левина во
время разговора его с братом, было следующее: в прошлом году, приехав однажды на покос и рассердившись на приказчика, Левин употребил свое средство успокоения — взял у мужика косу и
стал косить.
— Ну, иди, иди, и я сейчас приду к тебе, — сказал Сергей Иванович, покачивая головой, глядя на брата. — Иди же скорей, — прибавил он улыбаясь и, собрав свои книги, приготовился итти. Ему самому вдруг
стало весело и не хотелось расставаться с братом. — Ну, а во
время дождя где ты был?
Он чувствовал, что махает из последних сил, и решился просить Тита остановиться. Но в это самое
время Тит сам остановился и, нагнувшись, взял травы, отер косу и
стал точить. Левин расправился и, вздохнув, оглянулся. Сзади его шел мужик и, очевидно, также устал, потому что сейчас же, не доходя Левина, остановился и принялся точить. Тит наточил свою косу и косу Левина, и они пошли дальше.
Избранная Вронским роль с переездом в палаццо удалась совершенно, и, познакомившись чрез посредство Голенищева с некоторыми интересными лицами, первое
время он был спокоен. Он писал под руководством итальянского профессора живописи этюды с натуры и занимался средневековою итальянскою жизнью. Средневековая итальянская жизнь в последнее
время так прельстила Вронского, что он даже шляпу и плед через плечо
стал носить по-средневековски, что очень шло к нему.
— То есть, позвольте, почему ж вы знаете, что вы потеряете
время? Многим
статья эта недоступна, то есть выше их. Но я, другое дело, я вижу насквозь его мысли и знаю, почему это слабо.
Серпуховской придумал ему назначение в Ташкент, и Вронский без малейшего колебания согласился на это предложение. Но чем ближе подходило
время отъезда, тем тяжелее
становилась ему та жертва, которую он приносил тому, что он считал должным.
— Долли, постой, душенька. Я видела Стиву, когда он был влюблен в тебя. Я помню это
время, когда он приезжал ко мне и плакал, говоря о тебе, и какая поэзия и высота была ты для него, и я знаю, что чем больше он с тобой жил, тем выше ты для него
становилась. Ведь мы смеялись бывало над ним, что он к каждому слову прибавлял: «Долли удивительная женщина». Ты для него божество всегда была и осталась, а это увлечение не души его…
— Ты слишком уже подчеркиваешь свою нежность, чтоб я очень ценила, — сказала она тем же шуточным тоном, невольно прислушиваясь к звукам шагов Вронского, шедшего за ними. «Но что мне за дело?» подумала она и
стала спрашивать у мужа, как без нее проводил
время Сережа.
Он чувствовал себя невыразимо несчастным теперь оттого, что страсть его к Анне, которая охлаждалась, ему казалось, в последнее
время, теперь, когда он знал, что навсегда потерял ее,
стала сильнее, чем была когда-нибудь.
Она видела, что в последнее
время многое изменилось в приемах общества, что обязанности матери
стали еще труднее.
«Пятнадцать минут туда, пятнадцать назад. Он едет уже, он приедет сейчас. — Она вынула часы и посмотрела на них. — Но как он мог уехать, оставив меня в таком положении? Как он может жить, не примирившись со мною?» Она подошла к окну и
стала смотреть на улицу. По
времени он уже мог вернуться. Но расчет мог быть неверен, и она вновь
стала вспоминать, когда он уехал, и считать минуты.
Левин встречал в журналах
статьи, о которых шла речь, и читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по университету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека как животного, о рефлексах, о биологии и социологии, с теми вопросами о значении жизни и смерти для себя самого, которые в последнее
время чаще и чаще приходили ему на ум.
На втором приеме было то же. Тит шел мах за махом, не останавливаясь и не уставая. Левин шел за ним, стараясь не отставать, и ему
становилось всё труднее и труднее: наступала минута, когда, он чувствовал, у него не остается более сил, но в это самое
время Тит останавливался и точил.
Пребывание в Петербурге казалось Вронскому еще тем тяжелее, что всё это
время он видел в Анне какое-то новое, непонятное для него настроение. То она была как будто влюблена в него, то она
становилась холодна, раздражительна и непроницаема. Она чем-то мучалась и что-то скрывала от него и как будто не замечала тех оскорблений, которые отравляли его жизнь и для нее, с ее тонкостью понимания, должны были быть еще мучительнее.
Вронский незаметно вошел в середину толпы почти в то самое
время, как раздался звонок, оканчивающий скачки, и высокий, забрызганный грязью кавалергард, пришедший первым, опустившись на седло,
стал спускать поводья своему серому, потемневшему от поту, тяжело дышащему жеребцу.
На его счастье, в это самое тяжелое для него по причине неудачи его книги
время, на смену вопросов иноверцев, Американских друзей, самарского голода, выставки, спиритизма,
стал Славянский вопрос, прежде только тлевшийся в обществе, и Сергей Иванович, и прежде бывший одним из возбудителей этого вопроса, весь отдался ему.
В середине его работы на него находили минуты, во
время которых он забывал то, что делал, ему
становилось легко, и в эти же самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и хорош, как и у Тита.
— Господа, это
становится скучно! — сказал я им громко, — драться так драться; вы имели
время вчера наговориться…
Но так как все же он был человек военный,
стало быть, не знал всех тонкостей гражданских проделок, то чрез несколько
времени, посредством правдивой наружности и уменья подделаться ко всему, втерлись к нему в милость другие чиновники, и генерал скоро очутился в руках еще больших мошенников, которых он вовсе не почитал такими; даже был доволен, что выбрал наконец людей как следует, и хвастался не в шутку тонким уменьем различать способности.
Добравшись до мелкого места, барин
стал на ноги, покрытый клетками сети, как в летнее
время дамская ручка под сквозной перчаткой, — взглянул вверх и увидел гостя, в коляске въезжавшего на плотину.