Неточные совпадения
«А статских не желаете?»
— Ну, вот еще со статскими! —
(Однако
взяли — дешево! —
Какого-то сановника
За брюхо с бочку винную
И за семнадцать звезд.)
Купец — со всем почтением,
Что любо, тем и потчует
(С Лубянки — первый вор!) —
Спустил по сотне Блюхера,
Архимандрита Фотия,
Разбойника Сипко,
Сбыл
книги: «Шут Балакирев»
И «Английский милорд»…
—
Возьмите,
возьмите эти ужасные
книги! — сказала она, отталкивая лежавшие пред ней на столе тетради. — Зачем вы дали их мне!.. Нет, всё-таки лучше, — прибавила она, сжалившись над его отчаянным лицом. — Но это ужасно, ужасно!
— Смотря по нападениям. Впрочем, не угодно ли чаю? — Она поднялась и
взяла в руку переплетенную сафьянную
книгу.
Я поместил в этой
книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе; в моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света; но теперь я не смею
взять на себя эту ответственность по многим важным причинам.
— Управитель так и оторопел, говорит: «Что вам угодно?» — «А! говорят, так вот ты как!» И вдруг, с этим словом, перемена лиц и физиогномии… «За делом! Сколько вина выкуривается по именью? Покажите
книги!» Тот сюды-туды. «Эй, понятых!»
Взяли, связали, да в город, да полтора года и просидел немец в тюрьме.
Под подушкой его лежало Евангелие. Он
взял его машинально. Эта
книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему
книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему
книгу. До сих пор он ее и не раскрывал.
Да я сам знаю, и в тайне храню, сочинения два-три таких, что за одну только мысль перевесть и издать их можно рублей по сту
взять за каждую
книгу, а за одну из них я и пятисот рублей за мысль не
возьму.
Он подошел к столу,
взял одну толстую запыленную
книгу, развернул ее и вынул заложенный между листами маленький портретик, акварелью, на слоновой кости. Это был портрет хозяйкиной дочери, его бывшей невесты, умершей в горячке, той самой странной девушки, которая хотела идти в монастырь. С минуту он всматривался в это выразительное и болезненное личико, поцеловал портрет и передал Дунечке.
— Оставь, я сам… — проговорил тот,
взял перо и расписался в
книге. Артельщик выложил деньги и удалился.
На комоде лежала какая-то
книга. Он каждый раз, проходя взад и вперед, замечал ее; теперь же
взял и посмотрел. Это был Новый завет в русском переводе.
Книга была старая, подержанная, в кожаном переплете.
Павел Петрович
взял с комода замасленную
книгу, разрозненный том Стрельцов […разрозненный том Стрельцов.
Потом я купил и себе очень много сластей и орехов, а в другой лавке
взял большую
книгу «Псалтирь», такую точно, какая лежала на столе у нашей скотницы.
Она замолчала,
взяв со стола
книгу, небрежно перелистывая ее и нахмурясь, как бы решая что-то. Самгин подождал ее речей и начал рассказывать об Инокове, о двух последних встречах с ним, — рассказывал и думал: как отнесется она? Положив
книгу на колено себе, она выслушала молча, поглядывая в окно, за плечо Самгина, а когда он кончил, сказала вполголоса...
У стола в комнате Нехаевой стояла шерстяная, кругленькая старушка, она бесшумно брала в руки вещи,
книги и обтирала их тряпкой. Прежде чем
взять вещь, она вежливо кивала головою, а затем так осторожно вытирала ее, точно вазочка или
книга были живые и хрупкие, как цыплята. Когда Клим вошел в комнату, она зашипела на него...
Я говорю о внутренней ее свободе, — добавила она очень поспешно, видимо, заметив его скептическую усмешку; затем спросила: — Не хочешь ли
взять у меня
книги отца?
Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал руку женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя с места, глядя в мутно-серую пустоту за окном, над крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и
взял новую
книгу Мережковского «Грядущий хам».
«Свободным-то гражданином, друг мой, человека не конституции, не революции делают, а самопознание. Ты вот
возьми Шопенгауэра, почитай прилежно, а после него — Секста Эмпирика о «Пирроновых положениях». По-русски, кажется, нет этой
книги, я по-английски читала, французское издание есть. Выше пессимизма и скепсиса человеческая мысль не взлетала, и, не зная этих двух ее полетов, ни о чем не догадаешься, поверь!»
— Прозевал
книгу, уже набирают. Достал оттиски первых листов. Прозевал, черт
возьми! Два сборничка выпустил, а третий — ускользнул. Теперь, брат, пошла мода на сборники. От беков, Луначарского, Богданова, Чернова и до Грингмута, монархиста, все предлагают товар мыслишек своих оптом и в розницу. Ходовой товар. Что будем есть?
Она
взяла с дивана
книгу, открыла ее...
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой руки, — ты возьми-ка себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и
книги будет в порядке держать, — не хочешь обедать с Валентином — обед подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него — хороший. А мальчишка он — скромный, мечтатель только.
— Как они долго, черт их
возьми! — пробормотал он, отходя от окна; встал у шкафа и, рассматривая
книги, снова начал...
Муромский,
взяв со стола нож для
книг, продолжал, играя ножом...
Время двигалось уже за полдень. Самгин
взял книжку Мережковского «Грядущий хам», прилег на диван, но скоро убедился, что автор, предвосхитив некоторые его мысли, придал им дряблую, уродующую форму. Это было досадно. Бросив
книгу на стол, он восстановил в памяти яркую картину парада женщин в Булонском лесу.
Старики беспокоили. Самгин пошел в кабинет,
взял на ощупь
книгу, воротился, лег. Оказалось, он ошибся,
книга — не Пушкин, а «История Наполеона». Он стал рассматривать рисунки Ораса Берне, но перед глазами стояли, ругаясь, два старика.
Она
взяла со стола
книгу и посмотрела на развернутую страницу: страница запылилась.
Надо бы
взять костяной ножик, да его нет; можно, конечно, спросить и столовый, но Обломов предпочел положить
книгу на свое место и направиться к дивану; только что он оперся рукой в шитую подушку, чтоб половчей приладиться лечь, как Захар вошел в комнату.
Он хотел было дать ей
книгу прочесть. Она, медленно шевеля губами, прочла про себя заглавие и возвратила
книгу, сказав, что когда придут Святки, так она
возьмет ее у него и заставит Ваню прочесть вслух, тогда и бабушка послушает, а теперь некогда.
— Прочел мои
книги? Что они? Я
возьму их с собой.
Илья Иванович иногда
возьмет и
книгу в руки — ему все равно, какую-нибудь. Он и не подозревал в чтении существенной потребности, а считал его роскошью, таким делом, без которого легко и обойтись можно, так точно, как можно иметь картину на стене, можно и не иметь, можно пойти прогуляться, можно и не пойти: от этого ему все равно, какая бы ни была
книга; он смотрел на нее, как на вещь, назначенную для развлечения, от скуки и от нечего делать.
— Ну так, не хочу. После я пойду сам и скажу, что
книги мои. Если потом вы какое-нибудь преступление сделаете, скажите на меня: я
возьму на себя…
Бабушка болезненно вздохнула в ответ. Ей было не до шуток. Она
взяла у него
книгу и велела Пашутке отдать в людскую.
— Вот видите, один мальчишка, стряпчего сын, не понял чего-то по-французски в одной
книге и показал матери, та отцу, а отец к прокурору. Тот слыхал имя автора и поднял бунт — донес губернатору. Мальчишка было заперся, его выпороли: он под розгой и сказал, что
книгу взял у меня. Ну, меня сегодня к допросу…
Бабушка отодвинула от себя все
книги, счеты, гордо сложила руки на груди и стала смотреть в окно. А Райский сел возле Марфеньки,
взял ее за руки.
— Ну, если не берешь, так я отдам
книги в гимназию: дай сюда каталог! Сегодня же отошлю к директору… — сказал Райский и хотел
взять у Леонтия реестр
книг.
— Надеюсь, он не все
книги взял? Верно, вы оставили какие-нибудь для себя?
— Мне,
взять эти
книги! — Леонтий смотрел то на
книги, то на Райского, потом махнул рукой и вздохнул.
Вон я хотела остеречь их моралью — и даже нравоучительную
книгу в подмогу
взяла: целую неделю читали-читали, и только кончили, а они в ту же минуту почти все это и проделали в саду, что в
книге написано!..
Новое учение не давало ничего, кроме того, что было до него: ту же жизнь, только с уничижениями, разочарованиями, и впереди обещало — смерть и тлен.
Взявши девизы своих добродетелей из
книги старого учения, оно обольстилось буквою их, не вникнув в дух и глубину, и требовало исполнения этой «буквы» с такою злобой и нетерпимостью, против которой остерегало старое учение. Оставив себе одну животную жизнь, «новая сила» не создала, вместо отринутого старого, никакого другого, лучшего идеала жизни.
— Что попадется: Тит Никоныч журналы носит, повести читаю. Иногда у Верочки
возьму французскую
книгу какую-нибудь. «Елену» недавно читала мисс Эджеворт, еще «Джен Эйр»… Это очень хорошо… Я две ночи не спала: все читала, не могла оторваться.
— В библиотеке моего отца нет этих новых
книг, где же вы
взяли их? — с живостью спросил Райский и навострил ухо.
Татьяна Марковна не совсем была внимательна к богатой библиотеке, доставшейся Райскому,
книги продолжали изводиться в пыли и в прахе старого дома. Из них Марфенька брала изредка кое-какие
книги, без всякого выбора: как, например, Свифта, Павла и Виргинию, или
возьмет Шатобриана, потом Расина, потом роман мадам Жанлис, и
книги берегла, если не больше, то наравне с своими цветами и птицами.
— Ну, так
возьми себе эти
книги в вечное и потомственное владение, но на одном условии.
— Что я? — сказал он, с улыбкой глядя на Райского. — Меня спросили, чьи
книги, откуда я
взял…
— Что это за
книга? — спросил Райский вечером. Потом
взял, посмотрел и засмеялся. — Вы лучше «Сонник» купите да читайте! Какую старину выкопали! Это вы, бабушка, должно быть, читали, когда были влюблены в Тита Никоныча…
— Нет, я теперь стал осторожнее, после того как Райский порисовался и свеликодушничал,
взял на себя историю о
книгах…
— Пусть так! — более и более слабея, говорила она, и слезы появились уже в глазах. — Не мне спорить с вами, опровергать ваши убеждения умом и своими убеждениями! У меня ни ума, ни сил не станет. У меня оружие слабо — и только имеет ту цену, что оно мое собственное, что я
взяла его в моей тихой жизни, а не из
книг, не понаслышке…
Меня позвали к Тушару, и он велел мне
взять все мои тетрадки и
книги и показать маме: «чтоб она видела, сколько успели вы приобрести в моем заведении». Тут Антонина Васильевна, съежив губки, обидчиво и насмешливо процедила мне с своей стороны...
Я было хотел
взять какую-нибудь
книгу от скуки, но не
взял: при одной мысли развлечь себя стало вдвое противнее.
Возьмите путешествие Базиля Галля (в 1816 г.): он в числе первых посетил Ликейские острова, и взгляните на приложенную к
книге картинку, вид острова: это именно тот, где мы пристали.
Кроме того, я
взял еще
книги и бумаги подобного содержания.