Неточные совпадения
Барон вскоре раскланялся с ним и ушел в один из переулков;
князь же
продолжал неторопливо шагать по Невскому.
— Нет, не так-с! —
продолжал князь, краснея в лице. — Любимцы у нас не столько служат, сколько услуживают женам, дочерям, любовницам начальников…
— Совершеннейшее! — воскликнул
князь, смотря на потолок. — А что, —
продолжал он с некоторой расстановкой и точно не решаясь вдруг спросить о том, о чем ему хотелось спросить: — Анна Юрьевна ничего тебе не говорила про свою подчиненную Елену?.. — Голос у него при этом был какой-то странный.
— Вы сделаете то, —
продолжала Елена, и черные глаза ее сплошь покрылись слезами, — вы сделаете то, что я в этаком холоду не могу принять
князя, а он сегодня непременно заедет.
— Никогда! Ни за что! — воскликнула Елена, догадавшаяся, что хочет сказать мать. — Я могла пойти к
князю, —
продолжала она с каким-то сдержанным достоинством: — и просить у него места, возможности трудиться; но больше этого я ни от кого, никогда и ничего не приму.
— Книжка эта довольно толстая… —
продолжал князь и, не откладывая времени, встал и взял со стола одну из книг. — Я думаю, мы можем и начать! — повторил он.
— Поверьте вы мне-с, —
продолжала она милым, но в то же время несколько наставническим тоном, — я знаю по собственному опыту, что единственное счастье человека на земле — это труд и трудиться; а вы,
князь, извините меня, ничего не делаете…
— Что же, после этого, —
продолжал князь, — стало быть, вы во мне видите какого-то грубого, грязного волокиту?
— Если ее дома нет, то отыщи ее там, куда она уехала, хоть бы на дне морском то было, — понимаешь?.. —
продолжал князь тем же отрывистым и почти угрожающим голосом.
— А скажи, отчего это она, —
продолжал князь, — двух слов не дает нам сказать наедине?
— Наконец, я прямо тебе говорю, —
продолжал князь, — я не в состоянии более любить тебя в таких далеких отношениях… Я хочу, чтобы ты вся моя была, вся!..
— Только они меня-то, к сожалению, не знают… —
продолжала между тем та, все более и более приходя в озлобленное состояние. — Я бегать да подсматривать за ними не стану, а прямо дело заведу: я мать, и мне никто не запретит говорить за дочь мою. Господин
князь должен был понимать, что он — человек женатый, и что она — не уличная какая-нибудь девчонка, которую взял, поиграл да и бросил.
— Теперь еще я хотела тебя спросить, —
продолжала она каким-то даже умильным голосом, — отчего у нас
князь не бывает совсем?
— Ты, пожалуйста, попроси
князя бывать у нас. Мне очень грустно, очень неприятно, что он так понимает меня! —
продолжала Елизавета Петровна.
Князь, оставшись один, погрузился в размышления. Его смутили слова Елены о постигающих ее припадках: что, если эти припадки подтвердятся? Страх и радость наполнили при этой мысли сердце
князя: ему в первый раз еще предстояло это счастие; но как встретить это событие, как провести его потом в жизни? Когда Елена вошла в шляпке и бурнусе, он все еще
продолжал сидеть, понурив голову, так что она принуждена была дотронуться веером до его плеча.
— Потому что, —
продолжала Елена, — каким же образом можно было до такой степени полюбить господина Долгорукова, человека весьма дурных качеств и свойств, как говорит нам история, да и вообще кого из русских
князей стоит так полюбить?
А шутки в сторону, —
продолжала она как бы более серьезным тоном, — скажите мне, был ли из русских
князей хоть один настоящим образом великий человек, великий полководец, великий поэт, ученый, великий критик, публицист?..
— Вы лучше других знаете, —
продолжал князь, как бы желая оправдаться перед бароном, — что женитьба моя была решительно поступок сумасшедшего мальчишки, который не знает, зачем он женится и на ком женится.
—
Князя я не увижу, конечно, —
продолжал Елпидифор Мартыныч, — его, может, дома нет, да и не любит ведь он меня.
— Но отчего же остальные девять свою волю должны будут подчинять этому десятому: это тоже своего рода насилие, —
продолжал князь.
— Барыня еще просила вас непременно поутру зайти к ним, —
продолжала снова горничная, обращаясь к
князю.
— Что удивительнее всего, —
продолжал князь, — все эти умные женщины, так называемые bas bleux [синие чулки (франц.).], обыкновенно бывают некрасивы, а в тебе четыре прелести: ум, образование, красота и грация!
Князь при этом потемнел даже весь в лице: если бы княгиня
продолжала сердиться и укорять его, то он, вероятно, выдержал бы это стойко, но она рыдала и говорила, что еще любит его, — это было уже превыше сил его.
— Нет, я ее не разлюблю! — отвечал
князь,
продолжая смотреть в окно.
— Ну, в этом случае мы никогда с тобой не столкуемся! — сказал
князь и не хотел более
продолжать разговора об этом.
— Именно вытурят из Москвы!.. — согласилась с удовольствием княгиня. — И потом объясните вы этой девчонке, —
продолжала она, — что это верх наглости с ее стороны — посещать мой дом; пусть бы она видалась с
князем, где ей угодно, но не при моих, по крайней мере, глазах!.. Она должна же хоть сколько-нибудь понять, что приятно ли и легко ли это мне, и, наконец, я не ручаюсь за себя: я, может быть, скажу ей когда-нибудь такую дерзость, после которой ей совестно будет на свет божий смотреть.
— Кто же, однако, еще у тебя будет? —
продолжал князь разговаривать с женой о предстоящем вечере.
— Неприятнее всего тут то, —
продолжал князь, — что барон хоть и друг мне, но он дрянь человечишка; не стоит любви не только что княгини, но и никакой порядочной женщины, и это ставит меня решительно в тупик… Должен ли я сказать о том княгине или нет? — заключил он, разводя руками и как бы спрашивая.
— Мы поедем таким образом, —
продолжал князь, — ты с бароном в кабриолете, а я с Еленой в фаэтоне!
— Я голову вам размозжу, если вы осмелитесь хоть улыбнуться при мне! —
продолжал кричать на молодых людей
князь, причем Архангелов желал только извиниться как-нибудь перед ним, а товарищ его, напротив, делал сердитый вид, но возражать, однако, ничего не решился.
— Добрейшая и чистейшая женщина, каких когда-либо я встречал, —
продолжал Миклаков. — Вы сколько лет женаты? — прибавил он
князю.
— Всего бы было удобнее… —
продолжал князь, пожимая плечами, — если бы вы, по доброте вашей ко мне, взяли на себя это поручение.
— А я полагала, что вы не застали его дома, —
продолжала княгиня, все еще думавшая, что Миклаков приехал к
князю.
— Я тут ничего не говорю о
князе и объясняю только различие между своими словами и чужими, — отвечал Миклаков, а сам с собой в это время думал: «Женщине если только намекнуть, что какой-нибудь мужчина не умен, так она через неделю убедит себя, что он дурак набитейший». — Ну, а как вы думаете насчет честности
князя? —
продолжал он допрашивать княгиню.
— Что ж прямо и искренно говорить!.. — возразил Миклаков. — Это, конечно, можно делать из честности, а, пожалуй, ведь и из полного неуважения к личности другого… И я так понимаю-с, —
продолжал он, расходившись, — что
князь очень милый, конечно, человек, но барчонок, который свой каприз ставит выше счастия всей жизни другого: сначала полюбил одну женщину — бросил; потом полюбил другую — и ту, может быть, бросит.
— Что же вы в гостинице, что ли, где-нибудь будете жить? —
продолжал князь и при этом мельком взглянул на княгиню. Он, наверное, полагал, что это она потребовала, чтобы барон переехал от них; но та сама смотрела на барона невиннейшими глазами.
— Теперь, конечно, давайте! Не с голоду же умирать! — отвечала Елена, пожимая плечами. — Не думала я так повести жизнь, —
продолжала она почти отчаянным голосом, — и вы, по крайней мере, — отнеслась она к
князю, — поменьше мне давайте!.. Наймите мне самую скромную квартиру — хоть этим отличиться немного от содержанки!
— Тут один какой-то мерзавец, —
продолжал князь после короткого молчания и с заметным усилием над собой, — вздумал ко мне написать извещение, что будто бы вы любите Миклакова.
— Но вы ошибаетесь, —
продолжал князь. — Никакой ваш ответ не может оскорбить меня, или, лучше сказать, я не имею даже права оскорбляться на вас: к кому бы вы какое чувство ни питали, вы совершенно полновластны в том!.. Тут только одно: о вашей любви я получил анонимное письмо, значит, она сделалась предметом всеобщей молвы; вот этого, признаюсь, я никак не желал бы!..
— А вот мы сейчас с княгиней решили, —
продолжал князь, — что нам, чем морочить добрых людей, так лучше явно, во всеочию разойтись!
— Ну, я с ним поговорю по этому поводу, —
продолжал Миклаков; ему и прежде того еще очень хотелось побеседовать с
князем. — Доложи
князю, что я желаю его видеть, — присовокупил он стоявшему в дверях лакею и ожидавшему приказания.
— Я хотел бы вас спросить… — заговорил
князь, по-прежнему не глядя на Елену, — о том презрении, которое вы так беспощадно высказали мне в прошлый раз: что, оно постоянно вам присуще?.. — И
князь не
продолжал далее.
— Ну, не извольте дуться, извольте быть веселым! — проговорила она, вставая с своего места и садясь
князю на колени. — Говорят вам, улыбнитесь! —
продолжала она, целуя и теребя его за подбородок.
— Ну вот, душка, merci за это, отлично ты это сделал! — проговорила Елена и опять начала целовать
князя. — Знаешь что, —
продолжала она потом каким-то даже заискивающим голосом, — мне бы ужасно хотелось проститься с княгиней.
Всего этого
князь ничего не замечал и не подозревал и, думая, что Елена, по случаю отъезда княгини, совершенно довольна своей жизнию и своим положением,
продолжал безмятежно предаваться своим занятиям; но вот в одно утро к нему в кабинет снова явился Елпидифор Мартыныч.
— А я сейчас к малютке вашему заходил, — краснушка в городе свирепствует! —
продолжал Елпидифор Мартыныч, думая этим заинтересовать
князя, но тот все-таки молчал. — Лепетать уж начинает и как чисто при мне выговорил два слова: няня и мама, — прелесть! — подольщался Елпидифор Мартыныч.
— К-ха! — откашлянулся Елпидифор Мартыныч. — Да говорит, —
продолжал он, — «когда
князь жив, то, конечно — к-ха! — мы всем обеспечены, а умер он, — что, говорит, тогда с ребенком будет?»
— И дочь ее будет обеспечена! —
продолжал князь.
Елпидифор Мартыныч только взорами своими
продолжал как бы спрашивать
князя: кто такой этот Жуквич?
— Черт его знает, что за человек!.. Что поляк — это я знаю! — произнес
князь,
продолжая свое чтение.