Неточные совпадения
— Если бы у господина Марфина хоть на копейку было в голове мозгу, так он должен был бы понимать, какого сорта птица Крапчик: во-первых-с (это уж советник начал перечислять по пальцам) — еще бывши гатчинским офицером, он наушничал Павлу на товарищей и за
то, когда Екатерина умерла, получил в награду двести
душ.
Второе: женился на чучеле, на уроде, потому только, что у
той было полторы тысячи
душ, и, как рассказывают, когда они еще были молодыми, с этакого вот тоже, положим, балу, он, возвратясь с женой домой, сейчас принялся ее бить.
— Нет! — успокоил ее Марфин. — И я сказал это к
тому, что если хоть малейшее зернышко есть чего-нибудь подобного в вашей
душе,
то надобно поспешить его выкинуть, а
то оно произрастет и, пожалуй, даст плоды.
— В человеке, кроме
души, — объяснил он, — существует еще агент, называемый «Архей» — сила жизни, и вот вы этой жизненной силой и продолжаете жить, пока к вам не возвратится
душа… На это есть очень прямое указание в нашей русской поговорке: «
души она — положим, мать, сестра, жена, невеста — не слышит по нем»… Значит, вся ее
душа с ним, а между
тем эта мать или жена живет физическою жизнию, —
то есть этим Археем.
Остроумно придумывая разные фигуры, он вместе с
тем сейчас же принялся зубоскалить над Марфиным и его восторженным обожанием Людмилы, на что она не без досады возражала: «Ну, да, влюблена, умираю от любви к нему!» — и в
то же время взглядывала и на стоявшего у дверей Марфина, который, опершись на косяк, со сложенными, как Наполеон, накрест руками, и подняв, по своей манере, глаза вверх, весь был погружен в какое-то созерцательное состояние; вылетавшие по временам из груди его вздохи говорили, что у него невесело на
душе; по-видимому, его более всего возмущал часто раздававшийся громкий смех Ченцова, так как каждый раз Марфина при этом даже подергивало.
Однако привычка сдерживать и умерять в себе гневливость, присутствия которой в
душе Егор Егорыч не любил и боялся больше всего, хотя и подпадал ей беспрестанно, восторжествовала на этот раз, и он ограничился
тем, что, не надеясь долго совладеть с собою, счел за лучшее прекратить свой визит и начал сухо раскланиваться.
Что-то вроде угрызения совести отозвалось в
душе Ченцова: он, почти угадывая причину болезни дяди, в которой и себя отчасти считал виноватым, подумал было зайти к Егору Егорычу, но не сделал этого, — ему стыдно показалось явиться к
тому в пьяном виде.
Gnadige Frau, не желая еще более расстраивать мужа, и без
того рвавшего на себе волосы от учиненной с ним несправедливости, делала вид, что такая перемена для нее ничего не значит, хотя в
душе она глубоко страдала.
Мой дом, место доктора при больнице, с полным содержанием от меня Вам и Вашей супруге, с платою Вам тысячи рублей жалованья в год с
того момента, как я сел за сие письмо, готовы к Вашим услугам, и ежели Вы называете меня Вашим солнцем, так и я Вас именую взаимно
тем же оживляющим светилом, на подвиге которого будет стоять, при личном моем свидании с Вами, осветить и умиротворить мою бедствующую и грешную
душу.
От всех этих картин на
душе у Сверстова становилось необыкновенно светло и весело: он был истый великорусе; но gnadige Frau, конечно, ничем этим не интересовалась,
тем более, что ее занимала и отчасти тревожила мысль о
том, как их встретит Марфин, которого она так мало знала…
Егор Егорыч промолчал на это. Увы, он никак уж не мог быть
тем, хоть и кипятящимся, но все-таки смелым и отважным руководителем, каким являлся перед Сверстовым прежде, проповедуя обязанности христианина, гражданина, масона. Дело в
том, что в
душе его ныне горела иная, более активная и, так сказать, эстетико-органическая страсть, ибо хоть он говорил и сам верил в
то, что желает жениться на Людмиле, чтобы сотворить из нее масонку, но красота ее была в этом случае все-таки самым могущественным стимулом.
Крапчик очень хорошо понимал, что все это совершилось под давлением сенатора и делалось
тем прямо в пику ему; потом у Крапчика с дочерью с каждым днем все более и более возрастали неприятности: Катрин с
тех пор, как уехал из губернского города Ченцов, и уехал даже неизвестно куда, сделалась совершеннейшей тигрицей; главным образом она, конечно, подозревала, что Ченцов последовал за Рыжовыми, но иногда ей подумывалось и
то, что не от долга ли карточного Крапчику он уехал, а потому можно судить, какие чувства к родителю рождались при этой мысли в весьма некроткой
душе Катрин.
— То-то, к несчастию, Ченцов не обожатель мой, но если бы он был им и предложил мне выйти за него замуж, — что, конечно, невозможно, потому что он женат, —
то я сочла бы это за величайшее счастие для себя; но за вашего противного Марфина я никогда не пойду, хоть бы у него было не тысяча, а сто тысяч
душ!
Егор Егорыч ничего не мог разобрать: Людмила, Москва, любовь Людмилы к Ченцову, Орел, Кавказ — все это перемешалось в его уме, и прежде всего ему представился вопрос, правда или нет
то, что говорил ему Крапчик, и он хоть кричал на
того и сердился, но в
то же время в глубине
души его шевелилось, что это не совсем невозможно, ибо Егору Егорычу самому пришло в голову нечто подобное, когда он услыхал от Антипа Ильича об отъезде Рыжовых и племянника из губернского города; но все-таки, как истый оптимист, будучи более склонен воображать людей в лучшем свете, чем они были на самом деле, Егор Егорыч поспешил отклонить от себя эту злую мысль и почти вслух пробормотал: «Конечно, неправда, и доказательство
тому, что, если бы существовало что-нибудь между Ченцовым и Людмилой, он не ускакал бы на Кавказ, а оставался бы около нее».
Сверх
того, она утверждала, что люди деловые, рассудительные пускай женятся на каких им угодно неземных существах, но что людям с
душой доброй, благородной следует выбирать себе подругу жизни, которая умела бы хозяйничать и везде во всем распорядиться.
Что касается до Людмилы,
то в
душе она была чиста и невинна и пала даже не под влиянием минутного чувственного увлечения, а в силу раболепного благоговения перед своим соблазнителем; но, раз уличенная матерью, непогрешимою в этом отношении ничем, она мгновенно поняла весь стыд своего проступка, и нравственное чувство девушки заговорило в ней со всей неотразимостью своей логики.
Дело в
том, что Егор Егорыч дорогой, когда она ехала с ним в Москву, очень много рассуждал о разных евангелических догматах, и по преимуществу о незлобии, терпении, смиренномудрии и любви ко всем, даже врагам своим; Сусанна хоть и молча, но внимала ему всей
душой.
— Ужас побольше был бы, когда в могиле-то очнулся бы, — возразил ей
тот и продолжал, обращаясь к Егору Егорычу, — после
того я стал думать об
душе и об будущей жизни… Тут тоже заскребли у меня кошки на сердце.
— Это просто объяснить! — отвечал ей первоначально Сверстов. — У человека есть плоть,
то есть кости, мясо и нервы, и
душа божественная, а у животных только кости, мясо и нервы.
Знаете, как послушаешь эти слова,
то у кого на
душе не совсем чисто и решение его не очень твердо, так мороз пробежит по коже.
Gnadige Frau больше всего поразили глаза Андреюшки — ясные, голубые, не имеющие в себе ни малейшего оттенка помешательства, напротив, очень умные и как бы в
душу вам проникающие; а доктор глядел все на цепь; ему очень хотелось посмотреть под мышки Андреюшке, чтобы удостовериться, существуют ли на них если не раны,
то, по крайней мере, мозоли от тридцатилетнего прикосновения к ним постороннего твердого тела.
Ибо человек, будучи одинаково причастен духа божия и стихийной натуры мира и находясь свободною
душою своею посреди сих двух начал, как некая связь их и проводник действия божия в мире,
тем самым имел роковую возможность разъединить их, уклонившись от божественного начала и перестав проводить его в натуру.
И поколику бог только чрез свободную
душу человека мог иметь союз с тварию,
то когда человек из райской ограды ниспал на землю труда и страдания,
то и божество должно было последовать туда за ним, дабы на месте падения восстановить падшего и стать плотию в силу небесной любви.
Прибыв в губернский город, он первое, что послал за приходскими священниками с просьбою служить должные панихиды по покойнике, потом строго разбранил старших из прислуги, почему они прежде этого не сделали, велев им вместе с
тем безвыходно торчать в зале и молиться за упокой
души барина.
— Ну, когда говорят ангелы,
то им должно верить, — пробормотал Егор Егорыч и хотел было поцеловать руку у жены, но воздержался: подобное выражение
того, что происходило в
душе его, показалось ему слишком тривиальным.
— Все-таки я вижу, что малый может погибнуть! — произнес он. — Согласен, что писать к нему Егору Егорычу неловко, ехать самому
тем паче, но не выкинуть ли такую штуку: не съездить ли мне к Валерьяну Николаичу и по
душе поговорить с ним?
Еще с месяц после этой сцены Катрин жила в губернском городе, обдумывая и решая, как и где ей жить? Первоначально она предполагала уехать в которую-нибудь из столиц с
тем, чтобы там жуировать и даже кутить; но Катрин вскоре сознала, что она не склонна к подобному роду жизни, так как все-таки носила еще пока в
душе некоторые нравственные понятия. В результате такого соображения она позвала к себе однажды Тулузова и сказала ему ласковым и фамильярным тоном...
— Сторицею вознаградит и еще более изольет на вас благодати, которую вы и без
того уже издавна в
душе вашей имели!
Как помещица, Вы всегда можете отпустить ко мне Аксюшу в Петербург, дав ей паспорт; а раз она здесь, супругу ее не удастся нас разлучить, или я его убью; но ежели и Вы, Катрин, не сжалитесь надо мною и не внемлете моей мольбе,
то против Вас я не решусь ничего предпринять: достаточно и
того, что я совершил в отношении Вас; но клянусь Вам всем святым для меня, что я от тоски и отчаяния себя убью, и тогда смерть моя безраздельно ляжет на Ваше некогда любившее меня сердце; а мне хорошо известно, как тяжело носить в
душе подобные воспоминания: у меня до сих пор волос дыбом поднимается на голове, когда я подумаю о смерти Людмилы; а потому, для Вашего собственного душевного спокойствия, Катрин, остерегитесь подводить меня к давно уже ожидаемой мною пропасти, и еще раз повторяю Вам, что я застрелюсь, если Вы не возвратите мне Аксюты».
— До самой могилы сохраню его, — ответил Аггей Никитич, — и скажу даже больше
того: вы и ваш супруг мне тоже кажетесь такими, — извините меня за откровенность, — я солдат, и
душа у меня всегда была нараспашку!
Первое: вы должны быть скромны и молчаливы, аки рыба, в отношении наших обрядов, образа правления и всего
того, что будут постепенно вам открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого не может существовать никакое общество, ни тайное, ни явное; третье: вам необходимо вести добродетельную жизнь, чтобы, кроме исправления собственной
души, примером своим исправлять и других, вне нашего общества находящихся людей; четвертое: да будете вы тверды, мужественны, ибо человек только этими качествами может с успехом противодействовать злу; пятое правило предписывает добродетель, каковою, кажется, вы уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за собою, чтобы эта щедрость проистекала не из тщеславия, а из чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о смерти, которая таким образом явится перед вами не убийцею всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и пота в область успокоения и награды.
Любовь,
душа всея природы,
Теки сердца в нас воспалить,
Из плена в царствие свободы
Одна ты можешь возвратить.
Когда твой ясный луч сияет,
Масон и видит, и внимает.
Ты жизнь всего, что существует;
Ты внутренний, сокрытый свет;
Но
тот, кто в мире слепотствует,
Твердит: «Любви правдивой нет...
Во второй день они пришли к другому странноприемлющему мужу, и
тот пожелал, чтобы они благословили его сына; но ангел, взяв отрока за гортань,
задушил его.
Во все это время Сусанна Николаевна, сидевшая рядом с мужем, глаз не спускала с него и, видимо, боясь спрашивать, хотела, по крайней мере, по выражению лица Егора Егорыча прочесть, что у него происходит на
душе. Наконец он взял ее руку и крепко прижал
ту к подушке дивана.
Увы, не может день вместить тоски моей,
И ночь, мрачнейша ночь не может быть сравненна
С страданьем
тем, каким
душа моя сраженна!
— Совершенно откровенно и вместе с
тем скорбела
душой, что находится в неприязни с вами… Неужели вы это отвергаете?
— Ночь лимоном пахнет! — повторяла и она за ним полушепотом, между
тем как Тверская и до сих пор не пахнет каким-нибудь поэтическим запахом, и при этом невольно спросишь себя: где ж ты, поэзия, существуешь? В окружающей ли человека счастливой природе или в
душе его? Ответ, кажется, один: в духе человеческом!
— И теперь остер, но главное — ужасно наивен: что на
душе,
то и на языке.
Я вот тебя сейчас и прихлопну!» Прихлопывать ей, разумеется, не часто удавалось, но что она в
душе постоянно к
тому стремилась, — это несомненно!
Всем, что произошло у Углаковых, а еще более
того состоянием собственной
души своей она была чрезвычайно недовольна и пришла к мужу ни много, ни мало как с намерением рассказать ему все и даже, признавшись в
том, что она начинает чувствовать что-то вроде любви к Углакову, просить Егора Егорыча спасти ее от этого безумного увлечения.
Дело в
том, что Екатерина Петровна почти насквозь начинала понимать своего супруга, а что в настоящие минуты происходило в ее
душе, — и подумать страшно.
— Все это вздор и пустяки! — продолжал
тот. — На людей, начинающих возвышаться, всегда возводят множество клевет и сплетен, которые потом, как комары от холода, сразу все пропадают; главное теперь не в
том; я имею к тебе еще другую, более серьезную для меня просьбу: продать мне твою эту маленькую деревню Федюхину, в сорок или пятьдесят
душ, кажется.
И прилепились мы таким манером друг к другу
душой как ни на есть сильно, а сказать о
том ни он не посмел, и я робела…
— За
то, что-с, как рассказывал мне квартальный, у них дело происходило так: князь проигрался оченно сильно, они ему и говорят: «Заплати деньги!» — «Денег, говорит, у меня нет!» — «Как, говорит, нет?» — Хозяин уж это, значит, вступился и, сцапав гостя за шиворот, стал его
душить… Почесть что насмерть!
Тот однакоче от него выцарапался да и закричал: «Вы мошенники, вы меня обыграли наверняка!». Тогда вот уж этот-то барин — как его? Лябьев, что ли? — и пустил в него подсвечником.
— Ах, батюшка Василий Иваныч! — воскликнул Савелий с каким-то грустным умилением. — Мы бы рады всей
душой нашей служить вам, но нам опасно тоже… Вдруг теперь Катерина Петровна, разгневавшись, потребует, чтобы вы нас сослали на поселение, как вот тогда хотела она сослать меня с женой… А за что?.. В
те поры я ни в чем не был виноват…
— C'est etonnant! Qu'en pensez vous? [ — Это удивительно! Что вы об этом думаете? (франц.).] — отнесся камер-юнкер к гегелианцу и, видя, что
тот не совсем уразумел его вопрос, присовокупил: — Поэтому господин Тулузов за двадцать
душ простил своей жене все?..
На лице Сусанны Николаевны на мгновение промелькнула радость; потом выражение этого чувства мгновенно же перешло в страх; сколь ни внимательно смотрели на нее в эти минуты Егор Егорыч и Сверстов, но решительно не поняли и не догадались, какая борьба началась в
душе Сусанны Николаевны: мысль ехать в Петербург и увидеть там Углакова наполнила ее
душу восторгом, а вместе с
тем явилось и обычное: но.
Сергей Степаныч, заметно, обрадовался Егору Егорычу, и разговор на этот раз между ними начался не о масонстве, а о
том, что наболело у Марфина на
душе.
— А мне, напротив, он показался очень обдуманным и выгодным для вас! — подхватила, с
тою же злостью рассмеявшись, Екатерина Петровна. — Я заплатила вам за нею двадцатью
душами, в числе которых находится любимец ваш Савелий Власьев.
— Что мужчина объясняется в любви замужней женщине — это еще небольшая беда, если только в ней самой есть противодействие к
тому, но… — и, произнеся это но, Егор Егорыч на мгновение приостановился, как бы желая собраться с духом, — но когда и она тоже носит в
душе элемент симпатии к нему,
то… — тут уж Егор Егорыч остановился на
то: —
то ей остается одно: или победить себя и вырвать из
души свою склонность, или, что гораздо естественнее, идти без оглядки, куда влечется она своим чувством.