Неточные совпадения
Он давно со вниманием заглядывал на статского, и, когда
тот повернул к нему
лицо свое, военный, как-то радостно воскликнув: «Боже мой, это Бегушев!» — начал, шагая через ноги своих соседей, быстро пробираться к нему.
— Я не думаю-с! — возразил
тот с прежней гримасою в
лице. — Я, впрочем, тут только денежным образом участвую, паи имею!
— Никак нет-с! — отвечал
тот с усмешкой. — И терпеть даже никогда не буду, потому я богат… Ну, когда тоже очень этак не остережешься, призовешь после этого «пострадавшее
лицо», как нынче их, окаянных, именуют, сунешь ему в зубы рублей тридцать — он же тебе в ноги поклонится.
Янсутский между
тем с довольным
лицом возвратился в гостиную.
Домна Осиповна обратила, наконец, внимание на
то, что Бегушев мало что все молчал, сидел насупившись, но у него даже какое-то страдание было написано на
лице. Она встала и подошла к нему.
—
То есть меня знают все, и я тоже всех знаю, — отвечал Бегушев, и
лицо его при этом покрылось оттенком грусти.
Бегушев на это молчал. В воображении его опять носилась сцена из прошлой жизни. Он припомнил старика-генерала, мужа Натальи Сергеевны, и его свирепое
лицо, когда
тот подходил к барьеру во время дуэли; припомнил его крик, который вырвался у него, когда он падал окровавленный: «Сожалею об одном, что я не убил тебя, злодея!»
Когда Перехватов вошел в спальню Бегушева,
то сей последний лежал вверх
лицом, с совершенно открытыми и даже блистающими глазами, и своей внушительной фигурой произвел довольно сильное впечатление на доктора. Перехватов в первый еще раз видел Бегушева.
Когда говорил это Бегушев,
то у него
лицо пылало: видно, что ему совестно было произносить эти слова. Тюменев же нашел совершенно рациональным такой поступок Олуховых.
— Уезжает? — спросил удивленным тоном Бегушев, и между
тем удовольствие заметно выразилось на его
лице.
— Это даже наверное можно сказать! — подхватил
тот с окончательно искаженным
лицом. — Я на днях же переезжаю совсем туда!
Домна Осиповна возвратилась к нему с
лицом добрым, любящим и, по-видимому, совершенно покойным. По ее мнению, что ей было скрывать перед ним?..
То, что она хлопотала по своим делам? Но это очень натурально; а что в отношении его она была совершенно чиста, в этом он не должен был бы сомневаться!
— Графу я, конечно, не напомнил об этом и только сухо и холодно объявил ему, что место это обещано другому
лицу; но в
то же время, дорожа дружбой Ефима Федоровича, я решился
тому прямо написать, и вот вам слово в слово мое письмо: «Ефим Федорович, — пишу я ему, — зная ваше строгое и никогда ни перед чем не склоняющееся беспристрастие в службе, я представляю вам факты… — и подробно описал ему самый факт, — и спрашиваю вас: быв в моем положении, взяли ли бы вы опять к себе на службу подобного человека?»
— Сейчас доложу-с!.. Потрудитесь пожаловать в гостиную! — отвечал курьер и указал на смежную комнату. Бегушев вошел туда. Это была приемная комната, какие обыкновенно бывают на дачах. Курьер скоро возвратился и просил Бегушева пожаловать к Ефиму Федоровичу наверх.
Тот пошел за ним и застал приятеля сидящим около своего письменного стола в халате, что весьма редко было с Тюменевым. К озлобленному выражению
лица своего Тюменев на этот раз присоединил важничанье и обычное ему топорщенье.
— В таком случае вот видите что, — произнесла Татьяна Васильевна, энергически повертываясь
лицом к Бегушеву на своем длинном кресле, на котором она до
того полулежала, вся обернутая пледами, и при этом ее повороте от нее распространился запах камфары на весь вагон. — Поедемте вместе со мной на будущее лето по этой ненавистной мне Европе: я вас введу во все спиритические общества, и вы, может быть, в самом деле уверуете!..
Лицо Аделаиды Ивановны при этом дышало окончательным лукавством; она сама в себе, в совести своей, считала себя очень лукавою, в чем и каялась даже священнику, который каждый раз ее успокоивал, говоря: «Какие-с вы лукавые, не подобает вам думать
того!»
В
лице Бегушева явно отражалось недоверие, которое как бы говорило: «Врешь, мой милый, дорогое для тебя совсем не
то, а тебе кушать надобно на что-нибудь, и ты на газете хочешь поправить свои делишки».
Направо от него висел портрет матери Аделаиды Ивановны — дамы с необыкновенно нежным цветом
лица и с буклями на висках, а налево — головка совершенно ангелоподобной девочки;
то была сестра Аделаиды Ивановны, умершая в детстве.
Каждый из них старался показать, что новость, сообщенную графом Хвостиковым, считает за совершеннейший вздор; но в
то же время у Домны Осиповны сразу пропала нежность и томность во взоре; напротив, он сделался сух и черств; румяное и почти всегда улыбающееся
лицо доктора тоже затуманилось, и за обедом он не так много поглотил сладкого, как обыкновенно поглощал.
Послать какого-нибудь адвоката в Сибирь Домна Осиповна боялась, так как в последнее время к ней со всех сторон доходили повествования о
том, как адвокаты обманывают своих клиентов, и особенно женщин, — что отчасти она испытала и на себе, в
лице Грохова.
Старик-попечитель, совсем дряхлый, больной и вздрогнувший при нечаянном появлении швейцара, вместо
того чтобы ложкою, которою он ел суп, попасть в рот, ткнул ею себе в глаз и облил все
лицо свое.
Тот, в свою очередь, обезумел от гнева: с замечательною для семидесятилетнего почти старика силою он выхватил у близстоящего маркера тяжеловесный кий, ударил им Янсутского по голове, сшиб его этим ударом с ног, затем стал пихать его ногами, плевать ему в
лицо.
— Редко! — ответила она нехотя; но вдруг, как бы в опровержение
того, вошел Бегушев; при появлении его
лицо Домны Осиповны просияло, а у Меровой оно приняло свойственное ему выражение отчаяния.
— Каким же образом и чем Янсутский может уничтожить ваше состояние? Наконец, ваш муж — такой практический человек, что не допустит, вероятно, сделать его это!.. — говорил Бегушев, вместе с
тем всматриваясь в
лицо Домны Осиповны, которое имело странное выражение, особенно глаза: они были неподвижны и вместе с
тем блестели; прежнего бархатного тона в них и следа не оставалось.
— Наталья Сергеевна на что уж была добрая, — продолжал он с искаженным от злости
лицом, — и
та мне приказывала, чтобы я не пускал всех этих шляющих, болтающих: «Моли бога об нас!..» Христарадник народ, как и у нас вон!.. — заключил Прокофий и при этом почти прямо указал глазами на Дормидоныча.
Что касается до судьбы остальных моих
лиц,
то Тюменев, назначенный по духовному завещанию душеприказчиком Бегушева, прежде всего отказался от приема дома в наследство от Александра Ивановича, да по правде сказать, ему и не для чего это было: он страдал таким колоссальным геморроем, какому самые опытные врачи примера не видывали и объясняли это
тем, что он свою болезнь на службе насидел!
Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое
лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без
того, чтобы, взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Угрюм-Бурчеев мерным шагом ходил среди всеобщего опустошения, и на губах его играла
та же самая улыбка, которая озарила
лицо его в
ту минуту, когда он, в порыве начальстволюбия, отрубил себе указательный палец правой руки.
И, сказав это, вывел Домашку к толпе. Увидели глуповцы разбитную стрельчиху и животами охнули. Стояла она перед ними,
та же немытая, нечесаная, как прежде была; стояла, и хмельная улыбка бродила по
лицу ее. И стала им эта Домашка так люба, так люба, что и сказать невозможно.
Глупову именно нужен был"сумрак законов",
то есть такие законы, которые, с пользою занимая досуги законодателей, никакого внутреннего касательства до посторонних
лиц иметь не могут.
Необходимо, дабы градоначальник имел наружность благовидную. Чтоб был не тучен и не скареден, рост имел не огромный, но и не слишком малый, сохранял пропорциональность во всех частях тела и
лицом обладал чистым, не обезображенным ни бородавками, ни (от чего боже сохрани!) злокачественными сыпями. Глаза у него должны быть серые, способные по обстоятельствам выражать и милосердие и суровость. Нос надлежащий. Сверх
того, он должен иметь мундир.