Неточные совпадения
Катрин, став с Ченцовым в кадриль, сейчас же
начала многознаменательный и оживленный
разговор.
— Еще бы! — подхватил Ченцов и переменил
разговор. — Вы вот поете хорошо, —
начал он.
Марфин и Людмила тоже
начали свой
разговор с Юлии Матвеевны, но только совершенно в ином роде.
Сверстов,
начиная с самой первой школьной скамьи, — бедный русак, по натуре своей совершенно непрактический, но бойкий на слова, очень способный к ученью, — по выходе из медицинской академии, как один из лучших казеннокоштных студентов, был назначен флотским врачом в Ревель, куда приехав, нанял себе маленькую комнату со столом у моложавой вдовы-пасторши Эмилии Клейнберг и предпочел эту квартиру другим с лукавою целью усовершенствоваться при
разговорах с хозяйкою в немецком языке, в котором он был отчасти слаб.
Адмиральша не совсем доверчиво посмотрела на дочь и уж станции через две после этого
разговора начала будто бы так, случайно, рассуждать, что если бы Ченцов был хоть сколько-нибудь честный человек, то он никогда бы не позволил себе сделать того, что он сделал, потому что он женат.
— За обедом князь, — продолжал Крапчик, — очень лестно отрекомендовав меня Сергею Степанычу, завел
разговор о нашем деле, приказал мне говорить совершенно откровенно. Я
начал с дела, лично меня касающегося, об одном раскольнике-хлысте Ермолаеве, который, по настоянию моему, посажен в острог и которого сенатор оправдал и выпустил.
Вместо того, чтобы
начать свое руководство со временем, Егор Егорыч, по свойственной ему нетерпеливости и торопливости, в тот же день, приехав после этого
разговора с Сусанной домой, принялся составлять для нее экстракт из книги Сен-Мартена.
— Да так, случайно! — отвечал опешенный этим вопросом Аггей Никитич, так как он вовсе не случайно это сделал, а чтобы отклонить Миропу Дмитриевну от того
разговора, который бы собственно она желала
начать и которого Аггей Никитич побаивался. — Мне пришлось раз видеть этого Канарского в одном польском доме, — продолжал он рассказывать, — только не под его настоящей фамилией, а под именем Януша Немрава.
— Недоволен? Но он мне ничего не писал о том! — проговорила Миропа Дмитриевна, удивленная, что Егор Егорыч с ней
начал такой
разговор. — И чем же ты тут недоволен? — обратилась она тоже строго к Аггею Никитичу.
Углаков и Лябьев, направившись к Поварской,
начали между собой более серьезный
разговор.
Между узником и посетителями его как-то не завязывался
разговор. Да и с чего его было
начать? С того, что случилось? Это все знали хорошо. Высказывать бесполезные рассуждения или утешения было бы очень пошло. Но только вдруг Лябьев и Углаков услыхали в коридоре хорошо им знакомый голос Аграфены Васильевны, которая с кем-то, должно быть, вздорила и наконец брякнула...
Вскоре после того к генерал-губернатору явился Тулузов и, вероятно, предуведомленный частным приставом,
начал было говорить об этом столь близком ему деле, но властитель отклонил даже
разговор об этом и выразился таким образом: «Les chevaliers aux temps les plus barbares faisaient mourir leurs femmes, pousses par la jalousie, mais ne les deshonoraient jamais en public!» [«Рыцари в самые варварские времена, побуждаемые ревностью, убивали своих жен, но никогда не затрагивали их чести публично!» (франц.).]
Из Кельна Егор Егорыч вознамерился проехать с Сусанной Николаевной по Рейну до Майнца, ожидая на этом пути видеть, как Сусанна Николаевна станет любоваться видами поэтической реки Германии; но недуги Егора Егорыча лишили его этого удовольствия, потому что, как только мои путники вошли на пароход, то на них подул такой холодный ветер, что Антип Ильич поспешил немедленно же увести своего господина в каюту; Сусанна же Николаевна осталась на палубе, где к ней обратился с
разговором болтливейший из болтливейших эльзасцев и
начал ей по-французски объяснять, что виднеющиеся местами замки на горах называются разбойничьими гнездами, потому что в них прежде жили бароны и грабили проезжавшие по Рейну суда, и что в их даже пароход скоро выстрелят, — и действительно на одном повороте Рейна раздался выстрел.
— Я пришел к вам докончить тот
разговор, который мы
начали с вами поутру и в котором дошли до Рубикона [Рубикон — ставшая нарицательной река, служившая в древности границей между Цизальпинской Галлией и Италией.], — сказал он.
Мы довольно долго стояли друг против друга и, не говоря ни слова, внимательно всматривались; потом, пододвинувшись поближе, кажется, хотели поцеловаться, но, посмотрев еще в глаза друг другу, почему-то раздумали. Когда платья всех сестер его прошумели мимо нас, чтобы чем-нибудь
начать разговор, я спросил, не тесно ли им было в карете.
Неточные совпадения
— Я видел, что вы были в нерешительности насчет меня, — добродушно улыбаясь сказал Левин, — но я поторопился
начать умный
разговор, чтобы загладить свой полушубок.
Теперь он всею душой раскаивался, что
начал этот
разговор со Степаном Аркадьичем. Его особенное чувство было осквернено
разговором о конкурренции какого-то петербургского офицера, предположениями и советами Степана Аркадьича.
Разговоры с мужиками в дальней деревне показывали, что они
начинали привыкать к своим отношениям.
Появление Левина в
начале зимы, его частые посещения и явная любовь к Кити были поводом к первым серьезным
разговорам между родителями Кити о ее будущности и к спорам между князем и княгинею.
Княгиня
начала говорить ему, но он не слушал ее. Хотя
разговор с княгиней и расстраивал его, он сделался мрачен не от этого
разговора, но от того, что он видел у самовара.