Неточные совпадения
— Ни за что на свете
не подам объявления, ни за что на свете
не наведу суда на деревню. Суд наедет,
не одну мою копейку потянет, а миру и без того туго приходится. Лучше ж я как-нибудь, с Божьей помощью, перебьюсь. Сколочусь по времени с деньжонками, нову токарню поставлю. А злодея, что меня обездолил, — суди Бог на
страшном Христовом судилище.
Детство и молодость Никитишна провела в горе, в бедах и
страшной нищете. Казались те беды нескончаемыми, а горе безвыходным. Но никто как Бог, на него одного полагалась сызмальства Никитишна, и
не постыдил Господь надежды ее; послал старость покойную: всеми она любима, всем довольна, добро по силе ежечасно может творить. Чего еще? Доживала старушка век свой в радости, благодарила Бога.
—
Не доходна до Бога молитва за такую! — сурово ответила ей Платонида. — Теперь в аду бесы пляшут, радуются… Видала на иконе
Страшного суда, какое мученье за твой грех уготовано?.. Видала?.. Слушай: «
Не еже зде мучитися люто, но о́на вечна мука страшна есть и самим бесом трепетна…» Готовят тебе крюки каленые!..
Оправясь от болезни, Матренушка твердо решилась исполнить данный обет. Верила, что этим только обетом избавилась она от
страшных мук, от грозившей смерти, от адских мучений, которые так щедро сулила ей мать Платонида. Чтение Книги о старчестве, патериков и Лимонаря окончательно утвердили ее в решимости посвятить себя Богу и суровыми подвигами иночества умилосердить прогневанного ее грехопадением Господа… Ад и муки его
не выходили из ее памяти…
В лесах работают только по зимам. Летней порой в дикую глушь редко кто заглядывает.
Не то что дорог, даже мало-мальских торных тропинок там вовсе почти нет; зато много мест непроходимых… Гниющего валежника пропасть, да кроме того, то и дело попадаются обширные глубокие болота, а местами трясины с окнами, вадьями и чарусами… Это
страшные, погибельные места для небывалого человека. Кто от роду впервой попал в неведомые лесные дебри — берегись — гляди в оба!..
Бежать от
страшного места, бежать скорей, без оглядки, если
не хочешь верной погибели…
— А как же, — отвечал Артемий. — Есть клады, самим Господом положенные, — те даются человеку, кого Бог благословит… А где, в котором месте, те Божьи клады положены, никому
не ведомо. Кому Господь захочет богатство даровать, тому тайну свою и откроет. А иные клады людьми положены, и к ним приставлена темная сила. Об этих кладах записи есть: там прописано, где клад зарыт, каким видом является и каким зароком положен… Эти клады
страшные…
В самый смертный час подозвала мать Назарета Веру Иевлевну, велела ей вынуть из подголовка ключ от подземелья и взяла с нее зарок со
страшным заклятьем самой туда ходить, но других никого
не пускать.
Ах, увы, беда,
Приходит чреда,
Не вем, когда
Отсель возьмут куда…
Боюся
Страшного суда,
И где явлюся я тогда?..
О, смерте! Нет от тя обороны —
И у царей отъемлешь ты короны,
Со архиереи и вельможи
не медлишь,
Даров и посулов
не приемлешь;
Скоро и мою ты хощешь душу взяти
И на
Страшный суд Богу отдати.
Девка — чужая добыча:
не я, так другой бы…» Но, как ни утешал себя Алексей, все-таки страхом подергивало его сердце при мысли: «А как Настасья да расскажет отцу с матерью?..» Вспоминались ему тревожные сны:
страшный образ гневного Патапа Максимыча с засученными рукавами и тяжелой дубиной в руках, вспоминались и грозные речи его: «Жилы вытяну, ремней из спины накрою!..» Жмурит глаза Алексей, и мерещится ему сверкающий нож в руках Патапа, слышится вой ватаги работников, ринувшихся по приказу хозяина…
— «…первее: еже Святые Троица милости, егда предстанем
страшному судищу, да
не узрит, — продолжала Манефа, смотря в упор на Патапа Максимыча, — второе же: да отпадет таковой христианския части, яко же Иуда от дванадесятого числа апостол; к сему же и клятву да приимет святых и богоносных отец».
Родом будучи дальняя, живучи безысходно в обители,
не слыхала Таня, какие речи в миру ведутся про Егориху, а
страшных рассказов от обительских стариц вдоволь наслушалась.
— Еще солнышко-то
не село, говорите вы, матушка? — спрашивал Никанору ронжинский парень ростом в косую сажень, с красным лицом и со
страшными кулачищами. Очень подмывало его в погоню скакать. Хоть отбить
не отобьют, по крайности можно будет подраться, потешиться.
— Зря ты, Клим Иванович, ежа предо мной изображаешь, — иголочки твои
не страшные, не колют. И напрасно ты возжигаешь огонь разума в сердце твоем, — сердце у тебя не горит, а — сохнет. Затрепал ты себя — анализами, что ли, не знаю уж чем! Но вот что я знаю: критически мыслящая личность Дмитрия Писарева, давно уже лишняя в жизни, вышла из моды, — критика выродилась в навязчивую привычку ума и — только.
Наш катер вставал на дыбы, бил носом о воду, загребал ее, как ковшом, и разбрасывал по сторонам с брызгами и пеной. Мы-таки перегнали, хотя и рисковали если не перевернуться совсем, так черпнуть порядком. А последнее чуть ли
не страшнее было первого для барона: чем было бы тогда потчевать испанок, если б в мороженое или конфекты вкатилась соленая вода?
Неточные совпадения
Не глянул, как ни пробовал, // Какие рожи
страшные // Ни корчил мужичок: // — Свернула мне медведица // Маненичко скулу! — // «А ты с другой померяйся, // Подставь ей щеку правую — // Поправит…» — Посмеялися, // Однако поднесли.
—
Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу
страшную // Поднять-то поднял он, // Да в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его //
Не слезы — кровь течет! //
Не знаю,
не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Сам слышу — тяга
страшная, // Да
не хотелось пятиться.
Ионы Козыря
не было в Глупове, когда отца его постигла
страшная катастрофа.
К сожалению, летописцы
не предвидели
страшного распространения этого зла в будущем, а потому,
не обращая должного внимания на происходившие перед ними факты, заносили их в свои тетрадки с прискорбною краткостью.