Неточные совпадения
Весьма естественно, что, при таком воззрении Людмилы, Ченцов, ловкий, отважный, бывший гусарский офицер, превосходный верховой ездок на самых рьяных и
злых лошадях, почти вполне подошел к ее идеалу; а за этими качествами, какой он собственно
был человек, Людмила нисколько не думала; да если бы и думать стала, так не много бы поняла.
— Он
был у меня!.. — доложил правитель дел, хотя собственно он должен
был бы сказать, что городничий представлялся к нему, как стали это делать, чрез две же недели после начала ревизии, почти все вызываемые для служебных объяснений чиновники, являясь к правителю дел даже ранее, чем к сенатору, причем, как говорили
злые языки, выпадала немалая доля благостыни в руки Звездкина.
Если бы кто спросил, в чем собственно состоял гений Крапчика, то можно безошибочно отвечать, что,
будучи, как большая часть полувосточных человеков, от природы
зол, честолюбив, умен внешним образом, без всяких о чем бы то ни
было твердых личных убеждений.
Звездкин
был петербургский чиновничий парвеню, семинарист по происхождению,
злой и обидчивый по наклонности своей к чахотке, а Крапчик — полувосточный человек и тоже своего рода выскочка, здоровый, как железная кочерга, несмотря на свои шестьдесят восемь лет, и уязвленный теперь в самую
суть свою.
Егор Егорыч ничего не мог разобрать: Людмила, Москва, любовь Людмилы к Ченцову, Орел, Кавказ — все это перемешалось в его уме, и прежде всего ему представился вопрос, правда или нет то, что говорил ему Крапчик, и он хоть кричал на того и сердился, но в то же время в глубине души его шевелилось, что это не совсем невозможно, ибо Егору Егорычу самому пришло в голову нечто подобное, когда он услыхал от Антипа Ильича об отъезде Рыжовых и племянника из губернского города; но все-таки, как истый оптимист,
будучи более склонен воображать людей в лучшем свете, чем они
были на самом деле, Егор Егорыч поспешил отклонить от себя эту
злую мысль и почти вслух пробормотал: «Конечно, неправда, и доказательство тому, что, если бы существовало что-нибудь между Ченцовым и Людмилой, он не ускакал бы на Кавказ, а оставался бы около нее».
«Добро для всякого существа
есть исполнение сродственного ему закона, а
зло есть то, что оному противится; но так как первоначальный закон
есть для всех един, то добро, или исполнение сего закона, должно
быть и само едино и без изъятия истинно, хотя бы собой и обнимало бесконечное число существ».
Пылкая в своих привязанностях и гневливая в то же время, она
была одной из тех женщин, у которых, как сказал Лермонтов, пищи много для добра и
зла, и если бы ей попался в мужья другой человек, а не Ченцов, то очень возможно, что из нее вышла бы верная и нежная жена, но с Валерьяном Николаичем ничего нельзя
было поделать; довести его до недолгого раскаяния в некоторые минуты
была еще возможность, но напугать — никогда и ничем.
Оба они, как ей показалось,
были перепачканы в
золе и саже.
— Пускай попробует!.. — проговорил он. — Собаки у нас
злые, сторожа днем и ночью
есть, и я прямо объясню господину Ченцову, что губернатор приказал мне не допускать его в ваши имения.
Сусанна Николаевна взглянула затем на темные церковные окна, где ей тоже местами показались, хотя довольно бледные, но уже огненные и
злые лица, которых Сусанна Николаевна сочла за дьяволов и которые
были, вероятно, не что иное, как отблеск в стеклах от светящихся лампадок.
Первое: вы должны
быть скромны и молчаливы, аки рыба, в отношении наших обрядов, образа правления и всего того, что
будут постепенно вам открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого не может существовать никакое общество, ни тайное, ни явное; третье: вам необходимо вести добродетельную жизнь, чтобы, кроме исправления собственной души, примером своим исправлять и других, вне нашего общества находящихся людей; четвертое: да
будете вы тверды, мужественны, ибо человек только этими качествами может с успехом противодействовать
злу; пятое правило предписывает добродетель, каковою, кажется, вы уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за собою, чтобы эта щедрость проистекала не из тщеславия, а из чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о смерти, которая таким образом явится перед вами не убийцею всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и пота в область успокоения и награды.
Сколь ни внимательно Сусанна Николаевна слушала отца Василия, тем не менее в продолжение всего наставления взглядывала то вверх, под купол, то на темные окна храма, и ей представилось, что в них больше не видно
было огненных
злых рож, но под куполом все как бы сгущались крылатые существа.
У одного старца ты утопил блюдо, у другого удавил сына и разрушил потом пустое здание?..» Тогда ему ангел отвечал: «Мне повелел это бог: блюдо
было единая вещь у старца, неправильно им стяжанная; сын же другого, если бы жив остался, то великому бы
злу хотел
быть виновен; а в здании пустом хранился клад, который я разорил, да никто, ища злата, не погибнет здесь».
Конечно, это осталось только попыткой и ограничивалось тем, что наверху залы
были устроены весьма удобные хоры, поддерживаемые довольно красивыми колоннами; все стены
были сделаны под мрамор; но для губернии, казалось бы, достаточно этого, однако нашлись
злые языки, которые стали многое во вновь отстроенном доме осуждать, осмеивать, и первые в этом случае восстали дамы, особенно те, у которых
были взрослые дочери, они в ужас пришли от ажурной лестницы, которая вела в залу.
— Да-с, конечно, — отвечал Тулузов, не оставляя своей
злой усмешки. — Я только прошу вас мое заявление о желании баллотироваться возвратить!.. Я не желаю
быть избираемым!
По чувствуемой мысли дуэта можно
было понять, что тщетно
злым и настойчивым басом укорял хитрый хан Амалат-Бека, называл его изменников, трусом, грозил кораном; Амалат-Бек, тенор, с ужасом отрицался от того, что ему советовал хан, и умолял не возлагать на него подобной миссии.
Егор Егорыч выразил на лице своем недоумение: ни о каком Калмыке он не слыхал и подозревал в этом случае другое лицо, а именно — общего врага всей их родни Тулузова, который действительно по неудержимой,
злой натуре своей, желая отомстить Марфину, обделал через того же члена Управы, французишку, что дело Лябьева, спустя три дня после решения,
было приведено в исполнение.
— Чего ж тут не понимать? — продолжала тем же
злым тоном Миропа Дмитриевна. — Ты прежде желал масоном
быть, чтобы получить место, которое
было получил, но назло мне бросил его.
Посреди такого всеобщего ликования одна только Миропа Дмитриевна сидела в лодке злая-презлая, но не на мужа, за которым она ничего не заметила, а на этого старого черта и богача Кавинина, которому она проиграла тридцать рублей, и когда ему платила, так он принял ассигнации смеясь, как будто бы это
были щепки!