Неточные совпадения
Впрочем,
хотя эти деревца были не выше тростника, о них было сказано в газетах при описании иллюминации, что «город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день»,
и что при этом «было очень умилительно глядеть, как сердца граждан трепетали в избытке благодарности
и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику».
Хотя почтмейстер был очень речист, но
и тот, взявши в руки карты, тот же час выразил на лице своем мыслящую физиономию, покрыл нижнею губою верхнюю
и сохранил такое положение во все время игры.
Хотя, конечно, они лица не так заметные,
и то, что называют второстепенные или даже третьестепенные,
хотя главные ходы
и пружины поэмы не на них утверждены
и разве кое-где касаются
и легко зацепляют их, — но автор любит чрезвычайно быть обстоятельным во всем
и с этой стороны, несмотря на то что сам человек русский,
хочет быть аккуратен, как немец.
Таков уже русский человек: страсть сильная зазнаться с тем, который бы
хотя одним чином был его повыше,
и шапочное знакомство с графом или князем для него лучше всяких тесных дружеских отношений.
Хотя время, в продолжение которого они будут проходить сени, переднюю
и столовую, несколько коротковато, но попробуем, не успеем ли как-нибудь им воспользоваться
и сказать кое-что о хозяине дома.
Ввечеру подавался на стол очень щегольской подсвечник из темной бронзы с тремя античными грациями, с перламутным щегольским щитом,
и рядом с ним ставился какой-то просто медный инвалид, хромой, свернувшийся на сторону
и весь в сале,
хотя этого не замечал ни хозяин, ни хозяйка, ни слуги.
— Здесь он еще что-то
хотел выразить, но, заметивши, что несколько зарапортовался, ковырнул только рукою в воздухе
и продолжал: — Тогда, конечно, деревня
и уединение имели бы очень много приятностей.
Здесь учитель обратил все внимание на Фемистоклюса
и, казалось,
хотел ему вскочить в глаза, но наконец совершенно успокоился
и кивнул головою, когда Фемистоклюс сказал: «Париж».
— О, вы еще не знаете его, — отвечал Манилов, — у него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкид, тот не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит, букашку, козявку, так уж у него вдруг глазенки
и забегают; побежит за ней следом
и тотчас обратит внимание. Я его прочу по дипломатической части. Фемистоклюс, — продолжал он, снова обратясь к нему, —
хочешь быть посланником?
—
Хочу, — отвечал Фемистоклюс, жуя хлеб
и болтая головой направо
и налево.
Вероятно, он был человек признательный
и хотел заплатить этим хозяину за хорошее обращение.
— Вы спрашиваете, для каких причин? причины вот какие: я
хотел бы купить крестьян… — сказал Чичиков, заикнулся
и не кончил речи.
— А, нет! — сказал Чичиков. — Мы напишем, что они живы, так, как стоит действительно в ревизской сказке. Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов,
хотя за это
и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное, закон — я немею пред законом.
Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак не вник
и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот. Казалось, как будто он
хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук хрипел,
и больше ничего.
Побужденный признательностью, он наговорил тут же столько благодарностей, что тот смешался, весь покраснел, производил головою отрицательный жест
и наконец уже выразился, что это сущее ничего, что он, точно,
хотел бы доказать чем-нибудь сердечное влечение, магнетизм души, а умершие души в некотором роде совершенная дрянь.
Манилов был совершенно растроган. Оба приятеля долго жали друг другу руку
и долго смотрели молча один другому в глаза, в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не
хотел выпустить руки нашего героя
и продолжал жать ее так горячо, что тот уже не знал, как ее выручить. Наконец, выдернувши ее потихоньку, он сказал, что не худо бы купчую совершить поскорее
и хорошо бы, если бы он сам понаведался в город. Потом взял шляпу
и стал откланиваться.
— Как? вы уже
хотите ехать? — сказал Манилов, вдруг очнувшись
и почти испугавшись.
— Прощайте, миленькие малютки! — сказал Чичиков, увидевши Алкида
и Фемистоклюса, которые занимались каким-то деревянным гусаром, у которого уже не было ни руки, ни носа. — Прощайте, мои крошки. Вы извините меня, что я не привез вам гостинца, потому что, признаюсь, не знал даже, живете ли вы на свете, но теперь, как приеду, непременно привезу. Тебе привезу саблю;
хочешь саблю?
В один мешочек отбирают всё целковики, в другой полтиннички, в третий четвертачки,
хотя с виду
и кажется, будто бы в комоде ничего нет, кроме белья, да ночных кофточек, да нитяных моточков, да распоротого салопа, имеющего потом обратиться в платье, если старое как-нибудь прогорит во время печения праздничных лепешек со всякими пряженцами [Пряженцы — «маленькие пирожки с мясом
и луком; подается к ним суп или бульон».
За огородами следовали крестьянские избы, которые
хотя были выстроены врассыпную
и не заключены в правильные улицы, но, по замечанию, сделанному Чичиковым, показывали довольство обитателей, ибо были поддерживаемы как следует: изветшавший тес на крышах везде был заменен новым; ворота нигде не покосились, а в обращенных к нему крестьянских крытых сараях заметил он где стоявшую запасную почти новую телегу, а где
и две.
Француз или немец век не смекнет
и не поймет всех его особенностей
и различий; он почти тем же голосом
и тем же языком станет говорить
и с миллионщиком,
и с мелким табачным торгашом,
хотя, конечно, в душе поподличает в меру перед первым.
— Куда ж еще вы их
хотели пристроить? Да, впрочем, ведь кости
и могилы — все вам остается, перевод только на бумаге. Ну, так что же? Как же? отвечайте, по крайней мере.
— Я дивлюсь, как они вам десятками не снятся. Из одного христианского человеколюбия
хотел: вижу, бедная вдова убивается, терпит нужду… да пропади
и околей со всей вашей деревней!..
— Да не найдешь слов с вами! Право, словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене:
и сама не ест сена,
и другим не дает. Я
хотел было закупать у вас хозяйственные продукты разные, потому что я
и казенные подряды тоже веду… — Здесь он прилгнул, хоть
и вскользь,
и без всякого дальнейшего размышления, но неожиданно удачно. Казенные подряды подействовали сильно на Настасью Петровну, по крайней мере, она произнесла уже почти просительным голосом...
Во всю дорогу был он молчалив, только похлестывал кнутом
и не обращал никакой поучительной речи к лошадям,
хотя чубарому коню, конечно, хотелось бы выслушать что-нибудь наставительное, ибо в это время вожжи всегда как-то лениво держались в руках словоохотного возницы
и кнут только для формы гулял поверх спин.
Хотя день был очень хорош, но земля до такой степени загрязнилась, что колеса брички, захватывая ее, сделались скоро покрытыми ею, как войлоком, что значительно отяжелило экипаж; к тому же почва была глиниста
и цепка необыкновенно.
Но господа средней руки, что на одной станции потребуют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком
и потом как ни в чем не бывало садятся за стол в какое
хочешь время,
и стерляжья уха с налимами
и молоками шипит
и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плёсом, [Сомовий плёс — «хвост у сома, весь из жира».
Чичиков узнал Ноздрева, того самого, с которым он вместе обедал у прокурора
и который с ним в несколько минут сошелся на такую короткую ногу, что начал уже говорить «ты»,
хотя, впрочем, он с своей стороны не подал к тому никакого повода.
Запах? — розетка
и все что
хочешь.
— Ты можешь себе говорить, что
хочешь, а я тебе говорю, что
и десяти не выпьешь.
Этот, братец,
и в гальбик, [Гальбик — карточная игра.]
и в банчишку,
и во все что
хочешь.
— Такая дрянь! — говорил Ноздрев, стоя перед окном
и глядя на уезжавший экипаж. — Вон как потащился! конек пристяжной недурен, я давно
хотел подцепить его. Да ведь с ним нельзя никак сойтиться. Фетюк, просто фетюк!
— Ну, так я ж тебе скажу прямее, — сказал он, поправившись, — только, пожалуйста, не проговорись никому. Я задумал жениться; но нужно тебе знать, что отец
и мать невесты преамбиционные люди. Такая, право, комиссия: не рад, что связался,
хотят непременно, чтоб у жениха было никак не меньше трехсот душ, а так как у меня целых почти полутораста крестьян недостает…
— Всему есть границы, — сказал Чичиков с чувством достоинства. — Если
хочешь пощеголять подобными речами, так ступай в казармы, —
и потом присовокупил: — Не
хочешь подарить, так продай.
— Когда ты не
хочешь на деньги, так вот что, слушай: я тебе дам шарманку
и все, сколько ни есть у меня, мертвые души, а ты мне дай свою бричку
и триста рублей придачи.
— Оттого, что просто не
хочу, да
и полно.
Несмотря, однако ж, на такую размолвку, гость
и хозяин поужинали вместе,
хотя на этот раз не стояло на столе никаких вин с затейливыми именами. Торчала одна только бутылка с каким-то кипрским, которое было то, что называют кислятина во всех отношениях. После ужина Ноздрев сказал Чичикову, отведя его в боковую комнату, где была приготовлена для него постель...
— Не
хочу! — сказал Чичиков
и поднес, однако ж, обе руки на всякий случай поближе к лицу, ибо дело становилось в самом деле жарко.
— А! так ты не можешь, подлец! когда увидел, что не твоя берет, так
и не можешь! Бейте его! — кричал он исступленно, обратившись к Порфирию
и Павлушке, а сам схватил в руку черешневый чубук. Чичиков стал бледен как полотно. Он
хотел что-то сказать, но чувствовал, что губы его шевелились без звука.
Хотя бричка мчалась во всю пропалую
и деревня Ноздрева давно унеслась из вида, закрывшись полями, отлогостями
и пригорками, но он все еще поглядывал назад со страхом, как бы ожидая, что вот-вот налетит погоня.
Хотя ему на часть
и доставался всегда овес похуже
и Селифан не иначе всыпал ему в корыто, как сказавши прежде: «Эх ты, подлец!» — но, однако ж, это все-таки был овес, а не простое сено, он жевал его с удовольствием
и часто засовывал длинную морду свою в корытца к товарищам поотведать, какое у них было продовольствие, особливо когда Селифана не было в конюшне, но теперь одно сено… нехорошо; все были недовольны.
При этом обстоятельстве чубарому коню так понравилось новое знакомство, что он никак не
хотел выходить из колеи, в которую попал непредвиденными судьбами,
и, положивши свою морду на шею своего нового приятеля, казалось, что-то нашептывал ему в самое ухо, вероятно, чепуху страшную, потому что приезжий беспрестанно встряхивал ушами.
Везде поперек каким бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость, как иногда блестящий экипаж с золотой упряжью, картинными конями
и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно пронесется мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки, не видавшей ничего, кроме сельской телеги,
и долго мужики стоят, зевая, с открытыми ртами, не надевая шапок,
хотя давно уже унесся
и пропал из виду дивный экипаж.
Зодчий был педант
и хотел симметрии, хозяин — удобства
и, как видно, вследствие того заколотил на одной стороне все отвечающие окна
и провертел на место их одно маленькое, вероятно понадобившееся для темного чулана.
Хозяин, будучи сам человек здоровый
и крепкий, казалось,
хотел, чтобы
и комнату его украшали тоже люди крепкие
и здоровые.
После таких похвальных,
хотя несколько кратких биографий Чичиков увидел, что о других чиновниках нечего упоминать,
и вспомнил, что Собакевич не любил ни о ком хорошо отзываться.
Чичиков опять
хотел заметить, что
и Пробки нет на свете; но Собакевича, как видно, пронесло: полились такие потоки речей, что только нужно было слушать...
— Извольте, чтоб не претендовали на меня, что дорого запрашиваю
и не
хочу сделать вам никакого одолжения, извольте — по семидесяти пяти рублей за душу, только ассигнациями, право, только для знакомства!
— Эк, право, затвердила сорока Якова одно про всякого, как говорит пословица; как наладили на два, так не
хотите с них
и съехать. Вы давайте настоящую цену!