Неточные совпадения
Сын испугался
и озлобился, но озлобился больше, чем испугался,
и, склонив голову, скорым шагом пошел к двери. Федор Михайлович не
хотел бить его, но он был рад своему гневу
и долго еще кричал, провожая сына, бранные слова.
— Не
хочу с тобой говорить, — сказала жена
и ушла в свою комнату
и стала вспоминать, как в ее семье не
хотели выдавать ее замуж, считая мужа ее гораздо ниже по положению,
и как она одна настояла на этом браке; вспомнила про своего умершего ребенка, равнодушие мужа к этой потере
и возненавидела мужа так, что подумала о том, как бы хорошо было, если бы он умер.
— А то тут мужик показывает, что я ему фальшивый купон дал. Мужик бестолковый, Бог знает что говорит, а ты человек с понятием. Так
и говори, что дрова мы покупаем только в складе. А это я тебе давно
хотел дать на куртку, — прибавил Евгений Михайлович
и дал дворнику 5 рублей.
У него здесь, в городе, жен,
и не таких, как его нехалява, было сколько
хочешь.
Рубаха на Василье была одна розовая ситцевая,
и та в дырах, на ногах ничего не было, но тело было сильное, здоровое,
и, когда котелок с кашей снимали с огня, Василий съедал за троих, так что старик-караульщик только дивился на него. По ночам Василий не спал
и либо свистал, либо покрикивал
и, как кошка, далеко в темноте видел. Paз забрались с деревни большие ребята трясти яблоки. Василий подкрался
и набросился на них;
хотели они отбиться, да он расшвырял их всех, а одного привел в шалаш
и сдал хозяину.
Толпа надвинулась. Петр Николаич
хотел уйти, но его не пускали. Он стал пробиваться. Ружье выстрелило
и убило одного из крестьян. Сделалась крутая свалка. Петра Николаича смяли.
И через пять минут изуродованное тело его стащили в овраг.
Полная, белая, румяная, красивая, с блестящими черными глазами
и большой черной косой, она вызывала в мужчинах чувства, которых она не
хотела, да
и не могла разделять, — так она была вся поглощена своей агитационной, разговорной деятельностью.
Министр
хотел схватить ее руку, она отшатнулась
и выстрелила другой раз. Министр бросился бежать. Ее схватили. Она дрожала
и не могла говорить.
И вдруг расхохоталась истерически. Министр не был даже ранен.
— Да что ж им в зубы-то смотреть? Ну вот я церковь обобрал. Кому от этого худо? Я теперь
хочу так сделать, чтобы не лавчонку, а хватить казну
и раздавать. Добрым людям раздавать.
На другой день Василий сделал, как
хотел. Он стал жаловаться на хлеб, что сыр, подбил всех арестантов звать к себе смотрителя, заявить претензию. Смотритель пришел, обругал всех,
и узнав, что затейщик всего дела Василий, велел посадить его отдельно в одиночную камеру верхнего этажа.
Она просила прощенье у отца, он сказал, что не сердится, но она видела, что он был оскорблен
и в душе не простил ее. Махину она не
хотела говорить про это. Сестра, ревновавшая ее к Махину, совсем отдалилась от нее. Ей не с кем было поделиться своим чувством, не перед кем покаяться.
Чистота, полная преданность воле Бога
и горячность этой девушки поразили старца. Он давно уже
хотел отречься от мира, но монастырь требовал от него его деятельности. Эта деятельность давала средства монастырю.
И он соглашался,
хотя смутно чувствовал всю неправду своего положения. Его делали святым, чудотворцем, а он был слабый, увлеченный успехом человек.
И открывшаяся ему душа этой девушки открыла ему
и его душу.
И он увидал, как он был далек от того, чем
хотел быть
и к чему влекло его его сердце.
Между тем Василий сделал всё, как
хотел. С товарищами он ночью пролез к Краснопузову, богачу. Он знал, как он скуп
и развратен,
и залез в бюро
и вынул деньгами 30 тысяч.
И Василий делал, как
хотел. Он даже пить перестал, а давал деньги бедным невестам. Замуж отдавал, из долгов выкупал
и сам скрывался.
И только то
и забота была, чтобы хорошо раздать деньги. Давал он
и полиции.
И его не искали.
Старуха
хотела одеть тело своего старика в белую рубаху, белые онучи
и новые бахилки, но ей не позволили,
и обоих закопали в одной яме за оградой кладбища.
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного,
хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе
хочу, чтоб наш дом был первый в столице
и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти
и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза
и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то есть не двести, а четыреста, — я не
хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй,
и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет! Не знаешь, с которой стороны
и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так
и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально,
и почему ж сторожу
и не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я
и прежде
хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям
и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как
хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.