Неточные совпадения
— Герои романа французской писательницы Мари Коттен (1770—1807): «Матильда или Воспоминания, касающиеся истории Крестовых походов».], о странном трепете Жозефины, когда она, бесчувственная, лежала на руках адъютанта, уносившего ее после объявления ей Наполеоном развода; но так как
во всем этом весьма мало осязаемого, а женщины, вряд ли еще не более мужчин, склонны в
чем бы то
ни было реализировать свое чувство (ну, хоть подушку шерстями начнет вышивать для милого), — так и княгиня наконец начала чувствовать необходимую потребность наполнить чем-нибудь эту пустоту.
Затем отпер их и отворил перед Вихровыми дверь. Холодная, неприятная сырость пахнула на них. Стены в комнатах были какого-то дикого и мрачного цвета; пол грязный и покоробившийся; но больше всего Павла удивили подоконники: они такие были широкие,
что он на них мог почти улечься поперек; он никогда еще
во всю жизнь свою не бывал
ни в одном каменном доме.
— К
чему вы мне все это говорите! — перебил его уже с некоторою досадой Неведомов. — Вы очень хорошо знаете,
что ни вашему уму,
ни уму Вольтера и Конта,
ни моему собственному даже уму не уничтожить
во мне тех верований и образов, которые дала мне моя религия и создало воображение моего народа.
— Конечно,
что уж не в полном рассудке, — подтвердил священник. — А
во всем прочем — предобрый! — продолжал он. — Три теперь усадьбы у него прехлебороднейшие, а
ни в одной из них
ни зерна хлеба нет, только на семена велит оставить, а остальное все бедным раздает!
— Как, Жорж Занд позаимствовалась от умных людей?! — опять воскликнул Павел. — Я совершенно начинаю не понимать вас; мы никогда еще с вами и
ни в
чем до такой степени не расходились
во взглядах наших! Жорж Занд дала миру новое евангелие или, лучше сказать, прежнее растолковала настоящим образом…
У Еспера Иваныча он застал, как и следует у новорожденного, в приемных комнатах некоторый парад. Встретивший его Иван Иваныч был в белом галстуке и
во фраке; в зале был накрыт завтрак; но видно было,
что никто
ни к одному блюду и не прикасался. Тут же Павел увидел и Анну Гавриловну; но она до того постарела,
что ее узнать почти было невозможно!
—
Что ж мудреного! — подхватил доктор. — Главное дело тут, впрочем, не в том! — продолжал он, вставая с своего места и начиная самым развязным образом ходить по комнате. — Я вот ей самой сейчас говорил,
что ей надобно, как это
ни печально обыкновенно для супругов бывает, надобно отказаться
во всю жизнь иметь детей!
Отправив все это в городе на почту, Вихров проехал затем в погребок, который состоял всего из одной только маленькой и грязной комнатки, но тем не менее пользовался большою известностью
во всем уезде: не было, я думаю,
ни одного чиновника,
ни одного помещика, который бы хоть раз в жизни не пивал в этом погребке, в котором и устроено было все так,
что ничего другого нельзя было делать, как только пить: сидеть можно было только около единственного стола, на котором всегда обыкновенно пили, и съесть чего-нибудь можно было достать такого,
что возбуждает жажду пить, каковы: селедка, икра…
Вихров, решившийся
во что бы то
ни стало заставить Миротворского подписать составленное им постановление, стал ему читать довольно строгим голосом.
«Во-первых, моя ненаглядная кузина, из опытов жизни моей я убедился,
что я очень живучее животное — совершенно кошка какая-то: с какой высоты
ни сбросьте меня, в какую грязь
ни шлепните, всегда встану на лапки, и хоть косточки поламывает, однако вскоре же отряхнусь, побегу и добуду себе какой-нибудь клубочек для развлечения.
Это сторона, так сказать, статистическая, но у раскола есть еще история, об которой из уст ихних вряд ли
что можно будет узнать, — нужны книги; а потому, кузина, умоляю вас, поезжайте
во все книжные лавки и везде спрашивайте — нет ли книг об расколе; съездите в Публичную библиотеку и, если там
что найдете, велите сейчас мне все переписать, как бы это сочинение велико
ни было; если есть что-нибудь в иностранной литературе о нашем расколе, попросите Исакова выписать, но только, бога ради, — книг, книг об расколе, иначе я задохнусь без них ».
— Это очень будет красиво! — проговорила Пиколова, и таким образом судьба «Гамлета» была решена: его положено было сыграть
во что бы то
ни стало.
— «Оттого, говорят,
что на вас дьявол снисшел!» — «Но отчего же, говорю, на нас, разумом светлейших, а не на вас,
во мраке пребывающих?» «Оттого, говорят,
что мы живем по старой вере, а вы приняли новшества», — и хоть режь их ножом,
ни один с этого не сойдет… И как ведь это вышло: где нет раскола промеж народа, там и духа его нет; а где он есть — православные ли, единоверцы ли, все в нем заражены и очумлены… и который здоров еще, то жди,
что и он будет болен!
Как
ни бестолково m-me Пиколова рассказывала, однако Вихров очень хорошо понял,
что во всей этой истории скрывались какие-нибудь сильные плутни ее братца.
— Вопрос тут не
во мне, — начал Вихров, собравшись, наконец, с силами высказать все,
что накопилось у него на душе, — может быть, я сам
во всем виноват и действительно никуда и
ни на
что не гожусь; может быть, виновата в том злосчастная судьба моя, но — увы! — не я тут один так страдаю, а сотни и тысячи подчиненных, которыми начальство распоряжается чисто для своей потехи.
— Это, брат, еще темна вода
во облацех,
что тебе министры скажут, — подхватил Кнопов, — а вот гораздо лучше по-нашему, по-офицерски, поступить; как к некоторым полковым командирам офицеры являлись: «Ваше превосходительство, или берите другой полк, или выходите в отставку, а мы с вами служить не желаем; не делайте
ни себя,
ни нас несчастными, потому
что в противном случае кто-нибудь из нас, по жребию, должен будет вам дать в публичном месте оплеуху!» — и всегда ведь выходили;
ни один не оставался.
— Ну-с, мой милый, у меня всегда было священнейшим правилом,
что с друзьями пить сколько угодно, а одному —
ни капли. Au revoir! Успеем еще, спрыснем как-нибудь! — проговорил Петр Петрович и, поднявшись
во весь свой огромный рост, потряс дружески у Вихрова руку, а затем он повернулся и на своих больных ногах присел перед Грушей.
— Нет, не глупости! — воскликнул, в свою очередь, Живин. — Прежде, когда вот ты, а потом и я, женившись, держали ее на пушкинском идеале, она была женщина совсем хорошая; а тут, как ваши петербургские поэты стали воспевать только
что не публичных женщин, а критика — ругать всю Россию наповал, она и спятила, сбилась с панталыку: сначала объявила мне,
что любит другого; ну, ты знаешь, как я всегда смотрел на эти вещи. «Очень жаль, говорю, но,
во всяком случае,
ни стеснять,
ни мешать вам не буду!»
Что наш аристократизм и демократизм совершенно миражные все явления, в этом сомневаться нечего; сколько вот я
ни ездил по России и
ни прислушивался к коренным и любимым понятиям народа, по моему мнению, в ней не должно быть никакого деления на сословия — и она должна быть, если можно так выразиться, по преимуществу, государством хоровым, где каждый пел бы
во весь свой полный, естественный голос, и в совокупности выходило бы все это согласно…
Неточные совпадения
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я не посмотрю
ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде.
Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В
чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, //
Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и
во время мирное // Ходил
ни сыт
ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
Стародум(приметя всех смятение).
Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне,
что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто б он
ни был, будет иметь
во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.
Известно только,
что этот неизвестный вопрос
во что бы
ни стало будет приведен в действие.
Необходимо, дабы градоначальник имел наружность благовидную. Чтоб был не тучен и не скареден, рост имел не огромный, но и не слишком малый, сохранял пропорциональность
во всех частях тела и лицом обладал чистым, не обезображенным
ни бородавками,
ни (от
чего боже сохрани!) злокачественными сыпями. Глаза у него должны быть серые, способные по обстоятельствам выражать и милосердие и суровость. Нос надлежащий. Сверх того, он должен иметь мундир.
