Неточные совпадения
«Не
хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но
хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела
и предобрый тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло
и ветвями своими всю землю покрыло».
— Глупые вы, глупые! — сказал он, — не головотяпами следует вам по делам вашим называться, а глуповцами! Не
хочу я володеть глупыми! а ищите такого князя, какого нет в свете глупее, —
и тот будет володеть вами.
— Я уж на что глуп, — сказал он, — а вы еще глупее меня! Разве щука сидит на яйцах? или можно разве вольную реку толокном месить? Нет, не головотяпами следует вам называться, а глуповцами! Не
хочу я володеть вами, а ищите вы себе такого князя, какого нет в свете глупее, —
и тот будет володеть вами!
Вспомнили только что выехавшего из города старого градоначальника
и находили, что
хотя он тоже был красавчик
и умница, но что, за всем тем, новому правителю уже по тому одному должно быть отдано преимущество, что он новый.
Разумеется, все это повествовалось
и передавалось друг другу шепотом;
хотя же
и находились смельчаки, которые предлагали поголовно пасть на колена
и просить прощенья, но
и тех взяло раздумье.
Он по очереди обошел всех обывателей
и хотя молча, но благосклонно принял от них все, что следует.
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами
и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах вместо головы была пустая посудина. Напротив, другие
хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.
[Издатель почел за лучшее закончить на этом месте настоящий рассказ,
хотя «Летописец»
и дополняет его различными разъяснениями.
Затем,
хотя он
и попытался вновь захватить бразды правления, но так как руки у него тряслись, то сейчас же их выпустил.
Между тем дела в Глупове запутывались все больше
и больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку
и только что
хотели спустить туда же пятого Ивашку, как были остановлены именитым гражданином Силой Терентьевым Пузановым.
Они вспомнили, что в ветхом деревянном домике действительно жила
и содержала заезжий дом их компатриотка, Анеля Алоизиевна Лядоховская,
и что
хотя она не имела никаких прав на название градоначальнической помпадурши, но тоже была как-то однажды призываема к градоначальнику.
Но таково было ослепление этой несчастной женщины, что она
и слышать не
хотела о мерах строгости
и даже приезжего чиновника велела перевести из большого блошиного завода в малый.
Пытались было зажечь клоповный завод, но в действиях осаждающих было мало единомыслия, так как никто не
хотел взять на себя обязанность руководить ими, —
и попытка не удалась.
Хотя же
и дальше терпеть согласны, однако опасаемся: ежели все помрем, то как бы бригадир со своей Аленкой нас не оклеветал
и перед начальством в сумненье не ввел.
Хотя очевидно было, что пламя взяло все, что могло взять, но горожанам, наблюдавшим за пожаром по ту сторону речки, казалось, что пожар все рос
и зарево больше
и больше рдело.
О бригадире все словно позабыли,
хотя некоторые
и уверяли, что видели, как он слонялся с единственной пожарной трубой
и порывался отстоять попов дом.
Наконец, однако, сели обедать, но так как со времени стрельчихи Домашки бригадир стал запивать, то
и тут напился до безобразия. Стал говорить неподобные речи
и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который
хотя тоже был пьян, но не гораздо.
Хотя главною целью похода была Стрелецкая слобода, но Бородавкин хитрил. Он не пошел ни прямо, ни направо, ни налево, а стал маневрировать. Глуповцы высыпали из домов на улицу
и громкими одобрениями поощряли эволюции искусного вождя.
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея
и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для того требовался,
и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
"Несмотря на добродушие Менелая, — говорил учитель истории, — никогда спартанцы не были столь счастливы, как во время осады Трои; ибо
хотя многие бумаги оставались неподписанными, но зато многие же спины пребыли невыстеганными,
и второе лишение с лихвою вознаградило за первое…"
Хотя Бородавкин был храбрее Фарлафа, но
и он не мог не содрогнуться при мысли, что вот-вот навстречу выйдет злобная Наина…
Вышел вперед белокурый малый
и стал перед градоначальником. Губы его подергивались, словно
хотели сложиться в улыбку, но лицо было бледно, как полотно,
и зубы тряслись.
Стало быть, все дело заключалось в недоразумении,
и это оказывается тем достовернее, что глуповцы даже
и до сего дня не могут разъяснить значение слова"академия",
хотя его-то именно
и напечатал Бородавкин крупным шрифтом (см. в полном собрании прокламаций № 1089).
Вероятнее всего, ему было совестно, что он, как Антоний в Египте, ведет исключительно изнеженную жизнь,
и потому он
захотел уверить потомство, что иногда
и самая изнеженность может иметь смысл административно-полицейский.
Есть законы мудрые, которые
хотя человеческое счастие устрояют (таковы, например, законы о повсеместном всех людей продовольствовании), но, по обстоятельствам, не всегда бывают полезны; есть законы немудрые, которые, ничьего счастья не устрояя, по обстоятельствам бывают, однако ж, благопотребны (примеров сему не привожу: сам знаешь!);
и есть, наконец, законы средние, не очень мудрые, но
и не весьма немудрые, такие, которые, не будучи ни полезными, ни бесполезными, бывают, однако ж, благопотребны в смысле наилучшего человеческой жизни наполнения.
Когда мы мним, что счастию нашему нет пределов, что мудрые законы не про нас писаны, а действию немудрых мы не подлежим, тогда являются на помощь законы средние, которых роль в том
и заключается, чтоб напоминать живущим, что несть на земле дыхания, для которого не было бы своевременно написано
хотя какого-нибудь закона.
Но тут встретилось непредвиденное обстоятельство. Едва Беневоленский приступил к изданию первого закона, как оказалось, что он, как простой градоначальник, не имеет даже права издавать собственные законы. Когда секретарь доложил об этом Беневоленскому, он сначала не поверил ему. Стали рыться в сенатских указах, но
хотя перешарили весь архив, а такого указа, который уполномочивал бы Бородавкиных, Двоекуровых, Великановых, Беневоленских
и т. п. издавать собственного измышления законы, — не оказалось.
"Прибыл я в город Глупов, — писал он, —
и хотя увидел жителей, предместником моим в тучное состояние приведенных, но в законах встретил столь великое оскудение, что обыватели даже различия никакого между законом
и естеством не полагают.
Хотя же в Российской Державе законами изобильно, но все таковые по разным делам разбрелись,
и даже весьма уповательно, что большая их часть в бывшие пожары сгорела.
И того ради, существенная видится в том нужда, дабы можно было мне, яко градоначальнику, издавать для скорости собственного моего умысла законы,
хотя бы даже не первого сорта (о сем
и помыслить не смею!), но второго или третьего.
— Я даже изобразить сего не в состоянии, почтеннейшая моя Марфа Терентьевна, — обращался он к купчихе Распоповой, — что бы я такое наделал
и как были бы сии люди против нынешнего благополучнее, если б мне
хотя по одному закону в день издавать предоставлено было!
Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но
и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу
и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон.
И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Хотя же в последнее время, при либеральном управлении Микаладзе, обычай этот, по упущению, не исполнялся, но они не роптали на его возобновление, ибо надеялись, что он еще теснее скрепит благожелательные отношения, существовавшие между ними
и новым градоначальником.
— Знаю я, — говорил он по этому случаю купчихе Распоповой, — что истинной конституции документ сей в себе еще не заключает, но прошу вас, моя почтеннейшая, принять в соображение, что никакое здание,
хотя бы даже то был куриный хлев, разом не завершается! По времени выполним
и остальное достолюбезное нам дело, а теперь утешимся тем, что возложим упование наше на бога!
Беневоленский твердою поступью сошел на крыльцо
и хотел было поклониться на все четыре стороны, как с смущением увидел, что на улице никого нет, кроме двух жандармов.
Хотя скотских падежей не было, но кож оказалось множество,
и так как глуповцам за всем тем ловчее было щеголять в лаптях, нежели в сапогах, то
и кожи спровадили в Византию полностию
и за все получили чистыми ассигнациями.
Все это обнаруживало нечто таинственное,
и хотя никто не спросил себя, какое кому дело до того, что градоначальник спит на леднике, а не в обыкновенной спальной, но всякий тревожился.
И хотя результаты этих утрат с особенною горечью сказываются лишь впоследствии, однако ж можно догадываться, что
и современники без особенного удовольствия относятся к тем давлениям, которые тяготеют над ними.
Претерпеть Бородавкина для того, чтоб познать пользу употребления некоторых злаков; претерпеть Урус-Кугуш-Кильдибаева для того, чтобы ознакомиться с настоящею отвагою, — как
хотите, а такой удел не может быть назван ни истинно нормальным, ни особенно лестным,
хотя, с другой стороны,
и нельзя отрицать, что некоторые злаки действительно полезны, да
и отвага, употребленная в свое время
и в своем месте, тоже не вредит.
Сверх того,
хотя он робел
и краснел в присутствии женщин, но под этою робостью таилось то пущее сластолюбие, которое любит предварительно раздражить себя
и потом уже неуклонно стремится к начертанной цели.
Одним словом, он основательно изучил мифологию
и хотя любил прикидываться благочестивым, но, в сущности, был злейший идолопоклонник.
Они чувствовали себя счастливыми
и довольными
и в этом качестве не
хотели препятствовать счастию
и довольству других.
И хотя очевидно, что материализм столь грубый не мог продолжительное время питать общество, но в качестве новинки он нравился
и даже опьянял.
«Она была привлекательна на вид, — писалось в этом романе о героине, — но
хотя многие мужчины желали ее ласк, она оставалась холодною
и как бы загадочною.
Верные ликовали, а причетники, в течение многих лет питавшиеся одними негодными злаками, закололи барана
и мало того что съели его всего, не пощадив даже копыт, но долгое время скребли ножом стол, на котором лежало мясо,
и с жадностью ели стружки, как бы опасаясь утратить
хотя один атом питательного вещества.
Таково начало летописного рассказа,
и хотя далее следует перерыв
и летописец уже не возвращается к воспоминанию о картине, но нельзя не догадываться, что воспоминание это брошено здесь недаром.
Казалось, что ежели человека, ради сравнения с сверстниками, лишают жизни, то
хотя лично для него, быть может, особливого благополучия от сего не произойдет, но для сохранения общественной гармонии это полезно
и даже необходимо.
Все дома окрашены светло-серою краской,
и хотя в натуре одна сторона улицы всегда обращена на север или восток, а другая на юг или запад, но даже
и это упущено было из вида, а предполагалось, что
и солнце
и луна все стороны освещают одинаково
и в одно
и то же время дня
и ночи.
Он решился. Река не
захотела уйти от него — он уйдет от нее. Место, на котором стоял старый Глупов, опостылело ему. Там не повинуются стихии, там овраги
и буераки на каждом шагу преграждают стремительный бег; там воочию совершаются волшебства, о которых не говорится ни в регламентах, ни в сепаратных предписаниях начальства. Надо бежать!
Хотя оно было еще не близко, но воздух в городе заколебался, колокола сами собой загудели, деревья взъерошились, животные обезумели
и метались по полю, не находя дороги в город.