Глумов. А вот еще обстоятельство! Чтоб со стороны
не подумали чего дурного, ведь люди злы, вы меня познакомьте с Турусиной. Там уж я открыто буду ухаживать за племянницей, даже, пожалуй, для вас, если вам угодно, посватаюсь. Вот уж тогда действительно будут и волки сыты, и овцы целы.
Неточные совпадения
Глумов. Да помилуйте! Будь он бедный человек, я бы ему, кажется, руки целовал, а он человек богатый; придешь к нему за советом, а он
подумает,
что за деньгами. Ведь как ему растолкуешь,
что мне от него ни гроша
не надобно,
что я только совета жажду, жажду — алчу наставления, как манны небесной. Он, говорят, человек замечательного ума, я готов бы целые дни и ночи его слушать.
Даже, бывало, запрещаешь ему;
подумают,
что нарочно научили; так потихоньку, чтоб никто
не видал, подойдет и поцелует.
Не рассуждать, когда
не приказывают, смеяться, когда начальство вздумает сострить,
думать и работать за начальников и в то же время уверять их со всевозможным смирением,
что я, мол, глуп,
что все это вам самим угодно было приказать.
Мамаева.
Не верю,
не верю. Вы хотите в таких молодых годах показать себя материалистом, хотите уверить меня,
что думаете только о службе, о деньгах.
Машенька. Удивительно! Я
не знаю,
что и
думать об этом.
Турусина. Уж ты разговорилась очень. Я устала, дай мне отдохнуть, немного успокоиться. (Целует Машеньку; она уходит.) Милая девушка! На нее и сердиться нельзя; она и сама, я
думаю,
не понимает,
что болтает. Где же ей понимать? Так лепечет. Я все силы употреблю, чтобы она была счастлива; она вполне этого заслуживает. Сколько в ней благоразумия и покорности! Она меня тронула почти до слез своею детскою преданностью. Право, так взволновала меня. (Нюхает спирт.)
Какая потеря для Москвы,
что умер Иван Яковлич! Как легко и просто было жить в Москве при нем… Вот теперь я ночи
не сплю, все
думаю, как пристроить Машеньку: ну, ошибешься как-нибудь, на моей душе грех будет. А будь жив Иван Яковлич, мне бы и
думать не о
чем. Съездила, спросила — и покойна. Вот когда мы узнаём настоящую-то цену человеку, когда его нет!
Не знаю, заменит ли его Манефа, а много и от нее сверхъестественного.
Я
думаю, это оттого,
что на театре трагедий
не дают.
Крутицкий. Но он, кажется, парень с сердцем. Вы, говорит, ваше превосходительство,
не подумайте,
что я из-за денег. Звал меня в посаженые отцы: сделайте, говорит, честь. Ну,
что ж
не сделать! Я, говорит,
не из приданого; мне, говорит, девушка нравится. Ангел, ангел, говорит, и так с чувством говорит. Ну,
что ж, прекрасно. Дай ему Бог. Нет, а вы возьмите, вот в «Донском». (Декламирует.)
Господин Голядкин взял шляпу, хотел было мимоходом маленько оправдаться в глазах Петрушки, чтоб
не подумал чего Петрушка особенного, — что вот, дескать, такое-то обстоятельство, что вот шляпу позабыл и т. д., — но так как Петрушка и глядеть не хотел и тотчас ушел, то и господин Голядкин без дальнейших объяснений надел свою шляпу, сбежал с лестницы и, приговаривая, что все, может быть, к лучшему будет и что дело устроится как-нибудь, хотя чувствовал, между прочим, даже у себя в пятках озноб, вышел на улицу, нанял извозчика и полетел к Андрею Филипповичу.
— Что же, это хорошо, — ответила,
не думая что говорит, Форова и, худо скрывая свое неудовольствие, очень скоро ушла к Синтяниной, к которой явилась оживленная искусственною веселостью, и, комически шаркая и приседая, принесла генеральше поздравления.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я
думаю, еще ни один человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это за жаркое? Это
не жаркое.
Городничий.
Что, Анна Андреевна? а?
Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и во сне
не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с каким дьяволом породнилась!
Городничий. И
не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше
думаешь… черт его знает,
не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно,
что мне нужно есть. Деньги сами собою… Он
думает,
что, как ему, мужику, ничего, если
не поесть день, так и другим тоже. Вот новости!
Бобчинский (Добчинскому). Вот это, Петр Иванович, человек-то! Вот оно,
что значит человек! В жисть
не был в присутствии такой важной персоны, чуть
не умер со страху. Как вы
думаете, Петр Иванович, кто он такой в рассуждении чина?