Неточные совпадения
Разгорелись глаза у Марка Данилыча. То на Орошина взглянет, то других обведет вызывающим взглядом.
Не может
понять, что бы значили
слова Орошина. И Седов, и Сусалин хоть сами тюленем
не занимались, а цены ему знали. И они с удивленьем посматривали на расходившегося Орошина и то же, что Марко Данилыч, думали: «Либо спятил, либо в головушке хмель зашумел».
— Над вашими
словами всю ночь я раздумывала, — потупив глаза, робко и нерешительно молвила Дуня. — Много из того, что вы говорили, кажется, я
поняла, а иного никак
понять не могу…
— Трудно, милая, трудно, — отвечала Марья Ивановна. — В тайны сокровенные надо входить постепенно, иначе трудно
понять их… Вам странными, непонятными показались мои
слова, что надо умереть прежде смерти… А для меня это совершенно ясно… Ну
поймете ли вы, ежели я вам скажу:
не той смертью, после которой мертвого в землю зарывают, надо умереть, а совсем иною — тайною смертью.
И хозяин вдруг встревожится, бросится в палатку и почнет там наскоро подальше прибирать, что
не всякому можно показывать. Кто
понял речи прибежавшего паренька, тот, ни
слова не молвив, сейчас же из лавки вон. Тут и другие смекнут, что чем-то нездоровым запахло, тоже из лавки вон. Сколько бы кто ни учился, сколько бы ни знал языков, ежели он
не офеня или
не раскольник, ни за что
не поймет, чем паренек так напугал хозяина. А это он ему по-офенски вскричал: «Начальство в лавку идет бумаги читать».
— Кажется, немножко
понимаю, а впрочем, там много, что мне
не по уму, — с простодушной, детской откровенностью и милой простотой отвечала Дуня, восторженно глядя на Марью Ивановну и горячо целуя ее руку. — И в других книжках тоже
не всякое
слово могу
понимать… Неученая ведь я!.. А уж как рада я вам, Марья Ивановна!.. Вы ученая, умная — теперь вы мне все растолкуете.
— Нет,
не все, — немножко смутясь, ответила Дуня. — По вашим
словам, я каждую книгу по многу раз перечитывала и до тех пор читала одну и ту же, пока
не казалось мне, что я немножко начинаю
понимать. А все-таки
не знаю, правильно ли
понимаю. Опять же в иных книжках есть иностранные
слова, а я ведь неученая,
не знаю, что они значат.
— Вот до чего мы с вами договорились, — с улыбкой сказала Марья Ивановна. — В богословие пустились… Оставимте эти разговоры, Марко Данилыч. Писание — пучина безмерная, никому вполне его
не понять, разве кроме людей, особенной благодатью озаренных, тех людей, что имеют в устах «
слово живота»… А такие люди есть, — прибавила она, немного помолчав, и быстро взглянула на Дуню. —
Не в том дело, Марко Данилыч, —
не невольте Дунюшки и все предоставьте воле Божией. Господь лучше вас устроит.
— Тогда я
не сказала тебе, потому что ты
не поняла бы моих
слов, а теперь, как ты прочитала столько полезных книг и приняла сердцем все в них написанное,
понять ты можешь, хоть покамест и
не все еще.
Ни мычаний, ни мяуканья юродов, ни их неразумных
слов не понимали познавшие тайну сокровенную, но верили твердо, что люди, подобные Софронушке, вместилища божественного разума и что устами их говорит сама божественная премудрость.
— Когда дух святый снидет на тебя, душа твоя и тело обратятся в ничто, — сказала Катенька. — Ни тело тогда
не чувствует, ни душа. Нет ни мыслей, ни памяти, ни воли, ни добра, ни зла, ни разума, ни безумия… Ты паришь тогда в небесных кругах, и нет
слов рассказать про такое блаженство…
Не испытавши, невозможно его
понять… Одно
слово — соединенье с Богом. В самом раю нет радостей и наслажденья больше тех, какие чувствуешь, когда дух святый озарит твою душу.
— Экой грозный какой! — шутливо усмехаясь, молвил Марко Данилыч. — А ты полно-ка, Махметушка, скрытничать, я ведь, слава Богу,
не вашего закона. По мне, цари вашей веры хоть все до единого передохни либо перетопись в вине аль в ином хмельном пойле. Нам это
не обидно. Стало быть, умный ты человек — со мной можно тебе обо всем калякать по правде и по истине…
Понял, Махметка?.. А уж я бы тебя такой вишневкой наградил, что век бы стал хорошим
словом меня поминать. Да на-ка вот, попробуй…
Страшен этот недуг — человек все видит, все слышит, все
понимает, а
не может
слова сказать.
Будучи в восторге, сам своих
слов не поймешь и
не услышишь их, зато другим они будут поучением».
Никто
не противоречил, Варенька
поняла слова дяди и вся внезапно зарделась.
— Говори, Николаюшка, — отозвался Денисов. — Спокойно стану отвечать на твои вопросы, если только вдруг на меня
не накатит. А скажу я тебе, сподобился я дара — частенько на меня накатывает. Бываю вне ума, когда сходит на меня ум Божественный. Тогда, пожалуй, тебе и
не понять моих
слов… Дураком сочтешь, юродивым.
Другие после скажут, что говорил я на соборе, но ни они, ни сам я
не понимаем смысла небесных
слов.
А как теперь, со
слов отца Прохора,
поняла,
не я была нужна им, а тятенькин капитал…
Утомленная дальней дорогой, а потом пораженная смертью отца,
не говорила она ни
слова и даже мало
понимала из того, что ей говорили.
— Уж они тебя в поганую свою веру
не приводили ль? — спросила Дарья Сергевна. — Весной, как Марья Ивановна жила у нас, она ведь про какую-то новую веру рассказывала тебе да расхваливала ее. Я слышала сама из каморки, что возле твоей комнаты. Только что
слов ее тогда
понять не могла.
Дошли до этого трапа, Алексей задом, Патап Максимыч напирая на него. Что-то такое говорил Алексей, но взволнованный Патап Максимыч
не понимал его
слов, должно быть, каких-нибудь оправдательных. Оперся Алексей Лохматов о трап. Патап Максимыч был возле него. Трап растворился, и оба упали в воду.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Но позвольте, я еще
не понимаю вполне значения
слов. Если
не ошибаюсь, вы делаете декларацию насчет моей дочери?
Всечасное употребление этого
слова так нас с ним ознакомило, что, выговоря его, человек ничего уже
не мыслит, ничего
не чувствует, когда, если б люди
понимали его важность, никто
не мог бы вымолвить его без душевного почтения.
Тут только
понял Грустилов, в чем дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то
слово истины, конечно,
не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
Из всех этих
слов народ
понимал только: «известно» и «наконец нашли». И когда грамотеи выкрикивали эти
слова, то народ снимал шапки, вздыхал и крестился. Ясно, что в этом
не только
не было бунта, а скорее исполнение предначертаний начальства. Народ, доведенный до вздыхания, — какого еще идеала можно требовать!
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего
не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря другими
словами, Фердыщенко
понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам
не вполне уверен, точно ли его за эту правду
не посекут.