Царь Борис

Нелепая, безумная та весть —

Не выдумка! Неведомый обманщик,

Под именем Димитрия, на нас

Идет войной; литовскую он шляхту

С собой ведет, и воеводы наши

Передаются в ужасе ему!

Кто этот вор, неслыханный и дерзкий?

Селения к нему перебегают —

Молвой Москва встревожена — его

Нам презирать нельзя! Доколь не сможем

Назвать его по имени, он будет

Димитрием в глазах толпы! Возможно ль?

Меня бродяга изменить заставит

Исконное решение мое!

Не благостью, но страхом уже начал

Я царствовать. Где ж свет тот лучезарный,

В котором мне являлся мой престол,

Когда к нему я темной шел стезею?

Где светлый мир, ценою преступленья

Мной купленный? Вступить на путь кровавый

Я должен был или признать, что даром

Прошедшее свершилось. Колебаться

Теперь нельзя. Чем это зло скорей

Я пресеку, тем мне скорее можно

Вернуться будет к милости.

Ну, что?

Что ты узнал? Кто этот человек?

Сам сатана, я думаю! Нигде

Я до следов его не мог добраться.

Под стражу мы людей довольно взяли,

Пытали всех; но ни с огня, ни с дыба

Нам показаний не дал ни один.

Мы знать должны, кто он! Во что б ни стало

Его назвать — хотя пришлось бы имя

Нам выдумать!

Найти такое можно.

Был в Чудове монах, Григорьем звали,

Стрелецкий сын, из Галича. Бежал

Недавно он и, пьяный, похвалялся:

«Царем-де буду на Москве!»

Зачем

Меня не известили?

Государь,

То был пустой, беспутный побродяга,

Хвастун и враль; монахи все ему

В глаза смеялися.

Но, может быть,

То он и есть?

Нет, государь, не он.

Тот вор умен, мечом владеть умеет,

А этот только бражничал да лгал.

Каких он лет?

Лет двадцати иль боле.

Куда бежал?

На Стародуб. Оттоль

Ушел в Литву.

Как прозывался он?

Отрепьевым.

Он нам пригоден. Им

Того пока мы вора назовем.

Лишь то, что нам является в тумане,

Смущает нас; что осязать мы можем

Или назвать — свою теряет силу.

Гонца в Литву отправить к королю:

Чтобы скорей свою унял он шляхту;

Что стыдно-де пособие чинить

Негодному, беспутному бродяге;

Что Гришка-де Отрепьев, беглый инок,

Морочит их; что если в мире быть

Со мной хотят — чтоб выдали его!

Разведчиков умножить. Знать я должен,

Что говорят, что думают бояре.

Им на руку пришлася эта весть!

Романовым избрание мое

Досель как нож; ближайшею роднею

Они себя Феодору считают;

А Шуйские мне рады б отомстить

За князь Иван Петровича; все ж вместе

Мне Юрьев день простить они не могут!

Что слышно в городе?

По вечерам

К Романовым съезжаются бояре

И шепчут много, но от слуг они

Хоронятся. И чью-то чашу пили

В молчании.

Изменничье гнездо!

Я знаю чью! Награду обещать

Тому, кто мне на них найдет улику!

Улика будет.

Голод между тем

Досель еще свирепствует. Напрасно

Народу я все житницы открыл,

Истощены мои запасы. В день,

Когда венец я царский мой приял,

Я обещал: последнюю рубаху

Скорей отдать, чем допустить, чтоб был

Кто-либо нищ иль беден. Слово я

Теперь сдержу. Открыть мою казну

И раздавать народу: царь-де помнит,

Что обещал. Когда казны не станет,

Он серебро и золото отдаст,

Последнюю голодным он одежду

Свою отдаст — но чтоб лихих людей

Не слушали; чтобы ловили всех,

Кто Дмитрия осмелится лишь имя

Произнести!

Мстиславскому сказать,

Чтоб воеводство над войсками принял.

Украинским уж боле воеводам

Не верю я. Ступай, исполни все,

Как я велел.

Отец, так это правда?

Земле грозит опасность? Этот дерзкий,

Безумный самозванец в самом деле

Мог обмануть украйны? Мог рубеж

Переступить? И на тебя войною

Теперь идет?

Недолго будет он,

Надеюсь я, торжествовать. Улики

У нас в руках.

Но между тем у нас

Он города берет? Отец, пошли,

Пошли меня и брата Христиана

К твоим войскам! Вели, чтоб под начало

Он взял меня!

Сын Федор, если б враг

Достойный шел на Русь, быть может, я

Послал бы вас; но с этим темным вором

Царевичу всея Руси сразиться

Не есть хвала. Кто плахе обречен —

Не царскими тот имется руками.

Не княжескими также. Ты, однако,

Мстиславского на этого врага

Сейчас послал. Его ты, стало быть,

Ничтожным не считаешь. Ты велишь

Хватать всех тех, кто произносит имя

Покойного царевича; отец,

Нам правосудье ведомо твое —

Ты мог ли бы то сделать, если б ты

Опасности не чаял? Мы со Ксеньей

Об этом долго толковали; горько

Казалося и непонятно нам,

Что ты, отец, который столько раз

Нам говорил: я лишь дела караю,

Но ни во чью не вмешиваюсь мысль, —

Что начал ты доискиваться мыслей,

Что ты за мысль, за слово посылаешь

Людей на казнь! Но мы решили так!

Насилуешь свое, отец, ты сердце

Затем, что Русь в опасности. И если

Оно так есть — и если в самом деле

Опасность ей грозит, — кому ж, отец,

Встречать ее, кому, коли не мне?

Кипит в нас быстро молодости кровь;

Хотел бы ты во что б ни стало доблесть

Свою скорее показать; но разум

Иного требует. Ты призван, сын,

Русийским царством править. Нам недаром

Величие дается. Отказаться

От многого должны мы. Обо мне

Со Ксенией вы вместе толковали —

В одном вы не ошиблись: неохотно

Ко строгости я прибегаю. Сердце

Меня склоняет милостивым быть.

Но если злая мне необходимость

Велит карать — я жалость подавляю

И не боюсь прослыть жестоким.

Видишь!

Ты говоришь: необходимость — стало,

Опасность есть!

Она явиться может —

И, чтоб ее предупредить, я должен

Теперь быть строг. Когда придет пора,

Я к милости вернусь. Где Ксенья? Мы

Не виделись сегодня. Пусть она

Ко мне придет.

Мне кажется, когда

Ее услышу голос, легче будет

Мне на душе. Царенья моего

Безоблачна взошла заря. Какую

Она, всходя, мне славу обещала!

Ее не может призрак помрачить!

С минувшим я покончил. Что свершилось,

То кануло в ничто! Какое право

Имеет прах? Земля меня венчала,

А хочет тень войти в мои права!

Я с именем, со звуком спорить должен!

Федор возвращается со Ксенией.

Поди ко мне, дитя мое, садись —

Но что с тобой? Ты плакала?

Отец…

Ты так глядишь, как будто ты какую

Утрату понесла?

Да, мой отец,

Ты молвил правду — понесла утрату

Я страшную! Не я одна — мы все —

Все понесли ее! Тебя, отец мой,

Утратили мы все — ты стал не тот!

Куда твоя девалась благость? Ты ли,

Ты ль это предо мной? Когда, бывало,

Народу ты показывался — радость

Во всех очах сияла; на тебя

С любовию смотрели и с доверьем —

Теперь же — о, какая перемена!

Теперь со страхом смотрят на тебя!

Взгляни вокруг: везде боязнь и трепет —

Уж были казни — о доносах шепчут,

Которые ты награждать велишь, —

Москва дрожит — так было, говорят,

Во времена царя Ивана…

Ксенья…

Ты стал жесток…

Опомнись, Ксенья. Ты

Меня довольно знаешь. Если я,

Которого терпение тебе

Так ведомо, решаюся карать —

То, стало быть, я не могу иначе!

Ты то пойми.

Нет, этого понять

Я не могу, нет, не могу, отец!

Зачем твой гнев? Чего боишься ты?

Тебя в убийстве гнусном обвиняют?

Ты чист как день! Презрением лишь должен

Ты отвечать на эту клевету!

Так на нее доселе отвечал я.

Но, Ксения, презрение мое

Почли за страх. Ты слышала, какую

Они сплели об этом деле басню, —

Неведомый воспользовался вор

Молвою той, и ныне…

Государь,

Могу ли я?..

Войди.

Великий царь,

Дозволишь ли мне молвить?

Говори.

Отец и царь! Уверен ли ты в том,

Что человек, который на тебя

Идет войной, — не истинный Димитрий?

В уме ль ты, королевич? Кто в тебя

Вселил ту мысль?

Молва такая ходит —

За тайну мой советник Гольк сегодня

Мне повестил, что слышал где-то он:

Не сам царевич Дмитрий закололся,

Но был убит. Иные ж говорят,

Что не его убили, но другого,

Ошибкою. Один противоречит

Другому слух. Кто знает, государь,

Не скрыто ль что в сем деле от тебя?

И все ль тебе подробности известны

Димитриевой смерти? Может быть,

В те дни и вправду было покушенье

На жизнь его и спасся он? Я тотчас

Подумал, царь, что если в самом деле

Димитрий жив — ты первый поспешишь

Его признать!

И ты не обманулся.

Когда б нежданно истинный Димитрий

Явился нам — я первый бы навстречу

Ему пошел и перед ним сложил бы

Я власть мою и царский мой венец.

Но Дмитрий мертв! Он прах! Сомнений нет!

И лишь одни враги Руси, одни

Изменники тот распускают слух!

Забудь о нем. В Димитриевой смерти

Уверен я.

Но так ли он погиб,

Как донесли тебе, отец? В том слухе

Об углицком убийстве часто правда

Мне чуялась. Со дня ж, как мамку ту

Увидел я…

Где встретился ты с ней?

У матушки.

Ей во дворце не место.

За клевету Нагих ее в ту пору

Я щедро наградил; с нее довольно —

Ей здесь не место!

Стало быть, и ты,

Отец, ее подозреваешь?

Нет!

Нет, никого подозрить не могу.

Доказано мне верно: закололся

В недуге он!

Великий государь,

Царица к милости твоей идет!

Что надо ей? Мне некогда!

Она

Уж у дверей.

Оставьте, дети, нас!

Не прогневись, свет-государь Борис

Феодорыч, и на свою рабу

Не наложи опалы за докуку!

А вы, голубушки, ступайте в сени,

Пождите там.

Какой тебя, царица,

Приводит спех?

Ох, свет мой государь,

Мы все спешим! Ты Ксеньюшку посватать

Вот поспешил, а королевич твой

Спешит проведать, как пропал царенок

Там в Угличе. И немчины его

Промеж себя толкуют: уж не вправду ль

Зарезан был царенок? Как оно

По-твоему? По-моему, негоже;

Им толковать не след.

Их толкам я

Не властен помешать; все ж речи их

Мне ведомы.

Все ль, свет мой? А вот мне

Оно не так сдается. Не смекнул ли

Чего жених? Он эти дни с чего-то

Стал пасмурен.

Не мнишь ли ты, он слухам

Поверил тем?

Где мнить мне, государь!

Ты лучше знаешь. Не хотел ты слушать,

Что про его рождение тебе

Сказала я. Когда ты положил,

Чтоб этот безотецкий сын детей

Сбил с разума, — твоя святая воля!

Так, значит, быть должно!

Царица Марья,

Куда ты гнешь? Коли что знаешь ты,

Скажи мне прямо!

Батюшки мои!

Что ж я скажу? Ты разве сам не видишь?

Жених с детьми толкует целый день;

Те слушают; сомнение на них

Уж он навел. Пожди еще немного,

И скоро все они узнают.

Марья!

Я запретил тебе напоминать

Об этом мне!

Я, батюшка, молчу;

Четырнадцать вот скоро лет молчала,

Да не пришла ль пора заговорить?

Не поздно ль будет, если немчин твой

Доищется улики на тебя?

Чего ж ты хочешь?

Мне ль чего хотеть,

Свет-государь! Свое я место знаю.

Мне, бестолковой бабе, и негоже

Советовать тебе. Ты дочь посватал

Без моего совета; без меня же

Ты сам найдешь что сделать!

В Христиане

Уверен я.

Уверен, так и ладно.

По моему ж, по бабьему уму,

Не от народа ждать беды нам надо,

Не от бояр — не в городе для нас

Опасность есть, а в тереме твоем,

Доколе в нем останется твой немчин —

Спокойно спать не можем мы!

Довольно!

Молчи о том. Царю Руси нет дела,

Что дочери Скуратова Малюты

Не по сердцу жених, избранный им,

Не твоему то племени понять,

Что для Руси величия пригодно!

Где, батюшка, нам это понимать!

Родитель мой служил царю Ивану

По простоте. Усердие его

Царь жаловал. А ты меня посватал,

Чтобы к царю Ивану ближе стать.

Что ж? Удалось. Ты царским свояком,

Ты шурином стал царским, а потом

Правителем, а ныне государем.

Где ж дочери Скуратова Малюты

Указывать тебе! Перед тобой

Поклонную я голову держать

Всегда должна. Прости же, государь,

Прости меня за глупую мою,

За бабью речь. Вперед, отец, не буду!

Какие вести? Ну?

Чернигов взят!

Не может быть!

Изменники связали

В нем воевод и к вору привели.

Путивль, Валуйки, Белгород, Воронеж

Ему сдались, Елец и Кромы также.

Один лишь Северск держится. Басманов

Засел в нем насмерть. Лаской и угрозой

Старался вор склонить его, но он

На увещанья отвечал ему

Картечию.

Я не ошибся в нем!

Я говорил тебе: не верь боярам!

Верь только тем, кто, как и мы с тобой,

Не древней крови!

Что еще принес ты?

Мятежный дух как будто обуял

Не только край, но самые войска.

Что день, к врагу они перебегают,

Скудеет рать…

О чем же воеводы

Там думают? От страху ль потеряли

Рассудок свой? Наказ послать им строгий,

Чтоб вешали изменников! Чтоб всех,

Кто лишь помыслит к вору перейти,

Всех, без пощады, смертию казнили!

Не то — я сам явлюся между них!

Боярин князь Василь Иваныч Шуйский!

С чем старая лисица приплелась?

Пускай войдет!

Ты слышал вести?

Слышал,

Царь-государь.

Что скажешь ты на это?

Неладно, царь.

Неладно — вижу я!

А кто виной? Бояре продают —

Да, продают меня!

Суди их Бог!

Им Божьего суда не миновать.

Но до того я в скорых числах буду

Их сам судить. Мстиславского меж тем

Я к рати шлю.

Ему и книги в руки.

Он старше всех. Голов там больно много.

Не прогневись, великий государь,

За простоту, дозволь мне слово молвить.

Скажи.

Когда б ты захотел туда

Поехать сам — все снял бы как рукою.

А вам Москву оставить? Знаем это.

Нет, оставлять Москву царю не час.

Придумай лучше.

А не то еще

Вот что, пожалуй: вдовая царица,

Димитриева мать, теперь на Выксе,

Пострижена сидит. Ее бы, царь,

Ты выписал. Пускай перед народом

Свидетельствует крестно, что Димитрий

Во гробе спит.

Послать за ней! Но долог

До Выксы путь. Восстановить покорность

Мы здесь должны. Пример я над иными

Уж показал. Что? Утихают толки?

Нет, государь. Уж и не знаешь, право,

Кого хватать, кого не трогать? Все

Одно наладили. Куда ни сунься,

Все та же песня: царь Борис хотел-де

Димитрия-царевича известь,

Но Божиим он спасся неким чудом

И будет скоро…

Рвать им языки!

Иль устрашить тем думают меня,

Что много их? Но если б сотни тысяч

Меня в глаза убийцей называли —

Их всех молчать и предо мной смириться

Заставлю я! Меня царем Иваном

Они зовут? Так я ж его не в шутку

Напомню им! Меня винят упорно —

Так я ж упорно буду их казнить!

Увидим, кто из нас устанет прежде!

Ну, гости дорогие, перед сном —

По чарочке! Во здравье государя!

Которого?

Ну, вот еще! Вестимо,

Законного!

Не осуди, боярин,

Не разберешь. Разымчиво уж больно

Твое вино.

Законному царю

Мы служим все, да только не умеем

По имени назвать.

А коли так —

И называть не нужно. Про себя

Его пусть каждый разумеет. Нуте ж:

Во здравие царя и государя

Всея Руси!

Храни его Господь!

Дай всякого врага и супостата

Под нозе покорить!

А уж немало

Он покорил.

Ты о татарах, что ли?

Аль, может, о татарине?

Нет, этот

Еще крепок.

Чернигов, слышно, взят.

Еще по чарочке!

Про государя!

Челом, бояре, вам! Чью пьете чару?

Царя и государя, князь Василий

Иванович. На, выпей!

Эх, Феодор

Никитич, чай, указ-то государев

Ты позабыл? Не так, бояре, пьете.

«Великому, избранному от Бога,

Им чтимому и им превознесенну,

И скифетры полночныя страны

Самодержащему царю Борису,

С царицею, с царевичем его

И всеми дома царского ветвями,

Мы, сущие в палате сей, воздвигли,

В душевное спасенье и во здравье

Телесное, сию с молитвой чашу.

Чтоб славилось от моря и до моря

И до конец вселенныя его

Пресветлое, царя Бориса, имя,

На честь ему, а русским славным царствам

На прибавленье; чтобы государи

Послушливо ему служили все

И все бы трепетали посеченья

Его меча; на нас же, на рабех

Величества его, чтоб без урыву

Щедрот лилися реки неоскудно

От милосердия его пучины

И разума!» Ух, утомился. Вот,

Бояре, как указано нам пить.

Уж больно кудревато, не запомнишь.

Я выдолбил.

Не все его меча,

Кажись, трепещут.

Да и не на всех

Его щедроты льются.

Исчерпал

Пучину милосердия.

Ты с Верьху?

Был на Верьху.

Ну, что ж?

Все слава Богу.

Рвать языки велел.

Что ты? Кому?

Помилуй Бог, кому?

Да всем, кто скажет,

Что Дмитрия извел он аль что Дмитрий

Не изведен, а жив.

Так как же быть?

Что ж надо говорить?

А то, что было

При Федоре приказано: что Дмитрий

В недуге закололся.

Вот как! Видно,

Уж он чиниться перестал. Да разве

Он казнями кого переуверит?

Пускай казнит; мешать ему не надо.

Как не смекнет он, что, когда к Москве

Подступит тот, ему несдобровать?

На каждого на мудреца довольно

Есть простоты. Когда ж мудрец считал,

Да все считал, да видит, что обчелся,

Тут и пошел плутать.

Ты, князь Василий

Иванович, ты в Углич был посылан

На розыск тот. Скажи хоть раз по правде,

По совести: убит аль нет царевич?

Убитого ребенка видел я.

Да Дмитрия ль?

Сказали мне, что Дмитрий.

Да сам-то ты?

А где ж его мне знать?

Что ж мыслишь ты о том, который ныне

На нас идет?

А то же, что и вы.

Язык нам враг. И батюшка Борис

Феодорыч, должно быть, это знает;

Нас от врага он избавлять велит.

Хозяин ласковый, да так, пожалуй,

И до тебя он доберется?

Трудно.

Что скажет он? Романовы признали

Димитрия царем? Да вся Москва

Того лишь ждет, чтоб мы его признали.

Аль что его убийцей мы зовем?

Да пусть о том лишь слух пройдет в народе —

Его каменьями побьют!

А мы

Пока молчим. Народ же говорит;

Романовы поближе Годунова

К Феодору-царю стояли. Если б

Романов сел на царство — Юрьев день

Нам отдал бы!

Романовым не нужно б

Заискивать у меньших у дворян;

Народ боярство любит родовое

За то, что выгоды у них одни.

А мелких он не терпит. Нет, до нас

Добраться трудно.

Бьем челом, бояре!

Вы, государи, Федор с Александром

Никитичи, по царскому указу

Под стражу взяты!

Мы? Под стражу взяты?

За что?

За то, что извести хотели

Царя и государя колдовством.

Довел на вас ваш казначей Бортенев.

Коренья те, что вы уж припасли,

Он предъявил. У патриарха вам

Допрос немедля учинят. Вы также,

Князья Черкасский, Сицкий и Репнин,

Обвинены.

Мы в чем же?

Заодно

С Романовыми были. Вас под стражу

Беру я с ними.

Князь Василь Иваныч!

Тебе велит великий государь

Вести допрос над ними.

Видит Бог,

Насилие и клевета!

Возможно ль?

По одному извету казначея,

Которого за кражу я прогнал

Тому три дня?

Вот он тебе и платит!

А царь ему, должно быть? Боже правый!

Да это в точь, как при царе Иване!

Негоже так, бояре, говорить!

Царь милостив. А мне Господь свидетель,

Я вашего не ведал воровства!

Помыслить сметь на батюшку царя!

Ах, грех какой! Пойдем, Семен Никитич,

Пойдем к владыке начинать допрос.

Помилуй Бог царя и государя!

«Убит, но жив»! Свершилось предсказанье!

Загадка разъяснилася: мой враг

Встал на меня из гроба грозной тенью!

Я ждал невзгод; возможные все беды

Предусмотрел: войну, и мор, и голод,

И мятежи — и всем им дать отпор

Я был готов. Но чтоб воскрес убитый —

Я ждать не мог! Меня без обороны

Застал удар. Державным кораблем

В моей спокойной управляя силе,

Я в ясный день на бег его глядел.

Вдруг грянул гром. С налету взрыла буря

Морскую гладь — крутит и ломит древо

И парус рвет… Не время разбирать,

Чей небо грех крушением карает, —

Долг кормчего скорей спасти корабль!

Беда грозит — рубить я должен снасти!

Нет выбора — прошла пора медлений

И кротости! Кто враг царю Борису —

Тот царству враг! Пощады никому!

Казнь кличет казнь — власть требовала жертв —

И, первых кровь чтоб не лилася даром,

Топор все вновь подъемлется к ударам!

По твоему, великий государь,

Являюся указу.

Князь Василий!

Ты избран мной быть старшим у допроса

Романовых. Мне верность показать

Даю тебе я случай.

Заслужу,

Царь-государь, великое твое

Доверие!

Издавна злоба их

Мне ведома. Но за мое терпенье

Я ожидал раскаянья от них;

Они ж бояр с собою на меня

Замыслили поднять, а мне погибель

Готовили.

Недаром от меня

Таилися они!

Твой розыск ныне

Явит: как мыслишь ты ко мне.

Помилуй,

Царь-государь! Уж на мое раденье,

Кажись, ты можешь положиться…

Прежде ж

Чем Дмитриева мать, царица Марфа,

Свидетельствовать будет на Москве,

Что сын ее до смерти закололся

И погребен, ты выедешь на площадь

И с Лобного объявишь места: сам-де,

Своими-де очами видел ты

Труп Дмитрия, — и крестным целованьем

То утвердишь. Меж тем я со владыкой

Велел везде Отрепьеву гласить

Анафему: в церквах, в монастырях,

На перекрестках всех, его с амвонов

Велел клясти! Быть может, вразумится

Чрез то народ.

Навряд ли, государь.

Не в гнев тебе, а диву я даюся,

Как мало страху на Москве!

Досель?

Ты кой-кого и пристрастил, пожалуй,

А все же…

Ну?

Да что, царь-государь!

Хоть бы теперь: Романовых под стражу

Ты взять велел. И поделом. Да разве

Они одни?

Другие также взяты.

Кто, государь? Черкасский с Репниным?

Да Сицкий-князь? Всего три человека!

А мало ль их? И думают они:

Всех не забрать!

Так думают у вас?

Так ведайте ж: что сделано досель —

Одно лишь вам остереженье было,

Острастка то лишь малая была —

Гнев впереди!

Святая простота!

Дает понять: тебя насквозь я вижу,

Ты заодно с другими! А меж тем,

Что ни скажу, за правду все примает.

Боится нас, а нам грозит. Борис

Феодорыч, ты ль это? Я тебя

Не узнаю. Куда девалась ловкость

Твоя, отец? И нравом стал не тот,

Ей-Богу! То уж чересчур опаслив,

То вдруг вспылишь и ломишь напрямик,

Ни дать ни взять, как мой покойный дядя,

Которого в тюрьме ты удавил.

Когда кто так становится неровен,

То знак плохой!

Входит Христиан, за ним Гольк и Браге.

Высочество! Подумай:

Сомнений нет, исход в сем деле ясен —

Царем Димитрий будет, а Борису

Погибели не миновать. Что нужды,

Что ложный то Димитрий? Он победно

Идет к Москве — и Русь его встречает!

А в преступлении Бориса, принц,

Достаточно теперь ты убежден:

Нам присланные тайно показанья

Тех в Данию бежавших угличан,

Все, что мы здесь узнали стороною,

Чего не мог ты не заметить сам, —

А сверх всего, народный громкий голос

И казни те жестокие — все, все

Его винит, ему уликой служит!

До короля ж дошла молва, что царь

Эстонию, короны датской лену,

Не Дании намерен возвратить,

Но дать тебе. Король за это гневен.

Спеши его умилостивить, принц!

Ждать от Бориса нечего нам боле —

Его звезда зашла!

Земли русийской

Царевну ты, высочество, посватал,

Не дочь слуги, злодейством на престол

Взошедшего. Когда законный царь

Иль тот, кого земля таким признала,

С него венец срывает — обещаньем

Не связан ты. От брака отказаться

Ты должен, принц!

Довольно! Все, что вы

О нем сказали, сам себе сказал я —

Но я не в силах слушать вас… Моя

Кружится голова…

Ты бледен, принц, —

Ты нездоров…

Да, да, я нездоров…

Вы совершенно правы — точно так —

Убийца он… Мне холодно сегодня…

Она не знает ни о чем.

Дозволь

Позвать врача, высочество!

Не надо.

Оно пройдет. Но отчего сегодня

Зеленое такое небо?

Принц,

Ты вправду болен…

Вы сказать хотите,

Что брежу я? Нет, я здоров. Оставьте

Меня теперь — я дам ответ вам скоро.

Гольк и Браге уходят.

Под этим кровом доле оставаться

Не должен я. Мне детский крик предсмертный

Здесь слышится — я вижу пятна крови

На этих тканях… Я ее люблю!

Да, я люблю ее! Теперь меж нами

Все кончено.

Один ты, Христиан?

С кем говорил ты?

Ксения, постой —

Не уходи — тебе сказать мне надо —

Ведь ты еще не знаешь? Мы должны

Расстаться, Ксенья!

Что с тобой? Зачем

Расстаться нам?

Да, да, зачем расстаться?

Кто хочет нас с тобою разлучить?

Ты не моя ль? Кто говорит, чтоб душу

Я разорвал? Нет, требовать того

Не может честь!

Опомнись, Христиан;

Твои слова без смысла. Что случилось?

Беги со мной!

Святая матерь Божья!

Ужель я отгадала? Христиан,

Кто виделся с тобой? Чьей клевете

Ты на отца поверил?

Ксенья, Ксенья!

И жизнь и душу я б хотел отдать,

Чтоб эту скорбь, чтоб эту злую боль

Взять от тебя!

И ты поверил? Ты?

Ты, Христиан?

Нельзя остаться мне —

Нельзя — ты видишь!

Выброси скорей

Из сердца эту мысль! Она тебя,

Тебя чернит, а не отца! Как мог ты

Поверить ей!

Не правда ль? Ей поверить

Я сам не мог? Она вошла насильно!

От лобных мест кровавыми ручьями

В меня влилась!

Да, он жесток во гневе!

Я не хочу — я не могу его

Оправдывать! Но разве ты не видишь?

Негодованьем гнев его рожден

На клевету! Таким он не был прежде!

Ты знал его! Ужели ты забыл,

Как был высок, как милостив душою

Он был всегда! Как мог — как мог — как мог

Поверить ты! О Христиан, какую

Ты пропасть вырыл между нами!

Нет!

Разъединить чужое преступленье

Нас не должно! Душа моя с твоею

В одно слилась! Когда б земля под нами

Расселася — когда бы это небо

Обрушилось на нас — не врозь, а вместе

Погибли б мы!

Уж мы разлучены!

Да, Христиан! Иль мнишь ты, не должна я

Мою любовь из сердца вырвать вон?

Когда отца кругом теснят враги,

Друзья ж бегут — ты также переходишь

К его врагам!

Но если б от него

И все ушли и если б целый мир

Его винил — одна бы я сказала:

Неправда то! Одна бы я осталась

С моим отцом!

Нет у тебя отца!

Твоим отцом убийца быть не может!

Ты сирота! Как я, ты сирота!

Беги со мной! Я не на счастье, Ксенья,

Тебя зову, не на престол! Быть может,

Я осужден к лишеньям и к нужде,

Быть может, я скитаться буду — но,

Где б я ни стал, то место, где я стану,

Оно всегда достойно будет нас!

А этот терем, Ксенья…

Королевич!

А, ты был здесь? Ты слышал все? Тем лучше!

Я не скрываюсь от тебя — ты должен

Меня понять!

Тебя я понял. Ты

Царя Бориса оскорбил смертельно —

Ты наглый лжец!

Брат Федор…

Гнусный ты,

Бесстыдный лжец и клеветник!

Царевич!

Войди в себя!

Предатель! Переметчик!

Иуда ты!

Войди в себя, царевич!

Опомнися! Когда ты оскорблен —

Не бранью мстить ты должен! На Руси

Так в старину не делали!

Ты прав —

Спасибо, что напомнил…

Бейся насмерть!

Побойтесь Бога! Что вы, что вы? Стойте!

Как? Брат на брата!

Нет, не стану биться!

Ты брат ее!

О, до чего дошли мы!

Давно ли мы втроем, в покое этом,

Так мирно говорили, так хотели

Служить Руси — а ныне!

Что со мной?

Кругом меня все потемнело вдруг —

Меня не держат ноги…

Христиан,

Ты нездоров?

Вы оба здесь? Со мною?

Как счастлив я! Друзья, скажите, что

Случилося?

Он болен!..

Слава Богу,

То был лишь бред! Сестра, останься с ним,

Я за врачом пойду!

Не уходи —

Мне хорошо. Но что-то надо мною

Как облако внезапно пронеслось —

Был шум в ушах — так, говорят, бывает,

Когда дурману выпьешь… Я припомнить

Стараюсь что-то… сам не знаю что…

Ловлю, ловлю… и все теряю…

Вспомнил!

Бежим отсель!

У пристани корабль

Норвежский ждет — уж якорь подымают —

Скорей на палубу, скорей!

Он бредит!

Я говорю вам всем: неправда то!

Всех, кто дерзнет подумать, что царевна

Убийцы дочь, на бой я вызываю!

Прижмись ко мне — не бойся, Ксенья, этих

Зеленых волн! — Я слушать вас устал —

Я знаю сам. — Прибавьте парусов!

Какое дело нам, что на Руси

Убийца царь! — Вот берег, берег! Ксенья,

Мы спасены!

Брат, брат, что сталось с ним?

Друзья мои, мне кажется, я бредил?

Мне очень дурно. Голова моя

Так кружится, а сердце то забьется,

То вдруг замрет…

Ты болен, Христиан!

Встань, обоприся на руку мою…

Я поведу его!

Спасибо, брат,

Спасибо, Ксенья, это все пройдет —

Как хорошо мне между вас обоих!