Неточные совпадения
«Рыскает он, — поучала учеников Анисья Терентьевна, — рыскает окаянный враг Божий по земле, и
кто, Богу не помолясь, спать ляжет,
кто в никонианскую церковь войдет,
кто в постный день молока хлебнет аль мастерицу в
чем не послушает, того железными крюками тотчас на мученье
во ад преисподний стащит».
Наперед повестил Василий Фадеев всех,
кто не знавал еще Марка Данилыча,
что у него на глазах горло зря распускать не годится и, пока не велит он го́ловы крыть, стой без шапок, потому
что любит почет и блюдет порядок
во всем.
Не очень бы, казалось, занятен был девицам разговор про тюлений жир, но две из них смутились: Дуня оттого,
что нечаянно взглядами с Самоквасовым встретилась, Лизавета Зиновьевна —
кто ее знает с
чего. Сидела она, наклонившись над прошивками Дуниной работы, и вдруг
во весь стан выпрямилась. Широко раскрытыми голубыми глазами с незаметной для других мольбой посмотрела она на отца.
Еще бабушка на мельнице с самых пеленок внушала им,
что нет на свете ничего хуже притворства и
что всяка ложь, как бы ничтожна она ни была, есть чадо диавола и
кто смолоду лжет, тот
во все грехи потом вступит и впадет на том свете в вечную пагубу.
Больше недели бесновался Марко Данилыч, отыскивая виноватых, метался на всех,
кто ни навертывался ему на глаза, даже на тех,
что во время пожара по своим деревням праздничную гульбу заканчивали.
— Эх, ваше степенство, — молвил с глубоким вздохом старый солдат. — Мила ведь сторона, где пупок резан, на
кого ни доведись; с родной-то стороны и ворона павы красней… Стар уж я человек, а все-таки истосковались косточки по родимой землице, хочется им лечь на своем погосте возле родителей, хочется схорониться
во гробу,
что из нашей сосны долблен.
Почти все согласились со Смолокуровым. То было у всех на уме,
что, ежели складочные деньги попадут к Орошину, охулки на руку он не положит, — возись после с ним, выручай свои кровные денежки. И за то «слава Богу» скажешь, ежели свои-то из его лап вытянешь, а насчет барышей лучше и не думай… Марку Данилычу поручить складчину — тоже нельзя, да и никому нельзя.
Кто себе враг?.. Никто
во грех не поставит зажилить чужую копейку.
Обратиться не к
кому — никто не любил Смолокурова, а теперь каждый того еще опасался,
что ежель поднимет его Бог с одра болезни, так, пожалуй, добром с ним и не разделаешься — скажет,
что обокрали его
во время болезни, дела привели в расстройство.
А когда стала она бывать на радениях, каждый раз приходила в восторженное состояние, «ходила в слове», пророчествовала, но
что кому говорила, не помнила ни
во время проречений, ни после.
— Вспоминала я про него, — почти вовсе неслышным голосом ответила Дуня крепко обнимавшей ее Аграфене Петровне. — В прошлом году
во все время,
что, помнишь, с нами в одной гостинице жил, он ни слова не вымолвил, и я тоже… Ты знаешь. И вдруг уехал к Фленушке.
Чего не вытерпела,
чего не перенесла я в ту пору… Но и тебе даже ни слова о том не промолвила, а с
кем же с другим было мне говорить… Растерзалась тогда вся душа моя. — И, рыдая, опустилась в объятья подруги.
— С тоски, Аграфена Петровна, с одной только тоски, — отвечал Самоквасов. — Опротивел мне Божий свет,
во всем я отчаялся. «Дай, подумал я, съезжу в Комаров, там много знакомых. Не размыкаю ли с ними кручину». Однако напрасно ездил. Хоть бы словечко
кто мне по душе сказал. Все только говорили,
что очень я переменился — ни прежнего-де удальства, ни прежней отваги, ни веселости нисколько
во мне не осталось. Тоски в Комарове прибыло, и там я пробыл всего трое суток.
— Человек я не книжный, — сказал на то Никифор Захарыч, — силы Писания не разумею, а скажу,
что от старых людей слыхал: «Не рыба в рыбах рак, не птица в птицах нетопырь, не зверь
во зверех еж, не муж в мужьях тот,
кем жена владает».
— То же самое и она сейчас мне говорила, — сказал Мокей Данилыч. — А как я один-то жизнь свою свекую?
Кто ж мне на смертном одре глаза закроет?
Кто ж будет ходить за мной
во время болезней? Спору нет,
что будут в моем доме жить Герасим Силыч с племянником, да ведь это все не женская рука. Да и хозяйка в доме нужна будет.
Неточные совпадения
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на
кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде.
Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Скотинин. Я проходил мимо вас. Услышал,
что меня кличут, я и откликнулся. У меня такой обычай:
кто вскрикнет — Скотинин! А я ему: я!
Что вы, братцы, и заправду? Я сам служивал в гвардии и отставлен капралом. Бывало, на съезжей в перекличке как закричат: Тарас Скотинин! А я
во все горло: я!
Стародум(приметя всех смятение).
Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне,
что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный,
кто б он ни был, будет иметь
во мне истинного друга. Поди за
кого хочешь.
— Я не знаю, — отвечал Вронский, — отчего это
во всех Москвичах, разумеется, исключая тех, с
кем говорю, — шутливо вставил он, — есть что-то резкое. Что-то они всё на дыбы становятся, сердятся, как будто всё хотят дать почувствовать что-то…
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу,
кто виноват
во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того,
чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.