Неточные совпадения
Все соглашались с ним, но никто не хотел ничего делать. Слава богу, отцы и деды жили,
чего же им иначить? Конечно, подъезд к реке надо
бы вымостить, это уж верно, — ну, да как-нибудь…
—
Что же, будем строиться, — согласился Галактион. — Мы проезжали мимо Суслона. Место подходящее… А только я
бы лучше на устье Ключевой поставил мельницу.
— А для кого я хлопотал-то, дерево ты стоеросовое?.. Ты
что должен сделать, идол каменный? В ноги мне должен кланяться, потому как я тебе судьбу устраиваю. Ты вот считаешь себя умником, а для меня ты вроде дурака… Да. Ты
бы хоть спросил, какая невеста-то?.. Ах, бесчувственный ты истукан!
— А еще то, родитель,
что ту же
бы девушку взять да самому, так оно, пожалуй, и лучше
бы было. Это я так, к слову… А вообще Серафима Харитоновна девица вполне правильная.
— Она не посмотрела
бы,
что такие лбы выросли… Да!.. — выкрикивал старик, хотя сыновья и не думали спорить. — Ведь мы так же поженились, да прожили век не хуже других.
— Это, голубчик, гениальнейший человек, и другого такого нет, не было и не будет. Да… Положим, он сейчас ничего не имеет и бриллианты поддельные, но я отдал
бы ему все,
что имею. Стабровский тоже хорош, только это уж другое: тех же щей, да пожиже клей. Они там, в Сибири, большие дела обделывали.
Если
бы все те, которые теперь судили и пересуживали его крупчатку, могли видеть,
что он думал!
Он прикинул еще раньше центральное положение, какое занимал Суслон в бассейне Ключевой, — со всех сторон близко, и хлеб сам придет. Было
бы кому покупать. Этак, пожалуй, и Заполью плохо придется. Мысль о повороте торжка сильно волновала Михея Зотыча, потому
что в этом заключалась смерть запольским толстосумам: копеечка с пуда подешевле от провоза — и конец. Вот этого-то он и не сказал тогда старику Луковникову.
—
Что же тут мудреного? Харитину как увидят, так и влюбятся. Уж такая уродилась… Она у меня сколько женихов отбила. И ты тоже женился
бы на ней, если
бы не отец.
Другая жена допыталась
бы, в
чем дело, и не успокоилась
бы, пока не вызнала
бы всего.
— Как к
чему?.. Ах ты, глупый! Посмотрел
бы ты, как все устроено у Стабровских… Мне и во сне не видать такой роскоши.
Что стоит им, миллионерам…
— Это ваше счастие… да… Вот вы теперь будете рвать по частям, потому
что боитесь влопаться, а тогда, то есть если
бы были выучены, начали
бы глотать большими кусками, как этот ваш Мышников… Я знаю несколько таких полированных купчиков, и все на одну колодку… да. Хоть ты его в семи водах мой, а этой вашей купеческой жадности не отмыть.
Судьба Устеньки быстро устроилась, — так быстро,
что все казалось ей каким-то сном. И долго впоследствии она не могла отделаться от этого чувства. А
что, если б Стабровский не захотел приехать к ним первым? если
бы отец вдруг заупрямился? если
бы соборный протопоп начал отговаривать папу? если
бы она сама, Устенька, не понравилась с первого раза чопорной английской гувернантке мисс Дудль? Да мало ли
что могло быть, а предвидеть все мелочи и случайности невозможно.
Перебирая в уме, кто
бы мог наплесть жене разные сплетни, Галактион решил,
что это была тихоня Агния, и возненавидел ее.
Как
бы он удивился, если б узнал,
что писала сама Харитина!
— Вам-то какая забота припала? — накидывалась Анфуса Гавриловна на непрошенных заступниц. — Лучше
бы за собой-то смотрели… Только и знаете,
что хвостами вертите. Вот я сдеру шляпки-то, да как примусь обихаживать.
— Ну, квартирку-то могли
бы и получше найти, — как ни в
чем не бывало, советовала Харитина, оглядывая комнаты. — Ты-то
чего смотрела, Сима?
Она его ни в
чем не обвиняла, он ни в
чем не оправдывался, да и трудно было
бы оправдываться.
Стала
бы плакать, ругаться, убежала
бы из дому, наконец ударила
бы чем ни попадя и все-таки не стала
бы опалы тянуть.
Как это ни странно, но до известной степени Полуянов был прав. Да, он принимал благодарности, а
что было
бы, если б он все правонарушения и казусы выводил на свежую воду? Ведь за каждым что-нибудь было, а он все прикрывал и не выносил сору из избы. Взять хоть ту же скоропостижную девку, которая лежит у попа на погребе: она из Кунары, и есть подозрение,
что это работа Лиодорки Малыгина и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так,
что ни папы, ни мамы не скажут.
—
Что поделаешь? Забыл, — каялся Полуянов. — Ну, молите бога за Харитину, а то ободрал
бы я вас всех, как липку. Даже вот
бы как ободрал,
что и кожу
бы с себя сняли.
— За
что? О господи, за
что?.. Ах, все это проклятый суслонский поп наделал!.. Только
бы мне освободиться отсюда, уж я
бы задал перцу проклятому попу!
—
Что тут обсуждать, когда я все равно ничего не понимаю? Такую дуру вырастили тятенька с маменькой… А знаешь
что? Я проживу не хуже,
чем теперь… да. Будут у меня руки целовать, только
бы я жила попрежнему. Это уж не Мышников сделает, нет… А знаешь, кто?
Галактион понимал только одно,
что не сегодня-завтра все конкурсные плутни выплывут на свежую воду и
что нужно убираться отсюда подобру-поздорову. Штоффу он начинал не доверять. Очень уж хитер немец. Вот только
бы банк поскорее открыли. Хлопоты по утверждению банковского устава вел в Петербурге Ечкин и писал,
что все идет отлично.
— Ведь я младенец сравнительно с другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в грудь. — Ну, брал… ну,
что же из этого? Ведь по грошам брал, и даже стыдно вспоминать, а кругом воровали на сотни тысяч. Ах, если б я только мог рассказать все!.. И все они правы, а я вот сижу. Да это
что… Моя песня спета. Будет, поцарствовал. Одного
бы только желал, чтобы меня выпустили на свободу всего на одну неделю: первым делом убил
бы попа Макара, а вторым — Мышникова. Рядом
бы и положил обоих.
— Э, деньги одинаковы! Только
бы нажить. Ведь много ли мне нужно, Галактион Михеич? Я да жена — и все тут. А без дела обидно сидеть, потому как чувствую призвание. А деньги будут, можно и на церковь пожертвовать и слепую богадельню устроить, мало ли
что!
— Случайно узнал, папаша,
что вы больны. Отчего вы мне ничего не написали? Я сейчас же приехал
бы…
Какое-то странное волнение охватило Галактиона, точно он боялся чего-то не довезти и потерять дорогой. А потом эта очищающая жажда высказаться, выложить всю душу… Ему сделалось даже страшно при мысли,
что отец мог вдруг умереть, и он остался
бы навсегда с тяжестью на душе.
—
Что же, я и уйду, — согласился Харитон Артемьич. — Тошно мне глядеть-то на всех вас. Разорвал
бы, кажется, всех. Наградил господь.
Что я тебе по-настоящему-то должен сказать, Галактион? Какие-такие слова я должон выговаривать? Да я…
— Молода ты, Харитина, — с подавленною тоской повторял Полуянов, с отеческой нежностью глядя на жену. — Какой я тебе муж был? Так, одно зверство. Если
бы тебе настоящего мужа… Ну, да
что об этом говорить! Вот останешься одна, так тогда устраивайся уж по-новому.
— А вот и пустит. И еще спасибо скажет, потому выйдет так,
что я-то кругом чиста. Мало ли
что про вдову наболтают, только ленивый не скажет. Ну, а тут я сама объявлюсь, — ежели
бы была виновата, так не пошла
бы к твоей мамыньке. Так я говорю?.. Всем будет хорошо… Да еще
что, подошлем к мамыньке сперва Серафиму. Еще того лучше будет… И ей будет лучше: как будто промежду нас ничего и не было… Поняла теперь?
— Не понимаешь? Для других я лишенный прав и особенных преимуществ, а для тебя муж… да. Другие-то теперь радуются,
что Полуянова лишили всего, а сами-то еще хуже Полуянова… Если
бы не этот проклятый поп, так я
бы им показал. Да еще погоди, доберусь!.. Конечно, меня сошлют, а я их оттуда добывать буду… хха! Они сейчас радуются, а потом я их всех подберу.
— Дело вот в
чем, Галактион Михеич… Гм… Видите ли, нам приходится бороться главным образом с Прохоровым… да. И мне хотелось
бы, чтобы вы отправились к нему и повели необходимые переговоры. Понимаете, мне самому это сделать неудобно, а вы посторонний человек. Необходимые инструкции я вам дам, и остается только выдержать характер. Все дело в характере.
Подходя к дому, Галактион удивился,
что все комнаты освещены. Гости у них почти не бывали. Кто
бы такой мог быть? Оказалось,
что приехал суслонский писарь Замараев.
Да, нехорошо. А все оттого,
что приходится служить богатым людям. То ли
бы дело, если
бы завести хоть один пароходик, — всем польза и никто не в обиде.
В другой раз Анфуса Гавриловна отвела
бы душеньку и побранила
бы и дочерей и зятьев, да опять и нельзя: Полуянова ругать — битого бить, Галактиона — дочери досадить, Харитину — с непокрытой головы волосы драть, сына Лиодора — себя изводить. Болело материнское сердце день и ночь, а взять не с кого. Вот и сейчас, налетела Харитина незнамо зачем и сидит, как зачумленная. Только и радости,
что суслонский писарь, который все-таки разные слова разговаривает и всем старается угодить.
Между тем Прасковья Ивановна решительно ничего не делала такого,
что говорило
бы о желании поработить его и, говоря вульгарно, забрать под башмак.
Замараевы не знали, как им и принять дорогого гостя, где его посадить и
чем угостить. Замараев даже пожалел про себя,
что тятенька ничего не пьет, а то он угостил
бы его такою деревенскою настойкой по рецепту попа Макара,
что с двух рюмок заходили
бы в башке столбы.
По-настоящему-то как
бы следовало сделать: повесить замочек на всю эту музыку — и конец тому делу, да лиха беда,
что я не один — компаньоны не дозволят.
— Н-но-о?!. И
что такое только будет… Как
бы только Михей Зотыч не выворотился… До него успевать буду уж как-нибудь, а то всю музыку испортит. Ах, Галактион Михеич, отец ты наш!.. Да мы для тебя ничего не пожалеем!
— Нет, как он всех обошел… И даже не скрывается,
что в газеты пишет. Другой
бы посовестился, а он только смеется. Настоящий змей… А тятенька Харитон Артемьич за него же и на всю улицу кричит: «Катай их, подлецов, в хвост и гриву!» Тятенька весьма озлоблены. Даже как будто иногда из разума выступают. Всех ругательски ругают.
В виде предисловия разбирались отношения Прасковьи Ивановны к ее сладкому братцу,
что будто
бы послужило причиной мертвого бубновского запоя, затем подробно излагались ее ухаживания за Мышниковым, роман с Галактионом и делались некоторые предположения относительно будущего.
— Бога мне, дураку, не замолить за Галактиона Михеича, — повторял Вахрушка, задыхаясь от рабьего усердия. —
Что я такое был?.. Никчемный человек, червь, а тетерь… Ведь уродятся же такие человеки, как Галактион Михеич! Глазом глянет — человек и сделался человеком… Ежели
бы поп Макар поглядел теперь на меня. Х-ха!.. Ах, какое дело, какое дело!
Вахрушка через прислугу, конечно, знал,
что у Галактиона в дому «неладно» и
что Серафима Харитоновна пьет запоем, и по-своему жалел его. Этакому-то человеку жить
бы да жить надо, а тут дома, как в нетопленой печи. Ах, нехорошо! Вот ежели
бы Харитина Харитоновна, так та
бы повернула все единым духом. Хороша бабочка, всем взяла, а тоже живет ни к шубе рукав. Дальше Вахрушка угнетенно вздыхал и отмахивался рукой, точно отгонял муху.
— Заметьте,
что раньше мы могли сойтись на более выгодных для вас условиях, — заметил Стабровский на прощанье. — А затем, я сейчас мог
бы предложить вам еще более тяжелые… Но это не в моих правилах, и я никому не желаю зла.
— Нет, вы меня выслушайте… Допустим,
что духовная была
бы правильно составлена — третий свидетель и прочее… Хорошо… Вы предъявляете духовную, ее утверждают, а деньги получили
бы ваши кредиторы. Ведь у вас векселей, слава богу, выдано достаточно.
— Ох, плохо будет, сватушка, всем плохо!.. Ведь можно было
бы жить, и еще как можно, если
бы все не набросились строить мельницы. По Ключевой-то теперь стоном стон стоит… Так и рвут, так и рвут.
Что только и будет!..
—
Что же вы мне не писали раньше? Я устроил
бы все вперед.
Встреча с отцом вышла самая неудобная, и Галактион потом пожалел,
что ничего не сделал для отца. Он говорил со стариком не как сын, а как член банковского правления, и старик этого не хотел понять. Да и можно
бы все устроить, если
бы не Мышников, — у Галактиона с последним оставались попрежнему натянутые отношения. Для очищения совести Галактион отправился к Стабровскому, чтобы переговорить с ним на дому. Как на грех, Стабровский куда-то уехал. Галактиона приняла Устенька.
Часто, глядя из окна на улицу, Устенька приходила в ужас от одной мысли,
что, не будь Стабровского, она так и осталась
бы глупою купеческою дочерью, все интересы которой сосредоточиваются на нарядах и глупых провинциальных удовольствиях.