Неточные совпадения
Много годов работал, богатства смолою не нажил и вдруг сразу так разбогател, что не только с муромскими, с любым московским купцом в версту
мог стать.
Много разного вздору говорено было, а истинной правды никто допытаться не
мог.
— То-то, солдатик. А ты будь пооглядчивей да поопасливей… — внушительно сказал приказчику Марко Данилыч. — Не ровен час —
могут неприятности последовать. Больно-то
много слепых не набирай.
И долго, чуть не до самого свету, советовался он с Татьяной Андревной, рассказав ей, что говорил ему Марко Данилыч. Придумать оба не
могли, что бы это значило, и не давали веры тому, что сказано было про Веденеева. Обоим Дорониным Дмитрий Петрович очень понравился. Татьяна Андревна находила в нем
много сходства с милым, любезным Никитушкой.
И, не слушая Меркулова, пошел вон из номера. Исходил он все коридоры, перебудил
много народа, но, чего искал, того не достал. И бранился с половыми, и лаской говорил им, и денег давал — ничего не
мог поделать. Вспомнил, что в номере у него едва початая бутылка рейнвейна. И то хорошо, на безрыбье и рак рыба.
— Значит, сироту красть? Погони не чаешь… Дело!..
Можем и в том постараться… Останетесь
много довольны… Кони — угар. Стрижена девка косы не поспеет заплесть, как мы с тобой на край света угоним… Закладывать, что ли, а
может, перекусить чего не в угоду ли? Молочка похлебать с ситненьким не в охотку ли?.. Яичницу глазунью не велеть ли бабам состряпать? Солнышко вон уж куда поднялось — мы-то давно уж позавтракали.
На другой день отправился он в гостиницу, но там ничего не
мог разузнать. «Съехал, говорят, а куда съехал, не знают, не ведают. Много-де всякого звания здесь людей перебывает, где тут знать, кто куда с ярманки выехал».
В тот же день вечером Веденеев, сидя за чайным столом у Дорониных, рассказал, как собирал он вести про Петра Степаныча.
Много шутили,
много смеялись над тем, как провел он старого Самоквасова, но не
могли придумать, зачем понадобилось Петру Степанычу ехать в скиты за Волгу. При Лизе с Наташей Веденеев смолчал о Фленушке, но, улучив время, сказал о том и Зиновью Алексеичу, и Татьяне Андревне. Зиновий Алексеич улыбнулся, а Татьяна Андревна начала ворчать...
Домой собрáлась Аграфена Петровна. Накануне отъезда долго сидела она с Дуней, но сколько раз ни заводила речь о том, что теперь у нее на сердце, она ни одним словом не отозвалась… Сначала не отвечала ничего, потом сказала, что все, что случилось, было одной глупостью, и она давным-давно и думать перестала о Самоквасове, и теперь надивиться не
может, как это она
могла так
много об нем думать. «Ну, — подумала Аграфена Петровна, — теперь ничего. Все пройдет, все минет, она успокоится и забудет его».
— Над вашими словами всю ночь я раздумывала, — потупив глаза, робко и нерешительно молвила Дуня. —
Много из того, что вы говорили, кажется, я поняла, а иного никак понять не
могу…
Много на лету тенетнику, перелетные гуси то и дело садятся на землю, скворцы не летят на Вырей, значит, «бабье лето», а
может, и целая осень будет сухая и ведряная…
— Слышал, матушка, слышал и
много тому порадовался, — молвил Марко Данилыч. — Думаю: теперь почаще будем видаться с нашей барышней… Когда сам к ней с Дунюшкой съезжу, а когда и она,
может быть, к нам пожалует…
— Кажется, немножко понимаю, а впрочем, там
много, что мне не по уму, — с простодушной, детской откровенностью и милой простотой отвечала Дуня, восторженно глядя на Марью Ивановну и горячо целуя ее руку. — И в других книжках тоже не всякое слово
могу понимать… Неученая ведь я!.. А уж как рада я вам, Марья Ивановна!.. Вы ученая, умная — теперь вы мне все растолкуете.
— И к слову не
моги поминать о владыке, разве только прославляя святую его жизнь, ангельскую кротость, душевное смирение, неумытное правосудие и иные
многие архипастырские добродетели…
— Да полно вам тут! — во всю
мочь запищал Седов. — Чем бы дело судить, они на брань лезут. У Бога впереди дней
много, успеете набраниться, а теперь надо решать, как помогать делу. У доронинских зятьев видели каков караван! Страсть!.. Как им цен не сбить? Как раз собьют, тогда мы и сиди у праздника.
— А по-моему, вот бы как. Складчи́ны не надо, ну ее совсем!.. Пущай всяк при своем остается. Смекнемте-ка,
много ль денег потребуется на закуп всего каравана и сколь у кого наличных.
Можем ли собрать столько, чтобы все закупить? Кто знает, чего стоит весь товар по заявленным ценам?
Марко Данилыч, видимо, был тронут нежданным приездом Патапа Максимыча.
Много и сильно чувствовал он, но ни мыслей, ни чувств передать не
мог. Один лишь слезящийся глаз говорил, что больной все понимает.
Поп
много может повредить.
— И не пытайся понимать, — сказала Варенька. — Непостижимого умом нельзя постигнуть.
Много я тебе сказывала, но,
может быть, и сама
многого не знаю…
— Не удивляйся, — сказала она пришедшей в себя Дуне. — Люди простые, выражают восторг попросту, по-своему.
Многого не понимают и понять не
могут. А все-таки избрáнные сосуды благодати.
—
Может быть, — тоже улыбнувшись, сказала Марья Ивановна. — Только мне кажется, что тут она ничего не понимает, да и, кроме того,
многого,
многого еще не понимает.
— Ото всей нетленной души и от плотского сердца не престаю ежечасно благодарить Превышнего за неизреченные милости, мне бывающие. Воспеваю зелен вертоград, садочки пречистые, утреннюю зорюшку неугасающую, солнце правды, праведным сияющее, нескончаемый день Господень немерцающий. А насчет святого радения, прости немощного — скоро восемь десятков годов ляжет на кости мои,
много радеть на святом кругу не
могу.
—
Много вам благодарны остаемся, — сказал ей. — Дай вам Господи всякого благополучия и во всем доброго успеха. В чем же вам до меня надобность? С готовностью
могу все для вашей чести. Конечно, люди мы, как изволите знать, маленькие, подчиненные,
много сделать не
можем; а о чем спросите, ответ дадим с удовольствием.
— То-то, смотрите. У меня на этот счет строго. Высшее начальство обратило внимание на вашего брата. А то и в самом деле очень
много уж воли вы забрали, — проговорил, нахмурясь, городничий. — Так подайте объявление, а в день похорон я побываю у вас вот с господином стряпчим да еще,
может быть, кое с кем из чиновных. А что дочь покойника?
— После расскажу, после, когда буду у вас в Осиповке, — сказала Дуня, — а теперь, видит Бог, не
могу. Язык не поворотится. Знаете, отчего мне хочется покинуть этот город и в нем даже родительские могилки? Чтобы подальше быть от этих Луповицких, от Фатьянки, от Марьи Ивановны.
Много я от них натерпелась — говорить, так всего не перескажешь.
Много странствовал, но не
мог их найти.
— Вы, Авдотья Марковна, слышал я,
много книг перечитали и с образованными господами знакомство водите, так не
может же быть, чтоб и вам на ум не приходило, до чего дошел я чтением книг.
— Нет, не
могу, — сказал Мокей Данилыч. — Двадцать лет —
многое время, что мы не видались с ней. Я, как вам известно, был в бусурманском плену. Ни письма какого из дому и ни весточки какой-нибудь я не получивал. Мудрено ли в таком случае не узнать самых близких в прежние годы людей? Сами посудите, Патап Максимыч.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да у меня
много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О ты, что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь не
могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно,
многие на моем месте понеслись бы в атаку, а
может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Никто не
мог обвинить его в воинственной предприимчивости, как обвиняли, например, Бородавкина, ни в порывах безумной ярости, которым были подвержены Брудастый, Негодяев и
многие другие.
В сем приятном уединении он под видом ласки или шутливых манер
может узнать
много такого, что для самого расторопного сыщика не всегда бывает доступно.
Очень
может статься, что
многое из рассказанного выше покажется читателю чересчур фантастическим. Какая надобность была Бородавкину делать девятидневный поход, когда Стрелецкая слобода была у него под боком и он
мог прибыть туда через полчаса? Как
мог он заблудиться на городском выгоне, который ему, как градоначальнику, должен быть вполне известен? Возможно ли поверить истории об оловянных солдатиках, которые будто бы не только маршировали, но под конец даже налились кровью?