Неточные совпадения
— Да, но ко
мне почему-то не зашла; о тебе только спросила… — Слова эти княгиня тоже заметно старалась произнести равнодушно; но все-таки они у ней вышли как-то суше обыкновенного. — Очень уж тебя ждали здесь все твои любимые дамы! — присовокупила она, улыбаясь и как бы желая тем скрыть то, что
думала.
— Вам, как медику, совестно,
я думаю, об этом и спрашивать и беспокоиться, — проговорил насмешливо князь.
Целую лекцию прочтет ему из медицины, а тот и
думает: «Ай, какой мудрец-всезнайка!» А
я, извините
меня, за грех всегда считал это делать.
— Нам,
я думаю, лучше всего начать с теории Дарвина [Теории Дарвина. — Речь идет о работе Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора» (1859).], — произнес он.
— Книжка эта довольно толстая… — продолжал князь и, не откладывая времени, встал и взял со стола одну из книг. —
Я думаю, мы можем и начать! — повторил он.
— Но вы так мало были у нас, что она,
я думаю, просто не успела этого сделать, — возразил князь.
Это уж слишком!» Обедать у Анны Юрьевны князь тоже любил, потому что в целой Москве,
я думаю, нельзя было найти такого пикантного и приятного на мужской вкус обеда, как у ней.
— Je crois qu'elle est tres apathique [
Я думаю, что она слишком апатична (франц.).], — продолжала Анна Юрьевна.
— Fi donc, mon cher! [Полноте, мой дорогой! (франц.).] У всех русских,
я думаю, особенно которые из бедных вышли, такие же рожи и мысли.
— И не
думает, не
думает нисколько! — воскликнула Елизавета Петровна. —
Я затем вам и говорю: вы прямо им скажите, что
я дело затею непременно!
—
Я думаю, можно, — отвечал князь, несколько удивленный ее словами и встречею с нею.
«Она-то
меня все-таки любит, а
я уж ее нисколько!» —
подумала Елена с некоторою болью в сердце.
— Как же вы не
думали? Вы стерегли нас, как
я не знаю что! — возразила ей Елена.
— А потому, — отвечала Елена, — что жена ваша и без того, вероятно,
думает, что
я разоряю вас…
—
Я и сама
думаю, что ему надобно съездить, — проговорила та.
— Ты
думаешь, а
я не
думаю! — произнес сердито князь, кидая письмо на стол. — Черт знает, какая-то там полоумная старуха — и поезжай к ней!.. Что
я для нее могу сделать? Ничего! — говорил он, явно вспылив.
— Что значит?
Я думаю, что обыкновенно это значит, — отвечала Елизавета Петровна. — Беременна, кажется, — произнесла она, помолчав немного и более тихим голосом, чем обыкновенно говорила.
— И потому, господин его сиятельство, — продолжала Елизавета Петровна, как-то гордо поднимая свою громадную грудь, — теперь этими пустяками, которые нам дает, не
думай у
меня отделаться; как только ребенок родится, он его сейчас же обеспечь двадцатью или тридцатью тысячами, а не то
я возьму да и принесу его супруге на окошко: «На поди, нянчись с ним!» Вы, пожалуйста, так опять ему и передайте.
— Как не
думал? — воскликнул барон. —
Я положительно знаю, что водопровод ваш и Сухареву башню построил Брюс.
—
Я согласен, что нельзя знать всех законов в подробностях, — сказал барон, — но главные,
я думаю, все вообще знают: кто же не знает, что воровство, убийство есть преступление?
— А что, если
я сама кого полюблю, как тебе это покажется? — присовокупила княгиня уже внушительным тоном: она, кажется,
думала сильно напугать этим мужа.
— Тем, что мы горничной,
я думаю, не желаем в доме иметь с такими милыми качествами, а вы хотите, чтобы у вас жена была такая.
— А
меня они, как
думают, погубили или нет? — спросила княгиня.
— Что они
меня куклой, что ли, считают, которая ничего не должна ни чувствовать, ни понимать, — продолжала княгиня и даже раскраснелась от гнева, — они
думают, что
я так им и позволю совершенно овладеть мужем?
— Все мужья на свете,
я думаю, точно так же отзываются о своих соперниках! — проговорил как бы больше сам с собою Миклаков. — А что, скажите, княгиня когда-нибудь говорила вам что-нибудь подобное об Елене? — спросил он князя.
— Да ничем,
я думаю, кроме некоторой рассудительности!
— Нисколько!.. Нисколько!.. Вы должны извиняться передо
мною совершенно в другом!.. — воскликнула княгиня, и голос ее в этом случае до того был искренен и правдив, что князь невольно
подумал: «Неужели же она невинна?» — и вместе с тем он представить себе без ужаса не мог, что теперь делается с Еленой.
— А
я так, признаться, очень обрадовалась, увидав вас, — подхватила она, — и
думала, что с вами непременно гуляет наш пропавший князь Григоров.
—
Я думаю, он не столько от усталости не желает кушать… — произнесла она несколько двусмысленным тоном.
— Э, так
я силой к нему взойду! — сказал Миклаков и, не долго
думая, вышел из сеней в небольшой садик, подошел там к довольно низкому из кабинета окну, отворил его, сорвав с крючка, и через него проворно вскочил в комнату.
— А вы как
думаете! — отвечал Миклаков. —
Я принадлежу к такого рода счастливцам, которые с других только могут стаскивать что-нибудь, а с
меня никто ничего!
Кокетничая с ним,
я думала этим возвратить вашу любовь ко
мне, которая была, есть и будет всегда для
меня дороже всего, и если вы дадите
мне ее снова,
я сочту себя счастливейшим существом в мире.
—
Я тут ничего не говорю о князе и объясняю только различие между своими словами и чужими, — отвечал Миклаков, а сам с собой в это время
думал: «Женщине если только намекнуть, что какой-нибудь мужчина не умен, так она через неделю убедит себя, что он дурак набитейший». — Ну, а как вы
думаете насчет честности князя? — продолжал он допрашивать княгиню.
— И все мужчины,
я думаю, такие! — сказала княгиня.
— Что вы влюблены — в этом… je ne doute guere!.. [
я почти не сомневаюсь!.. (франц.).] Но чтобы и вам не отвечали тем же — не
думаю! — проговорила она.
— Вы
думаете? Но к кому же
я в таком случае обратиться должна? — воскликнула Анна Юрьевна.
— Не знаю, — отвечал протяжно барон, —
мне бы очень не хотелось!..
Думаю приискать себе где-нибудь квартиру.
— Но в чем же вы спорить со
мной тут
думали? — спросила Анна Юрьевна.
— Как вы не знаете? — воскликнула Елена. — Вы знали,
я думаю, что
я всю честь мою, все самолюбие мое ставила в том, чтобы питаться своими трудами и ни от кого не зависеть, и вдруг оказывается, что вы перешепнулись с милой маменькой моей, и
я содержанкой являюсь, никак не больше, самой чистейшей содержанкой!
— Теперь, конечно, давайте! Не с голоду же умирать! — отвечала Елена, пожимая плечами. — Не
думала я так повести жизнь, — продолжала она почти отчаянным голосом, — и вы, по крайней мере, — отнеслась она к князю, — поменьше
мне давайте!.. Наймите
мне самую скромную квартиру — хоть этим отличиться немного от содержанки!
— Речь идет о поэме А.С.Пушкина «Полтава» (1829).] у Пушкина сказал: «Есть третий клад — святая месть, ее готовлюсь к богу снесть!»
Меня вот в этом письме, — говорила Елена, указывая на письмо к Анне Юрьевне, — укоряют в вредном направлении; но, каково бы ни было мое направление, худо ли, хорошо ли оно,
я говорила о нем всегда только с людьми, которые и без
меня так же
думали, как
я думаю; значит,
я не пропагандировала моих убеждений!
— Но, прежде чем передавать ему такие убеждения, — возразил князь, видя, что Елена все больше и больше выходит из себя, — вам надобно позаботиться, чтобы здоровым родить его, а потому успокойтесь и не
думайте о той неприятности, которую
я имел глупость передать вам.
— Да!.. Да!.. — повторил Адольф Иваныч с важностью. — И он тоже совершенно со
мной согласен, что в России нужней всего просвещение. Русский работник, например, мужик русский — он не глуп, нет!.. Он не просвещен!.. Он только
думает, что если праздник, так он непременно должен быть пьян, а будь он просвещен, он знал бы, что праздник не для того, а чтобы человек отдохнул, — согласны вы с этим?
— Не
думаю!.. Что пьяница — это
я слышала; но об уме его что-то никто не говорит!..
— Ну,
я имею причины
думать совсем другое! — возразила г-жа Петицкая.
— Да так,
мне тоже;
я сам, впрочем, имел глупость: тогда князь тотчас же после родов предлагал
мне тысячу рублей, а
я не взял. Как
думаю, брать в такую минуту, — сами согласитесь!
— Да ведь то-то после заплатит — к-ха!.. Как тоже он понял мои слова? Может быть, он
думает, что
я никогда не хочу с него брать денег… Нельзя ли вам этак, стороной, им сказать: — «А что, мол, платили ли вы доктору? — Пора, мол, везде уж по истечении такого времени платят!»
— Ни за что, ни за что! — воскликнула акушерка. — Они, пожалуй,
подумают, что этим
я хочу о плате себе напомнить, ни за что!
— Целую тысячу, — повторил Елпидифор Мартыныч, неизвестно каким образом сосчитавший, сколько ему князь давал. — Но
я тут, понимаете, себя не помнил — к-ха!.. Весь исполнен был молитвы и благодарности к богу — к-ха…
Мне даже, знаете, обидно это показалось:
думаю,
я спас жизнь — к-ха! — двум существам, а
мне за это деньгами платят!.. Какие сокровища могут вознаградить за то?.. «Не надо, говорю,
мне ничего!»
— Согласен, что так, но что же прикажете с характером своим делать? Не надо да не надо!.. Проходит после того день, другой, неделя, а они все, может быть,
думают, что
мне не надо, — так
я на бобах и остался!