Неточные совпадения
Стародум. А! Сколь
великой душе надобно быть в
государе, чтоб стать на стезю истины и никогда с нее не совращаться! Сколько сетей расставлено к уловлению души человека, имеющего в руках своих судьбу себе подобных! И во-первых, толпа скаредных льстецов…
— Но,
государи мои, — продолжал он, выпустив, вместе с глубоким вздохом, густую струю табачного дыму, — я не смею взять на себя столь
великую ответственность, когда дело идет о безопасности вверенных мне провинций ее императорским величеством, всемилостивейшей моею государыней. Итак, я соглашаюсь с большинством голосов, которое решило, что всего благоразумнее и безопаснее внутри города ожидать осады, а нападения неприятеля силой артиллерии и (буде окажется возможным) вылазками — отражать.
— В записках местного жителя Афанасия Дьякова, частию опубликованных мною в «Губернских ведомостях», рассказано, что швед пушкарь Егор — думать надо Ингвар, сиречь, упрощенно, Георг — Игорь, — отличаясь смелостью характера и простотой души, сказал Петру
Великому, когда суровый
государь этот заглянул проездом в город наш: «Тебе, царь, кузнечному да литейному делу выучиться бы, в деревянном царстве твоем плотников и без тебя довольно есть».
Можете вы оказать мне, милостивый
государь, таковую
великую услугу?» — «Могу, говорю, с превеликим моим удовольствием и почту за особую честь», — говорю это ему, а сам почти испугался, до того он меня с первого разу тогда поразил.
С
великим моим удовольствием исполняю сие ваше желание и препровождаю к вам, милостивый
государь мой, все, что из его разговоров, а также из собственных моих наблюдений запомнить могу.
Авторитет его предшественников, однако, был еще так
велик, что когда он донес о своих открытиях в Петербург, то ему не поверили, сочли его поступок дерзким и подлежащим наказанию и «заключили» его разжаловать, и неизвестно, к чему бы это повело, если бы не заступничество самого
государя, который нашел его поступок молодецким, благородным и патриотическим.
Но благоверный же
государь император Петр
Великий совсем привел их в затмение своею табелью о рангах.
Растужилася Пахомовна от
великого страха и ужаса:"Не страши мя,
государь небесный царь, превеликиими ужасами; ты не дай мне померети безо времени, не дай скончать живота без святого причастия, без святого причастия, без слезного покаяния!"
Царь все ближе к Александрову. Сладкий острый восторг охватывает душу юнкера и несет ее вихрем, несет ее ввысь. Быстрые волны озноба бегут по всему телу и приподнимают ежом волосы на голове. Он с чудесной ясностью видит лицо
государя, его рыжеватую, густую, короткую бороду, соколиные размахи его прекрасных союзных бровей. Видит его глаза, прямо и ласково устремленные в него. Ему кажется, что в течение минуты их взгляды не расходятся. Спокойная,
великая радость, как густой золотой песок, льется из его глаз.
— Конечно,
великое счастье узреть его императорское величество
государя императора, всероссийского монарха. Однако никак нельзя высовывать вперед головы и разрознивать этим равнение…
Государь пожаловал нам два дня отдыха. Ура его императорскому величеству!
— Ваша — это не значит — твоя. Ваша или ваш — это только условное и не очень почтительное сокращение обычного окончания письма. Занятые люди нередко, вместо того чтобы написать: «теперь, милостивый
государь мой, разрешите мне
великую честь покорнейше просить Вас увериться в совершенной преданности, глубоком почтении и неизменной готовности к услугам Вашим покорнейшего слуги Вашего…» Вместо всей этой белиберды канцелярской умный и деловитый человек просто пишет: «Ваш Х.», и все тут.
Все эти слухи и вести проникают в училище. Юнкера сами не знают, чему верить и чему не верить. Как-то нелепо странна, как-то уродливо неправдоподобна мысль, что
государю, вершинной, единственной точке той
великой пирамиды, которая зовется Россией, может угрожать опасность и даже самая смерть от случайного крушения поезда. Значит, выходит, что и все существование такой необъятно большой, такой неизмеримо могучей России может зависеть от одного развинтившегося дорожного болта.
— За это ничего!.. Это каламбур, а каламбуры
великий князь сам отличные говорит… Каратыгин Петр [Каратыгин Петр Андреевич (1805—1879) — актер и водевилист.] не то еще сказал даже
государю… Раз Николай Павлович и Михаил Павлович пришли в театре на сцену…
Великий князь что-то такое сострил. Тогда
государь обращается к Каратыгину и говорит: «Брат у тебя хлеб отбивает!» — «Ничего, ваше величество, — ответил Каратыгин, — лишь бы только мне соль оставил!»
Воротились мы в домы и долго ждали, не передумает ли царь, не вернется ли? Проходит неделя, получает высокопреосвященный грамоту; пишет
государь, что я-де от
великой жалости сердца, не хотя ваших изменных дел терпеть, оставляю мои государства и еду-де куда бог укажет путь мне! Как пронеслася эта весть, зачался вопль на Москве: «Бросил нас батюшка-царь! Кто теперь будет над нами государить!»
— Я сравняю тебя с начальными людьми. Будет тебе идти корм и всякий обиход противу начальных людей. Да у тебя, я вижу, что-то на языке мотается, говори без зазору, проси чего хочешь! —
Государь! не заслужил я твоей
великой милости, недостоин одежи богатой, есть постарше меня. Об одном прошу,
государь. Пошли меня воевать с Литвой, пошли в Ливонскую землю. Или,
государь, на Рязань пошли, татар колотить!
Ты же дерзнул злыми, кусательными словами поносить самого
государя, царя и
великого князя всея Руси, и добрых слуг его на непокорство подымать.
— Спасибо на твоей ласке,
государь, много тебе благодарствую; только не пришло еще мне время нести царю повинную. Тяжелы мои грехи перед богом,
велики винности перед
государем; вряд ли простит меня батюшка-царь, а хоча бы и простил, так не приходится бросать товарищей!
До самой весны,
государи мои, так тянулось, и доложу вам, хотя госпожа Марфа Андревна была духа
великого и несокрушимого, и с Пугачевым спорила, и с тремя
государями танцевала, но госпожа Вихиорова ужасно Марфы Андревны весь характер переломили.
Поэтому все, чем я на службе моей, как, награжден, всё, как, чем осыпан,
великими щедротами
государя императора, как, всем положением моим и, как, добрым именем — всем, всем решительно, как… — здесь голос его задрожал, — я, как, обязан одним вам и одним вам, дорогие друзья мои!
— Нет, вы поймите меня! Я подлинно желаю, чтобы все были живы! Вы говорите: во всем виноваты «умники». Хорошо-с. Но ежели мы теперича всех «умников» изведем, то, как вы полагаете,
велик ли мы авантаж получим, ежели с одними дураками останемся? Вам,
государь мой, конечно, оно неизвестно, но я, по собственному опыту, эту штуку отлично знаю! Однажды, доложу вам, в походе мне три дня пришлось глаз на глаз с дураком просидеть, так я чуть рук на себя не наложил! Так-то-с.
Петр
Великий принял первые меры для введения яицких казаков в общую систему государственного управления. В 1720 году яицкое войско отдано было в ведомство Военной коллегии. Казаки возмутились, сожгли свой городок с намерением бежать в киргизские степи, но были жестоко усмирены полковником Захаровым. Сделана была им перепись, определена служба и назначено жалованье.
Государь сам назначил войскового атамана.
В случае же неудачи думал он броситься в Русь, увлечь ее всю за собою, повсюду поставить новых судей (ибо в нынешних, по его словам, присмотрена им многая неправда) и возвести на престол
государя великого князя.
И заметьте, милостивый
государь: это наше сырье большею частию только потому хорошо, что обусловлено другими прескверными обстоятельствами: щетина наша, например,
велика и жестка оттого, что свиньи плохи; кожа плотна и толста оттого, что коровы худы; сало жирно оттого, что вываривается пополам с говядиной…
Сто лет только прошло,
государи мои, с той поры, как император Петр
Великий на реку эту расшивы пустил, а теперь по реке тысячи паровых судов ходят…
Прибыльщику это понравилось, но показалось мало, и он сам присочинил себе еще, что будто царевна София отрубила его предку голову за верность Петру
Великому и что казненный взял будто свою отрубленную голову, поцеловал ее и сказал: «Отнесите ее моему законному
государю».
Покормился он, впрочем, так неосторожно, что Петр
Великий, доведавшись о способе его кормления, отрубил ему голову, а животы велел «поверстать на
государя».
— Чего
государю? К-ха!.. Генерал-губернатору пожаловаться вам, так ее сейчас же вытурят из Москвы, — не
велики особы! — подхватил Елпидифор Мартыныч.
В этом самом мундире он был при деле и в нем же, когда случалось, предстоял перед старшими военными лицами,
великими князьями и самим
государем.
— Позвольте мне напомнить вам, милостивые
государи, слова о Петре
Великом, сказанные одним из незабвенных учителей моей юности, которые будут здесь как нельзя более у места.
И потом: «Ох, тяжело, — прибавляет он, — дай боже, сто лет царствовать
государю нашему, а жаль дубинки Петра
Великого — взять бы ее хоть на недельку из кунсткамеры да выбить дурь из дураков и дур…» Не погневайтесь, батюшка, ведь это не я; а ваш брат, дворянин, русских барынь и господ так честить изволит.
— Извините меня, милостивый
государь, — промолвил Волынцев, обернувшись и отступив шаг назад, — я готов отдать полную справедливость вашим намерениям, все это прекрасно, положим даже возвышенно, но мы люди простые, едим пряники неписаные, мы не в состоянии следить за полетом таких
великих умов, каков ваш…
В сочинении Берха о царствовании Феодора Алексеевича помещены два указа о спеваке Григорье и о дураке Тарасе (Приложения XIII и XIV); в одном говорится: «
Великий государь-царь и
Великий князь Феодор Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, указал — спеваке Григорью Воробьеву сделать рукавицы суконные, кармазиновые».
«Трудно самому невзыскательному любителю истории удовольствоваться подобными сочинениями о таком
государе, как Петр
Великий.
Он должен был убедиться, что не может, при мягкости своего характера и при обычной древним московским
государям отчужденности от народа, разрешить
великие вопросы, которые задавала ему народная жизнь.
Один знатный иностранец, посещавший Россию во времена Петра
Великого (предоставляю любителям отечественной старины догадаться, кто этот путешественник), рассказывает следующее: «Несмотря на совершенные сим
государем преобразования, процесс, посредством коего управляется здешний народ, столь прост, что не требует со стороны администратора ни высокого ума, ни познаний.
Так, милостивые
государи, говорил блаженной памяти его высочество
великий князь Святослав Игоревич, намереваясь вступить в сокрушительный бой с Иоанном Цимисхием»…
События 14 декабря выдвинули их вперед, потому что они имели случай показать свою преданность
государю; впрочем, Мартынов, кроме титула известного фрунтовика, имел много душевных достоинств и был давно известен императору, когда он еще был
великим князем и шефом Измайловского полка.
Мольер. К
великому горю моему,
государь, ребенок умер.
Это ни для кого не было большою тайной, но все-таки «купанье» иногда обращало на себя внимание
государя и
великого князя, и тогда производилось «освежение личного состава», от чего, впрочем, дело нисколько не выигрывало, ибо лица, вновь прибывающие для освежения, немедленно же ощущали совершенную невозможность противостоять общему направлению и вскоре же, без всякого протеста, становились такими же, как и прежние.
По вступлении Николая Павловича на престол высшее попечение об инженерном училище имел брат
государя,
великий князь Михаил Павлович.
Старший, Павел Федорович, учился в одно время с Брянчаниновым, был с ним дружен и находился под его непосредственным духовным влиянием, а младший, Николай Федорович, шел позже, вслед за братом, и поступил в инженерное училище, когда
государь Николай Павлович уже перестал быть
великим князем, а сделался императором.
Он признает
великого князя законным полновластительным
государем, остальных же князей — его подданными, которые от него зависят и обязаны ему повиноваться во всем.
(13) Таковы, например, письмо А. Мейера, при посылке исторических надписей российским
государям (кн. I, ст. XXX); критика на эти надписи (кн. II, ст. XV); письмо при посылке сочинения «О системе мира» (кн. II, ст. XXII); письмо, при котором присланы вопросы Фонвизина (кн. III, ст. XVI); письмо, приложенное к «Повествованию мнимого глухого и немого» (кн. IV, ст. X); письмо г. Икосова при посылке его оды (книга IV, ст. XI); письмо, содержащее критику на «Систему мира» (кн. IV, ст. XVI); письмо при посылке стихов г. Голенищева-Кутузова (кн. V, ст. VII); письмо Любослова о напечатании его «Начертания о российском языке» (кн. VII, ст. XV); письмо о «Былях и небылицах», с приложением предисловия к «Истории Петра
Великого» (кн. VII, ст. XIX); письмо при посылке стансов на учреждение Российской академии (кн. IX, ст. IV); письмо с приобщением оды «К бессмертию» (кн. X, ст. XIII); письмо А. Мейера в ответ на критику его исторических надписей (кн. X, ст. XIV); письмо при посылке стихов Ломоносова (кн. XI, ст. XIV); письмо А. Старынкевича, с приложением «Стихов к другу» (кн. XI, ст. XVI); письмо при посылке стихов Р — Д — Н (кн. XIV, ст. V).
Другие авторы, участвовавшие в «Собеседнике» и подписывавшие свои имена, были следующие: А. Мейер, напечатавший «Исторические надписи в стихах
государям российским» (ч. I, ст. XXX) и «Ответ» на критику их (ч. X, ст. XIV); В. Жуков, поместивший здесь «Сонет творцу оды к Фелице» (ч. III, ст. VII); Павел Икосов, напечатавший оду на рождение
великой княгини Александры Павловны (ч. IV, ст. XI) и идиллию на тот же случай (ч. V, ст. VI); Д. Левицкий, поместивший свое письмо в «Собеседнике» (ч. VI, ст. III...
Но
Великая в Героях сохранила на троне нежную чувствительность Своего пола, которая вступалась за несчастных, за самых винных; искала всегда возможности простить, миловать; смягчала все приговоры суда и служила совершеннейшим образцом той высокой добродетели, которую могут иметь одни Небеса и
Государи: милосердия!
— Господи боже мой! — воскликнула, всплеснув руками, Катерина Архиповна. — Это превосходит всякое терпение: человек вы или нет, милостивый
государь? Похожи ли вы хоть на животное-то? И те о щенках своих попечение имеют, а в вас и этих-то чувств нет… Подите вы от меня куда-нибудь; не терзайте по крайней мере вашей физиономией.
Великое дело поручила отцу семейства: подробнее рассмотреть, как живет, где, и что, и как? Так и этого-то не сумел и не хотел сделать.
Великий, благоверный
государь!
Царь Александр, твой ревностный слуга,
Тебе на царстве кланяется земно.
Не попусти, о царь всея Руси,
Ему вконец погибнуть! Шах-Аббас
Безжалостно, безбожно разоряет
Иверию! Султан Махмет турецкий
Обрек ее пожарам и мечу!
Ограблены жилища наши — жены
Поруганы — семейства избиенны —
Монастыри в развалинах — и церкви
Христовые пылают!
Заслужу,
Царь-государь,
великое твое
Доверие!
Одно вы помните и зарубите,
Что мы клялись креста не целовать
Ни Владиславу, ни кому другому
Из иноземцев, — ждать, кого на царство
Пошлет Господь и выберет земля.
Нам
государь —
великий патриарх,
Другого нет у нас. Что скажет — свято.
Сегодня от него пришли гонцы.
Мы грамоту прочтем и вам объявим
Его приказ и земское решенье.
Отныне предадим забвению все минувшие бедствия; отныне вся земля русская будет вашим любезным отечеством, а
государь великий — отцом и главою.