Неточные совпадения
— Никогда! Ни за что! — воскликнула Елена, догадавшаяся, что хочет сказать мать. — Я могла пойти к
князю, — продолжала она с каким-то сдержанным достоинством: — и просить у него места, возможности трудиться; но больше этого я ни от кого, никогда и ничего не
приму.
Он на этот раз представил ее княгине, которая на первых порах
приняла Елену очень любезно и просила бывать у них в доме, а
князь, в свою очередь, выпросил у Елены позволение посетить ее матушку, и таким образом, они стали видеться почти ежедневно.
Князь и княгиня не
принимают его…
Покуда княгиня приводила себя в порядок, Анна Юрьевна ходила взад и вперед по комнате, и мысли ее
приняли несколько иное течение: прежде видя
князя вместе с княгиней и
принимая в основание, что последняя была tres apathique, Анна Юрьевна считала нужным и неизбежным, чтобы он имел какую-нибудь альянс на стороне; но теперь, узнав, что он уже имеет таковую, она стала желать, чтобы и княгиня полюбила кого-нибудь постороннего, потому что женщину, которая верна своему мужу, потому что он ей верен, Анна Юрьевна еще несколько понимала; но чтобы женщина оставалась безупречна, когда муж ей изменил, — этого даже она вообразить себе не могла и такое явление считала почти унижением женского достоинства; потому, когда княгиня, наконец, вышла к ней, она очень дружественно встретила ее.
Лицо
князя приняло еще более сердитое выражение.
— Вот вздор какой! — рассмеялся барон, видимо, стараясь
принять все эти слова
князя за приятельскую, не имеющую никакого смысла шутку; затем он замолчал, понурил голову и вскоре захрапел.
Часа в два княгиня возвратилась с бароном из церкви. M-me Петицкая уже дожидалась ее на террасе и поднесла имениннице в подарок огромный букет цветов, за который княгиня расцеловала ее с чувством. Вскоре затем пришел и
князь; он тоже подарил жене какую-то брошку, которую она
приняла от него, потупившись, и тихо проговорила: «Merci!»
Князю Елпидифор Мартыныч поклонился почтительно, но молча: он все еще до сих пор считал себя сильно им обиженным; а
князь, в свою очередь, почти не обратил на него никакого внимания и повел к жене в гостиную Миклакова, которого княгиня
приняла очень радушно, хоть и считала его несколько за юродивого и помешанного.
В саду, между тем, по распоряжению барона, засветили цветные фонари, и все кустики и деревца
приняли какой-то фантастический вид: посреди их гуляли как бы тоже фантастические фигуры людей. На скамейку, расположенную у того окна, у которого сидел
князь, пришли я сели Миклаков и Елена.
Князя они совершенно не могли видеть.
— Поняла, барыня! — отвечала краснощекая и еще более растолстевшая Марфуша. Несмотря на простоту деревенскую в словах, она была препонятливая. — А что же, барыня, мне делать, как я
князя не застану дома? — спросила она,
принимая письмо от Елизаветы Петровны и повязывая голову платочком.
Видя все это, Миклаков поматывал только головой, и чувство зависти невольно шевелилось в душе его. «Ведь любят же других людей так женщины?» — думал он. Того, что
князь Григоров застрелился, он нисколько не опасался. Уверенность эта, впрочем, в нем несколько поколебалась, когда они подъехали к флигелю, занимаемому
князем, и Миклаков, войдя в сени, на вопрос свой к лакею: «Дома ли
князь?», услышал ответ, что
князь дома, но только никого не велел
принимать и заперся у себя в кабинете.
— Наконец,
князь объясняет, что он органически, составом всех своих нервов, не может спокойно переносить положение рогатого мужа! Вот вам весь сей человек! — заключил Миклаков, показывая Елене на
князя. — Худ ли, хорош ли он, но
принимайте его таким, как он есть, а вы, ваше сиятельство, — присовокупил он
князю, — извините, что посплетничал на вас; не из злобы это делал, а ради пользы вашей.
Князь подал Миклакову письмо княгини, которое тот внимательно прочел, и вслед за тем все лицо его
приняло какое-то умиленное выражение.
— Совершенно верно-с… Жаль только, что женщины иногда совсем не то
принимают за ум, что следует!.. В чем именно, по-вашему, ум
князя проявляется?
Барон же старался
принять вид, что как будто бы совершенно не понял намека
князя.
Барон, нечего делать, поднялся и поехал, а через какой-нибудь час вернулся и привез даже с собой
князя. Сей последний не очень, по-видимому, встревожился сообщенным ему известием, что отчасти происходило оттого, что все последнее время
князь был хоть и не в веселом, но зато в каком-то спокойном и торжественном настроении духа: его каждоминутно занимала мысль, что скоро и очень скоро предстояло ему быть отцом. О, с каким восторгом и упоением он готов был
принять эту новую для себя обязанность!..
Князь и Елена в этот самый день именно и недоумевали, каким образом им пригласить священников крестить их ребенка: идти для этого к ним
князю самому — у него решительно не хватало духу на то, да и Елена находила это совершенно неприличным; послать же горничную звать их — они, пожалуй, обидятся и не придут. Пока Елена и
князь решали это, вдруг к ним в комнату вбежала кухарка и доложила, что маменька Елены Николаевны приехала и спрашивает: «
Примут ли ее?».
— А у вас трое было детей? — спросил ее
князь ласково. Он очень уж благодарен был Елизавете Петровне, что она
принимала на себя крестинные хлопоты.
— Нет, зачем же?.. — возразил ей
князь. —
Прими, скажи, что просят! — возразил он лакею.
Лицо барона
приняло скучающее выражение и напомнило несколько то выражение, которое он имел в начале нашего рассказа, придя с
князем в книжную лавку; он и теперь также стал рассматривать висевшую на стене карту. Наконец, Анна Юрьевна сделала восклицание.
—
Князь сказал мне, что на дому вы меня не
примете, а потому я хотела по крайней мере здесь, на пути вашем, пожелать вам всего хорошего…
Жуквич, войдя к Елене, которая
приняла его в большой гостиной, если не имел такого подобострастного вида, как перед
князем, то все-таки довольно низко поклонился Елене и подал ей письмо Миклакова. Она, при виде его, несколько даже сконфузилась, потому что никак не ожидала в нем встретить столь изящного и красивого господина. Жуквич, с своей стороны, тоже, кажется, был поражен совершенно как бы южною красотой Елены. Не зная, с чего бы начать разговор с ним, она проговорила ему...
Жуквич
принял всю эту любезность
князя с некоторым недоумением и кидаемыми на Елену беглыми взглядами как бы спрашивал ее, что это значит.
При последних словах
князя лицо Жуквича
приняло какое-то соображающее выражение.
— О, с великим удовольствием! — воскликнул тот, заметно обрадованный просьбой
князя, и,
принимая его руку в обе свои руки, крепко пожал ее.
— У меня есть маленькая ловкость в руках! — отвечал с легкою улыбкой Жуквич и при этом, как бы невольно, поласкал одну свою руку другою рукою, а потом его лицо сейчас опять
приняло невеселое выражение. — Вы так-таки ж после того с
князем и не разговаривали? — проговорил он.
Эти пятнадцать тысяч ему следовало бы подарить!» — решил
князь мысленно; но в то же время у него в голове сейчас явилось новое противоречие тому: «Этими пятнадцатью тысячами дело никак бы не кончилось, — думал он, — Елена, подстрекаемая Жуквичем, вероятно, пойдет по этому пути все дальше и дальше и, чего доброго, вступит в какой-нибудь польский заговор!»
Князь был не трус, готов был стать в самую отчаянную и рискованную оппозицию и даже с удовольствием бы
принял всякое политическое наказание, но он хотел, чтоб это последовало над ним за какое-нибудь дорогое и близкое сердцу его дело.
Здесь он скоро разыскал квартиру Елены, где попавшаяся ему в дверях горничная очень сконфузилась и не знала:
принимать его или нет; но
князь даже не спросил ее: «Дома ли госпожа?» — а прямо прошел из темной передней в следующую комнату, в которой он нашел Елену сидящею за небольшим столиком и пишущею какие-то счеты. Увидев его, она немножко изменилась в лице;
князь же, видимо, старался
принять на себя веселый и добрый вид.
Князь эти слова Елены
принял за самую горькую насмешку.
Князь между тем рвался от нетерпения, и ему начинали приходить в голову подозрения, что не удрал ли от него Жуквич; но двери отворились, и тот вошел с своим молодым товарищем. Оба они постарались
принять спокойный вид, и молодой человек по-прежнему уже имел свою гордую осанку. Жуквич сначала отрекомендовал его
князю, а потом Оглоблину. Молодой человек, кланяясь, сгибал только немного голову на своей длинной шее.
Когда барон приехал в первый раз к
князю, тот
принял его довольно сухо; но барон, однако, отнесся к нему так симпатично, с таким дружеским участием, с такими добрыми и ласкающими манерами, что
князь невольно смягчился, и когда барон уехал, он переговорил по этому поводу с женою.
Дамы усаживались поближе к лампе; вскоре за тем приезжал барон, подавали чай, и начинался о том, о сем негромкий разговор, в котором
князь редко
принимал какое-нибудь участие.
Елена не стала с ним более разговаривать об этом происшествии и по наружности оставалась спокойной; но когда Елпидифор Мартыныч ушел от нее, то лицо Елены
приняло почти отчаянное выражение: до самой этой минуты гнев затемнял и скрывал перед умственными очами Елены всякое ясное воспоминание о
князе, но тут он как живой ей представился, и она поняла, до какой степени
князь любил ее, и к вящему ужасу своему сознала, что и сама еще любила его.