Клим Самгин решил не выходить из комнаты, но горничная, подав кофе, сказала, что сейчас придут полотеры. Он
взял книгу и перешел в комнату брата. Дмитрия не было, у окна стоял Туробоев в студенческом сюртуке; барабаня пальцами по стеклу, он смотрел, как лениво вползает в небо мохнатая туча дыма.
Неточные совпадения
У стола в комнате Нехаевой стояла шерстяная, кругленькая старушка, она бесшумно брала в руки вещи,
книги и обтирала их тряпкой. Прежде чем
взять вещь, она вежливо кивала головою, а затем так осторожно вытирала ее, точно вазочка или
книга были живые и хрупкие, как цыплята. Когда Клим вошел в комнату, она зашипела на него...
— Как они долго, черт их
возьми! — пробормотал он, отходя от окна; встал у шкафа и, рассматривая
книги, снова начал...
Муромский,
взяв со стола нож для
книг, продолжал, играя ножом...
Старики беспокоили. Самгин пошел в кабинет,
взял на ощупь
книгу, воротился, лег. Оказалось, он ошибся,
книга — не Пушкин, а «История Наполеона». Он стал рассматривать рисунки Ораса Берне, но перед глазами стояли, ругаясь, два старика.
Я говорю о внутренней ее свободе, — добавила она очень поспешно, видимо, заметив его скептическую усмешку; затем спросила: — Не хочешь ли
взять у меня
книги отца?
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой руки, — ты возьми-ка себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и
книги будет в порядке держать, — не хочешь обедать с Валентином — обед подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него — хороший. А мальчишка он — скромный, мечтатель только.
Она
взяла с дивана
книгу, открыла ее...
Она замолчала,
взяв со стола
книгу, небрежно перелистывая ее и нахмурясь, как бы решая что-то. Самгин подождал ее речей и начал рассказывать об Инокове, о двух последних встречах с ним, — рассказывал и думал: как отнесется она? Положив
книгу на колено себе, она выслушала молча, поглядывая в окно, за плечо Самгина, а когда он кончил, сказала вполголоса...
Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал руку женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя с места, глядя в мутно-серую пустоту за окном, над крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и
взял новую
книгу Мережковского «Грядущий хам».
«Свободным-то гражданином, друг мой, человека не конституции, не революции делают, а самопознание. Ты вот
возьми Шопенгауэра, почитай прилежно, а после него — Секста Эмпирика о «Пирроновых положениях». По-русски, кажется, нет этой
книги, я по-английски читала, французское издание есть. Выше пессимизма и скепсиса человеческая мысль не взлетала, и, не зная этих двух ее полетов, ни о чем не догадаешься, поверь!»
Время двигалось уже за полдень. Самгин
взял книжку Мережковского «Грядущий хам», прилег на диван, но скоро убедился, что автор, предвосхитив некоторые его мысли, придал им дряблую, уродующую форму. Это было досадно. Бросив
книгу на стол, он восстановил в памяти яркую картину парада женщин в Булонском лесу.
— Прозевал
книгу, уже набирают. Достал оттиски первых листов. Прозевал, черт
возьми! Два сборничка выпустил, а третий — ускользнул. Теперь, брат, пошла мода на сборники. От беков, Луначарского, Богданова, Чернова и до Грингмута, монархиста, все предлагают товар мыслишек своих оптом и в розницу. Ходовой товар. Что будем есть?
Под вечер он уселся в каюте,
взял книгу и долго возражал автору, делая на полях заметки парадоксального свойства. Некоторое время его забавляла эта игра, эта беседа с властвующим из гроба мертвым. Затем, взяв трубку, он утонул в синем дыме, живя среди призрачных арабесок [Арабеска — здесь: музыкальное произведение, причудливое и непринужденное по своему характеру.], возникающих в его зыбких слоях.
Неточные совпадения
«А статских не желаете?» // — Ну, вот еще со статскими! — // (Однако
взяли — дешево! — // Какого-то сановника // За брюхо с бочку винную // И за семнадцать звезд.) // Купец — со всем почтением, // Что любо, тем и потчует // (С Лубянки — первый вор!) — // Спустил по сотне Блюхера, // Архимандрита Фотия, // Разбойника Сипко, // Сбыл
книги: «Шут Балакирев» // И «Английский милорд»…
—
Возьмите,
возьмите эти ужасные
книги! — сказала она, отталкивая лежавшие пред ней на столе тетради. — Зачем вы дали их мне!.. Нет, всё-таки лучше, — прибавила она, сжалившись над его отчаянным лицом. — Но это ужасно, ужасно!
— Смотря по нападениям. Впрочем, не угодно ли чаю? — Она поднялась и
взяла в руку переплетенную сафьянную
книгу.
Я поместил в этой
книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе; в моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света; но теперь я не смею
взять на себя эту ответственность по многим важным причинам.
— Управитель так и оторопел, говорит: «Что вам угодно?» — «А! говорят, так вот ты как!» И вдруг, с этим словом, перемена лиц и физиогномии… «За делом! Сколько вина выкуривается по именью? Покажите
книги!» Тот сюды-туды. «Эй, понятых!»
Взяли, связали, да в город, да полтора года и просидел немец в тюрьме.